Тотти радовало, что у него больше нету нужды в наркотиках. Он снова взаимодействовал с людьми, снова был переполнен вдохновением для книг и стихов. Но огонь был недалёк от дурмана, ведь когда писатель залёг на дно, и был не способен продолжать свои "дымные" делишки, желание писать постепенно начало улетучиваться. Апатия и раздражённость вновь стали заполнять того.
Пиро-поэт выдвинулся на поиски нового дома для столь возлюбленного им пламени.
Тотти продолжал добавлять жгучести в своё произведение. Он представлял себя на месте читателя, и как читатель понимал - истории нужна жестокость. Писатель выждал некоторое время, когда люд позабудет о пожаре, после чего окончательно выбрал лесной лагерь на севере своей целью. Приближаясь к нему и любуясь берёзками, листья которых напоминали Тотти слёзы, поэта настигнуло вдохновение. Последний его стих был сочинён ещё давно, при первой встрече с Эдуардо, и в данный момент повествования он стремился исправить это. Стих получился довольно большим. Может, даже чересчур большим.
Сейне накинул на себя балахон и кольчугу, выбрав курс на близ лежащий лагерь. "Яростное Пламя" медленными шагами, словно распространяющиеся по земле языки пламени, приближалось к пристанищу Лунного Сияния.
Тотти засомневался. Он хотел поджигать, и никак не мог укротить это желание - да и не очень этого хотел, но человечность его никуда не делась. Писатель на протяжении месяца путешествовал по всему материку, пытаясь выбрать новую цель для поджога, и при этом такую, которую не будет жаль ни ему, ни окружающим. Именно поэтому Сейне не лез в города. Обнаружив близ тайги странный домик, Тотти решил - именно он будет принесён в жертву столь любимому огню.
Но вот что делать, когда этот дом обуглится? Вновь искать подходящий объект? Не вариант. Здравый смысл взял верх, и писатель пообещал себе - после сего поджога он станет действовать менее активно. Поджечь мусор, сноп сена, пару деревьев в конце концов - но никак не жилые дома или палатки.
К сожалению, гарант из Тотти ужасный.
Тотти отправился на своё последнее дело. С двумя "но". Первое - это было последнее дело связанное с поджогом людского имущества, а второе - Тотти сам не был уверен в том, что прекратит свои шалости. И всё это почти не волновало писателя, ведь сейчас в его голове была лишь одна мысль - жечь, полыхать,сиять. Спиртное заканчивалось, поэтому пришлось пускать в ход лампу и масло которое было в ней. Поэт надеялся устроить огонь изнутри, но двери не поддавались. Бросив лампу на землю, остфарец с фанатизмом наблюдал за распространяющимся огнём, параллельно сочиняя стих. Оставив тот рядом со своим горящим "детищем", Тотти покинул место преступления.
И лишь оказавшись вдали от обугленного дома, Сейне осознал - он допустил в стихе ошибку. Но случайно ли?
Тотти оказался на "маленькой родине". Иоэль привёл поэта к Родрику Толхарту - давнему знакомому де ла Фуэнте из Филома. Позже, объявились и другие остфарцы, что знатно подняло уровень патриотизма в душе писателя. Впрочем, просто разговаривать о жизни они не могли, ведь задача на данный момент заключалась в возведении лагеря, а в будущем - полноценного града. Сейне взялся за топор, постепенно вдаряя по сосне и думая - вот оно, счастье. Не полный дартадцев Хенкельберг, не забитая дворянами Вест-Глория и не опустевший за последнее время Археград.
Перед глазами поэта уже предстал образ процветающего города северян, в котором он бы, само собой, занимал важную руководящую должность.
Текст, который ранее красовался на одной из сторон листа бумаги, теперь был полностью заляпан чернилами, словно намеренно.
Очередной лист, который ранее являлся "почвой" для рукописи, был запачкан. Впрочем, с трудом можно обнаружить упоминания имён Джулиус, Тотти и Арво.
Тотти вновь осознал, почему однажды называл себя "мужчиной честной судьбы". Эстшор должен был стать спасением для тонущего поэта, но чего-то не хватало. Сейне почти не выходил из своей комнаты, всё пытаясь выдавить из себя новый стих или рукопись, пока еда постепенно заканчивалась, а толщина снега на улице лишь увеличивалась. Тотти принял отчаянное решение. Он отправился в "сердце" Заокеанья - Хенкельберг, где решился повесить объявление рядом с трактиром.
Действие, близкое до творческого суицида, обернулось для писателя удачей. Он обнаружил другого ценителя искусства - Маркуса, которого явно заинтересовали писания остфарца, как и его личность.
Тотти вышел на улицу, где перед ним предстала толпа народу, слушающая речь Родрика. Подойдя поближе, писатель узнал, что из темницы донжона сбежала парочка аморалов, которых теперь требовалось поймать. Понимая, к чему всё идёт, Сейне согласился натянуть на себя доспех, после чего вместе с товарищами и девушкой Джул отправился искать преступников.
Остальная часть текста зачёркнута и заляпана, а в угле листа виднеется надпись — "Хандра!"
На листе бумаги едва-заметны маленькие буквы: "Дописать когда появятся силы!"
Тотти переполняли эмоции. Он снова облачил себя в тяжеленный доспех, положил в правую руку меч и собирался седлать коня. Писатель вновь направлялся в Мархию. Семейство Эссаров мельтешилось вокруг, а младшая дочь Дэвана запрягала скакунов. Бум. Тяжёлой поступью, с лязгом метала по земле шагает он. Те эмоции, что всё это время копились в Тотти вырвались наружу, словно радость ребёнка при виде вернувшегося с войны отца, когда он увидел те самые светлые усы и козлиную бородку.
Тотти понимал — так дело идти не может. Перо вываливалось из рук, творческий кризис становился всё сильнее. Он направился в лес, в надежде хоть как-то уединится и выдавить из себя пару строк. Но там, где Сейне ожидал увидеть пышные деревья и диких зверей, его встретило огромное поместье. Тогда-то писатель и понял — вот его вдохновение. Поэт ещё после побега с Филома убеждал себя, что крестьяне, как и аристократы — люди, поэтому, вторые не должны закрываться от первых. Поэтому, пышный дворец, спрятанный от людских глаз и закрытый огромным забором вызвал у Тотти неподдельный гнев. По воле судьбы он встретил Розеля, и тогда лишь пуще убедился, что надо браться за дело.
Вот он — звёздный час. Писатель, словно оперный актёр, выходит на публику. Вместе с двумя другими выступающими он пробирается сквозь тёмное закулисье, подготавливая реквизит. Пару движений там, пару движений здесь — толпа замерла в ожидании. Тотти, Розель и Вивиен делают глубокий вдох, после чего занавес раскрывается, а в глаза начинает бить яркий свет. Только вот свет исходил от всей залы, в том числе — от зрительских сидений. Огонь охватил помещение, дым резким ударом попал в ноздри, а бьющие в окна лучи рассвета намекали, что выступление закончено. Лишь финальный пейзаж горящего поместья вновь раскрыл глаза поэту, дав понять, почему он творит. Коли раньше перо выскальзывало из пальцев, сейчас — Тотти самого тянуло к нему. Возможно, из-за того, что он хотел побыстрее оказаться вне зоны риска.