ПРОЛОГ
Зазывала, Паяс и Поэт.
Зазывала
Выступление — дело не из лёгких,
Труппа — пилигримы обездолённые́,
Зачем же тратить воздух лёгких,
На игры столь скучные и авантюрные́?
Возьми же дарлинг, сочини рассказ
Вцепись ты в душу строкою в раз,
А тонкость, глубина, философии туфта —
Ты сам-то, думаешь, кому-то, суета эта нужна?
Паяс
Средь них — сплошной салат из овощей,
Один тупой, второй старой, третий, может, и умней;
А выступление — заправка, то на пиве, то на квасе
Весь этот сброд, да за ру́чку — на благо кассе.
Будь ты гений, будь ты остр, будь ты туп —
Не интересен людям твой ходячий труп.
Поэт
Разве деньги душу греют?
Разве из-за дарлингов умы людские тлеют?
Пишу я не о том, что вижу наяву,
О том, что ждёт вашу́ судьбу.
Вспомните же молодость — быструю, сильную,
Как плясал ваш ум, слыша́ загадку милую!
Не землекоп я, чтоб поставлять люду́ навоз,
При мне — на смекалку будет спрос!
Зазывала
Смекалка всякому поможет,
Только ведь, и труппе карман гложет;
Будь как будет, поэт — пиши, перо — летай,
Но славы вряд-ли сыщет наш актёрский край.
Игра твоя — риск, подобно танцу смерти,
Да проигрыш в нём — участь хуже плети.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Хобсбург, окрестности Асэля.
Мать и Глас.
С самого начала жизни, на сцене Гласа игралась трагедия. Его матери всего семнадцать зим от роду, и она была весьма подло лишена достоинства, не только из-за того что завела роман с мужчиной до свадьбы, а и потому-что тот вступил с ней в более, чем интимную связь, после чего — скрылся. От подобного горя и, очевидно, не завидного будущего, девушка принялась топить сына — так будет лучше и ей, и ему. Но как только ребёнок продержался под водой больше десятка секунд, мать выдернула его, начав слёзно укачивать и напевать песни. Как бы ни было удивительно, а биполярность ключевой фигуры спасла всю постановку. Впрочем, зависит от угла, с которого посмотреть, ведь ребёнка нужно было кормить и держать в тепле, а семья уже не примет загулявшую дочь. Выбор был небогат — пришлось добираться до центра Ханделинс-Хирта, питаясь подачками и крошками от торговых караванов. План матери Гласа выявился весьма тривиальный — если хуже уже не будет, значит и стыда быть не должно. Пока сын грелся у костров и тёплых стен домов, женщина, чьё имя он так и не узнал, развлекала путников и мужичьё, которое имеет увесистые кошели. Терять ей уже нечего, а заработанные трудом, хоть и грязные, деньги, помогут ребёнку выжить. Тем более, возраст и весьма приятная внешность позволяли матери Гласа находить более “именитых” покупателей её тела.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
В родовом поместье.
Мать, Глас, безымянные дети и соседи.
И так — до семилетия маленького хобса. Красота с возрастом растворялась, как и те, кто был готов отдавать за женщину хорошие деньги. А малолетний ребёнок, наблюдая за матерью, её уходами и состоянием, даже несмотря на возраст, прекрасно понимал чем занимается его мать, лишь с одним отличием — он не видел в этом что-то плохое. Как для большинства детей работа их родителей в страже и госпиталях является приемлемой и обыденной вещью, так было и с Гласом. Вытекающее из этого — извечные издёвки от других детей, с которыми, на удивление, дитя пыталось установить контакт. И именно этот контакт сформировал будущую личность хобса, благодаря одному лишь излюбленному развлечению детей — игре в рыцарей, купцов и героев. Подобная игра в роли помогала избегать гнёта сверстников, ведь ты — не сын куртизанки (как бы грубо это не звучало), а благородный воин, спасающий друзей от злого дракона, или же, наоборот — тот самый злой дракон, вымещающий свой гнев и силу на других. Из-за своеобразного “эскапизма”, даже в столь малом возрасте он прекрасно вживался в роли — ведь искренне, детски верил в своих персонажей.
Он жил в крайне скромном, ветхом помещении, ночуя с матерью в обнимку, но покуда не мёрз под снегом — был рад. Гнилые доски едва трещали от каждого шага по ним, окно закрывалось лишь с невероятными усилиями, а из соседних комнат то и дело доносились крики, плач, ругань и прочие звуковые декорации. Глас, однажды, примерив на себе роль эдакого “стража порядка”, принялся стучать в двери соседей, желая их угомонить. В конце же сцены, герой получил синяк под глазом, несколько ран и ушибы от падений — можно сказать, обошёлся малыми потерями. Мать была напугана, хоть и без возможности что-либо с этим поделать, а сын наоборот был доволен, ведь раны и ушибы — это доказательство его мужества и храбрости.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
На улицах Асэля.
Мать, Глас и молодая труппа.
Детству свойственно пролетать, словно мгновенье. В условиях театрального выступления — это мгновение длится ещё меньше. Декорации практически не менялись, актёры оставались всё те же, но главная фигура росла и крепчала. Характер, как в по-настоящему хороших пьесах, постепенно менялся, но оставлял предпосылки к прошлому. Детские игры стали неактуальны, а смена ролей всё также осталась — но стала более скрытой, проявляясь в постоянной неопределённости персонажа. Он стремился быть работягой-строителем, зарабатывающим на жизнь бедной семьи (единственная роль, в которой он достиг успеха), воином (но не сумел поступить в должную академию), купцом (смог перепродать несколько приобретённых безделушек; не сумел стать полноценным торговцем из-за отсутствия грамоты), а также — шутом. На этот момент ему уже исполнилось семнадцать, а мать прекратила работать — слегла в кровать, то-ли на пенсию, то-ли от хвори. Избегая тайн перед зрителем: Глас закрыл свою память от дальнейших событий, связанных с матерью, обманув самого себя. Мать кашляла, проявляла симптомы болезни, да только юноша не желал видеть единственную близкую фигуру в подобном беспомощном, жалком состоянии. Для него она просто получила заслуженный отдых.
Развивая свою сюжетную арку шута, уже практически не появляясь в дому, хобс, наряжаясь в смешные и ироничные костюмы, выступал перед крестьянами и мещанами, выставляя себя беспомощным, доступным для глумления — но от того искренне смешным. Помимо той самой игры ролей, это вновь позволяло убежать от детских травм, закрываясь за слоем самообмана и самоиронии. И здесь — переломный момент. Практически роковая встреча. Группа подобных ему, но уже не шутов, а актёров, заехала в город, увидев малое выступление Гласа, тут же попытались взять его с собой, а тот — даже не сопротивлялся.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Во множестве трактиров.
Глас и молодая труппа.
Говоря подробнее о странствующей труппе — те, на тот момент, были ещё совсем аматорами. Не обладая полноценным наставником и покровителем, они скитались по городам и поселениям, в поисках указанных выше двух личностей, а также талантливых участников. Бодрый, закрывающий глаза на беды и невзгоды и, при этом всём, способный Глас, был идеальным кандидатом — но всё равно не решал вопроса с деньгами. Труппа, в которую хобс “вписался”, словно потерянная деталь в механизм, выступала в небольших трактирах, зарабатывая на пожертвованиях от пьяниц. Разжёвывая, говоря подробнее — духовенство и власти не приветствовали подобные “развлечения для бедных”, точно также, как и не жаловали соответствующие “бодрые” и не классические инструменты, как, например, лютня. Особо яростные последователи слова Флоренда, порой, даже грозились актёрам, но кочевой образ жизни труппы помогал им оставаться целыми. Хотя-бы некоторое время.
Говоря о самом Гласе, его с детства развивающиеся навыки актёрства давали о себе знать. Умения приходилось развивать на ходу, во время выступлений, путём горького опыта, проб, и ошибок, но, возможно, это было даже лучше, чем теория (которой, впрочем, всё равно не было). За умение ловко переключаться между ролями, а порой — менять не только характер, а даже образ, голос и манеру речи, Гласа искренне любили. Он не вживался в роль, а буквально становился персонажем, получая от этого всё такое же детское наслаждение.
Здесь идёт очередная смена декораций и действующих лиц.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Роковой трактир.
Глас, молодая труппа и её новый участник, джентльмен-слуга.
Актёры очень любили смотреть в глаза своих зрителей-пьяниц. Кто-то описывал это поэтично, видя в этом связь с людьми, попытки нырнуть в их душу, *здесь — множество эпитетов и красивых описаний*. Более меркантильные (и, заодно, близкие к реальности) члены труппы видели в глазах заинтересованность или безразличие. Одного, особенно “горящего” глазами, и на удивление прилично одетого для подобной забегаловки джентльмена, удалось запечатлеть Гласу. И, судя по всему, прорицание и чуйка его не подвели, ведь уже на следующем выступлении они вновь увидели его, но на этот раз — с предложением. Леди, обладающая дворянским титулом и особняком за пределами города, желала заказать выступление труппы у себя в доме. Мужчина, явно испытывающий к ней крайнее уважение, а может — даже любовь, пообещал парням едва ли не горы золота. Услышавший это зевака, наблюдавший за выступлением актёров, вскоре подошёл к ним, пожелав стать членом группы — даже если будет получать самые крохи. В нём, если вновь говорить о глазах, виднелась не жажда денег, а скорее любопытство, попытка понять мастерство “шутов”, вечно меняющих роли. Очевидно нуждаясь в руках для столь важного выступления, те с радостью приняли его. Тема для пьессы была чересчур нетипичной и фантастической, и хоть некоторые и выражали недовольство, желание наконец-то добиться статуса, денег и локальной славы перекрывало все “но”.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Мистический особняк.
Глас, молодая труппа, Этайн.
Преимущественно юноши добирались по тёмным трактам к месту их выступления, держа на спинах множественные рукодельные декорации для выступления (некоторые из них, на удивление, даже были заказаны у мастеров, для столь важного момента в жизни труппы). Новенький постоянно оглядывался и шарахался, когда перед группой предстало грозное сооружение, совмещающее в себе чёрный камень, доски и огни, в свету которых были видны дорогие, украшенные окна из красного стекла. На входе, Глас подметил маленький рисунок, выцарапанный на доске, демонстрирующий перечёркнутый чеснок, отчего невольно продемонстрировал улыбку. Внутри актёров ждали жуткие, готические и местами гротескные украшения, слуги, и заранее подготовленный зал. Всё тот же новенький член труппы то и дело предпринимал попытки сбежать, но не мог понять, как открыть окно.
Репетиция, расстановка декораций, постепенно нарастающий шум дождя на улице. Когда все были готовы, в зал наконец-то вошла высокая, стройная и худая дама. Накрашенные губы, бледное лицо, элегантное красное платье и длинные чёрные волосы с лёгкостью ввели бы, по большей части, дворовых парней в ступор от красоты. Она поприветствовала актёров и осторожно села за удобное кресло, когда слуга поднёс бокал, в который налил ярко-алое вино. Всё устройство дома кричало о помешательстве Этайн, хозяйки особняка, на вампирской теме, граничащей с безумием. Таковой была и тема спектакля — о любви вампирши к юноше, её запретности и невозможности, и последующей смерти героя. Главная роль досталась Гласу, а в качестве девы-вампира выступила единственная на всю труппу девушка.
Глас сыграл блистательно. Порой импровизируя, он выступил в качестве юноши, который столь яростно добивался уже мёртвого сердца госпожи-вампира, что и сам стал помешанным, стоящим на грани безумия — пока его любовь лишь подталкивала эти шаги в направлении бездны. Этайн, поражённая подобной игрой, вызвала Гласа лично в свои покои, от чего среди труппы уже пошли шёпоты о том, какое удовольствие ожидает юного таланта. Когда двое остались наедине, дева обхватила хобса за талию, сблизилась и открыла рот, стремясь к его шее.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЁРТОЕ
Покидая особняк.
Глас и молодая труппа.
Глас покинул покои с искренним смущением и увесистыми мешочками с деньгами в руках. В полной целости и сохранности. В конце-концов, у Этайн даже не было клыков. Того самого новенького, который лишь недавно шарахался от каждого звука, нахлынуло чувство радости, эйфории и бодрости — эмоциональные качели, подобные матери главного актёра всей постановки. Ему досталась незначительная роль слуги, которую он отыграл отойдя от сценария, сочинив собственный сценарий на ходу — но роль от этого вышла даже краше, за что тот получил множество похвал от труппы, которая видела в нём наследника Гласа. Сам же он то и дело реагировал на похвалы по разному — то застенчиво, то со смехом, от радости, то вовсе бросаясь в объятья. Он дошёл и до главной звезды выступления, то и дело допрашивая его о произошедшем в спальне Этайн.
Группа актёров покинула особняк с невероятными для них деньгами, готовясь потратить их как на новые костюмы, так и развлечения.
ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
На улицах Асэля.
Глас и Тёмный попутчик.
Опъянённый столь громогласным успехом, желая отпраздновать как следует, Гласу, с помощью друзей-актёров, удалось кое-как достать наркотический порошок на улицах. Сомнительного качества, неизвестного производства — но без появления стражи на сцене. Хобс, уединившись, использовал пыльцу феи, запустив её себе в нос — и, возможно, даже слишком много. Всё окружение начало менятся, приобретая образы то сцены, то особняка, то даже Этайн, к которой он крайне активно клеился и приставал, желая наконец-то удовлетворить юношеские потребности. Когда невинная девушка, которая находилась за рамками замутнённого разума Гласа позвала на помощь, сознание хобса переменилось. Плохой приход. И приход как наркотический, так и физический, ведь за девушку пришёл заступаться такой же юноша, который пред глазами актёра казался страшным рыцарем в чёрных доспехах, на коне, да с пикой, выше чем сам Глас. Размахивая хлыстом (который являлся оторванной частью платья всё той же девушки), хобс пытался обороняться, испытывая самый настоящий первобытный страх и ужас, после чего перешёл на кулаки. И когда он вырвал злобному рыцарю сердце (вырвав глаз невиновному парню), послышались аплодисменты, свет, радостный свист — и, приняв гордую позу, Глас покланялся, глядя на розы у своих ног.
ДЕЙСТВИЕ ШЕСТОЕ
В сырой темнице.
Глас, стража и Спаситель.
Декорации — на то и декорации, что лишь запутывают восприятие зрителя. Убедительные хлопки и возгласы оказались стальными шагами и криками стражи, а розы — острыми концами их сапогов. Теперь, новоиспечённый талант Асэля сидел в темнице, скрутившись в клубок и пытаясь понять, что с ним происходит и где он находится. Окружение порой менялось с каменной комнаты на сцену, окружённую окрашенными в серый досками. Переступив за границы здравомыслия, Глас рыдал, готовясь к очередному переходу жанра пьессы на трагедию, а в конце — к печальному финалу. Но занавес сцены приоткрылся, когда, словно из тени, объявился неизвестный. Проведя указательным пальцем по губам снизу-вверх, едва задевая нос и намекая: “Молчи”, он голыми руками уничтожил замок двери и, сменив своё обличье, заставляя Гласа думать, что тот всё ещё под наркотическим сумасшествием, схватил юношу за руку и повёл за собой. Прикинувшись длинноволосой брюнеткой, худой и бледной, в элегантном красном платье, он вёл за собой мальчишку, красотой убеждая стражников, что уплатил за него залог, а тех, кто не верил — выводил двумя словами. Когда, практически незаметно для ключевого актёра, декорации сменились на заброшенное помещение, пережитое будто начало повторяться. Снова Этайн, то же платье, и снова приближающийся поцелуй.
…Но на этот раз, настоящий. И слишком глубокий. Глубокий, словно бездна, которая, в свою очередь, глубока, словно впадина на тракте.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
В брошенном лазарете.
Глас, Дитя Малкава, Сир, Спаситель и Новичок из труппы.
Глас широко раскрыл глаза, и, как следует неожиданному пробуждению во время игры, должен был сделать глубокий вдох, подняться и схватиться за сердце. Но вдох вышел тяжёлый, вынужденный и неестественный, а жизненно важный орган, почему-то, словно замер. И это оказалось ничтожно малой проблемой, ведь разум актёра был занят другим — жаждой, голодом. Глас уже не знал, можно ли доверять собственному зрению, но когда пред ним появилась глубокая, золотая чаша с жидкостью внутри, он принялся жадно заливать в себя всё её содержимое. И вновь, отходя от актёрской тайны — чаша, на деле, являлась миской, наполненной Витэ новоиспечённого Сира. Таким образом, он убил сразу двух зайцев — накормил своего птенца и прикрепил на его крылья противовес, который не позволит тому улететь слишком далеко.
Далее идёт действие, играть которое актёры, обычно, не любят. Длинный монолог, объяснения основ новой жизни Гласа и всех её тонкостей. От большинства других, подобных главному герою, историй, их отличал лишь способ подачи: Спаситель актёра расставлял самодельные, кустарные декорации, изображая в качестве человека-жертвы для кормёжки несколько скреплённых досок, а в качестве Элизиума — крысиную нору в стене. Возможно, на этом этапе пьессы стоит раскрыть и вуаль обращения Гласа. Сир, тайком выискивая “кандидата” на улицах Хобсбурга, обычно, цеплялся за яркие черты характера, поведения, или, даже, одежды. Тут-то ему и попался на глаза талантливый, способный к молниеносной смене образов хобс. Решив сблизиться с целью, прощупать почву и тело, он затесался среди труппы в самый удобный момент. Но таланта было недостаточно, зато — было достаточно того, что произошло далее. Увидев ту самую искру, которая явила себя во время наркотического сумасшествия Гласа, тот, пользуясь своими располагающими к скрытности силами, прокрался в темницу, сменил свой облик, да вынес ещё не вылупившееся яйцо в безопасное гнездо.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
В тёмной берлоге.
Глас, Сир и Князь.
Интересно ли зрителю слушать и смотреть на то, как герой занимается тем же, что и остальные? Передвигается по каменным угодьям, собирая и выдавливая красные ягоды, занимаясь чем-то, скорее, не раскрывающим его характер, а подчёркивающим серость и однотонность?
Пройдя через крайне унылую часть сценария, Глас, решив, что никогда не поставит её на сцене, вместе со своим отцом (которого у него не было), направился в нору вечно грызущих, зубастых, живущих в тени существ. Яркий шарф, интересное лицо и торчащие волосы выдавали происхождение вампира. На сцене предстал самодельный, шаткий трон, на котором сидел король с почти-упавшей короной на голове. Совершив поклоны, реверансы, падения и подъёмы перед ним, сопровождая те сладкими речами, хоть и с косым взглядом, но Гласа приняли — а сценка подошла к концу. Поправив одеяния и причёску, со словами: “Простите, господа, но теперь — мне следует направиться в гримёрку”, скрылся в тенях, а после — явился уже в другом облике, кардинально сменив интонацию и манеру речи.
Здесь следует пауза.
РЕМАРКА
О психозах героя.
Глас, дереализация и деперсонализация.
Нотки отклонений виднелись с самого детства Гласа. Заключались они в его постоянной смене ролей и образов, которая от детских игр перешла к чему-то постоянному и неотъемлимому, из-за чего собственное “Я” персонажа затерялось в глубинах такого же затерянного разума. Именно умение менять облики и характеры отлично сказалась на его актёрском мастерстве, но лишь сильнее поспособствовала психозу. И когда опъянённый деньгами, Глас решил опьянить себя наркотиками, во время их действия он наткнулся на крайне неприятное состояние — дереализацию, которая превратила весь окружающий его мир в одну большую сцену. Да настолько сильно это впечаталось в разум актёра, что дереализация так и осталась с ним даже после возвращения в “норму”. Именно поэтому хобс получил “комбо” дереализация-деперсонализация, что лишь усилило желание его Сира к обращению бедолаги.
Получив богатые возможности Затемнения, в купе с лишь усилившимся от крови Малкава безумием, Глас получил арсенал для того, чтобы удовлетворять свой психоз, постоянно меняя сценические образы. При сородичах — он постановщик и актёр Глас, в своём “истинном облике”, при людям же — например, флорский поэт и бард Марсо.
Опять касаясь дереализации и Малкавианского Безумия — ранние видения всего мира как сцены, являющиеся результатом наркотического “прихода”, теперь стали популярными, отчего происходящее вокруг для Гласа является лишь частью постановки, а видения — продолжением сценария. Именно в постановках… Впрочем, стоит сохранить интригу для смотрящего.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
В разъездах по землях Хобсбурга.
Глас, верный конь и другие сородичи.
Получив достаточное представление образа и мотивов Гласа, зритель может принять тот факт, что после поклона перед Князем, дитя Малкава осталось на его землях не на столь долгий период. Имея собственное видение того, что ждёт домен, он поставил всего одну сценку с участием своего Сира, после чего скоропостижно направился далее по землям. Сородичи не любят Малкавиан — то от собственной глупости, то от страха перед будущим, поэтому лишь вздыхают с облегчением, когда подобные им покидают Элизиум и Домен. Впрочем, то-ли в качестве шутки, то-ли от безысходности, Глас как назло оставался в каждом домене на постоянной основе, порой проводя в том до десятка лет. Так, находясь на землях Стиирканда, Малкавианин изобрёл свой любимый наряд для театральных выступлений — чёрный, обтягивающий костюм с белой маской и тремя дырами в ней, отвечающими за глаза и рот. Когда выходец из Асэля собирался поставить особо важную сцену, он наряжал сородичей в него, заставляя играть по сценарию, изображая своё ближайшее будущее — таким, как его видит Глас. Порой, нуждаясь в пище и нахождении среди людей, он менял свой облик, и, собирая “добровольцев” (среди которых были и опъянённые его кровью), тот проводил пьесы уже между смертных, нередко заканчивая их сюжетные линии полным иссушением. В конце концов, жизни более свойственен жанр трагедии, нежели комедии.
Здесь вновь идёт грязный приём, в виде пропуска множества сцен и действ. Причиной этому их унылость и однообразие, а со временем — конец декораций и локаций. Перед Гласом появилась граница, в смысле как переносном, так и прямом. Он мог направиться в Хакмарри, Флоревендель, Мэр-Васс — всё же, цепи Домена его не держали. Но зачем выбирать однотипные земли Флореса, когда практически под боком спал занавес новой сцены? Новые ключевые роли, ранее невиданные сценарии и сюжеты — практически золотая жила для дитя Малкава. Поэтому, пользуясь деньгами (которые, он, благо, смог заработать на постановках средь людей, грамотно уклоняясь от церкви и властей с помощью смен обликов), тот ступил на первый же корабль. Он отказался от прежних реквизитов, видя в Заокеанье символизм — новый край, а значит, новые начинания.
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
За океаном.
Глас, *заполнить роли*
ВТОРАЯ РЕМАРКА
О портрете героя.
1. Имена: Глас, *Будет дополняться*
2. ООС никнейм: smeyaka
3. Раса персонажа: Человек; Вампир.
4. Возраст: 20 при обращении; 82 в не-жизни; 102 в суме.
5. Внешний вид: Мужчина на самой заре своих сил, с не-густыми бакенбардами, такой-же едва заметной бородкой, длинными бровями, серыми глазами под ними, а что самое заметное — длинными торчащими волосами на голове.
Почти всегда носит зелёный костюм с разноцветным шарфом на шее.
6. Характер: Непредсказуемый, уверенный в себе, и при этом — порой весьма комичный. Главная черта характера Гласа, вытекающая из одного из двух его психозов — дереализации, это постоянное видение окружающего мира как сцены. А значит, что его собеседники — актёры и участники пьесы, а окружающие — зрители. По этой причине, нередко, во время диалога вампир может развернуться, покланяться, и произнести что-то в духе: "Что-же, господа, на этом первый акт окончен!". Из-за второго же психоза, деперсонализации, Глас нередко меняет свои облики и манеру речи, всё никак не находя того, который приживётся с ним на постоянной основе.
7. Сильные стороны: Прекрасный актёр и постановщик. Крайне силён физически, способен менять образы и скрываться в тенях (уходить в гримёрку).
8. Слабости: Солнце, серебро и психозы.
9. Привычки: Большую часть "бытовых" дел, таких как обстановка сцены, раздача сценария и т.п. совершает с помощью рук других людей или сородичей, ведь порой не контролирует собственную силу.
10. Главная цель Гласа — заставить людей и сородичей принять их будущее и то, что сколько раз сценарий не переписывай — а сюжет останется всё тот же.
///
1. Клан: Малкавиане
1.1. Психозы: Деперсонализация и дереализация; Подробно описано в первой ремарке, в биографии.
2. Дисциплины: Власть над Сутью, Затемнение
3. Мораль: 5 (Возможно, будет редактироваться)
4. Поколение: ?
5. Аспект: Отсутствует
Последнее редактирование:
