Ликантроп [Гару] Белый змей — "Сегодня не тот день, когда я умру."

Статус
В этой теме нельзя размещать новые ответы.



1. Оберин, Страдалец, Белый Змей
2. ~
3. Человек
4. 96
5. Бледноликий блондин с голубыми глазами. Приятные черты лица.
6. Диссоциативное расстройство идентичности.
Первое лико Оберина - это проклятие плакальщика, которое передалось парню с всеми его плюсами и минусами. Мужчина испытывает постоянную печаль и депрессию из-за своего прошлого и ужасного будущего. Тяжело заметить на нём радость или другую эмоцию выражающею жизнерадостность. Тот лишь "существует" в моментах пробуждения этой личности.
Вторая же часть Оберина продолжает активный образ жизни, эмоциональность, а самое главное борьбу и ненависть по отношению к врагам или вирму. Тот помнит страдания своего народа и вечную битву против отродий, который погубили его род — ярость его страшна для любого существа, поэтому тот может потерять контроль в любой в момент. Можно было бы назвать эту часть отголоском братских уз с Фианнами, что часто отображается на постоянном изменение внешности парня в сторону хобских родственников.
7. За свою долгую жизнь смог повидать многое, что даровало ему почти бесконечный опыт. Способности гару и своего редкого племени. Знает хобский, флорский, хакмарский, амани и высшую речь
8. Хроническая тоска, которая волнами во время жизни. Проклятие плакальщиков. Светобоязнь. Импульсивное расстройство личности.
9. Выть на луну. Гулять в Предельском тумане. Бодрствовать ночью.
10. Продолжать нести бремя своего племени. Отчистить мир от Вирма и его последователей. Найти место для своей жизни и близкую душу.




Племя: Белые Завыватели
Ранг: Адрен
Покровитель: Филодокс
Порода: Метис
Уродства породы: Светобоязнь, множество психологических заболеваний, язык как у змеи.






☾ Луна поднимается, закрывая небосвод ☽
Плакальщики - одно из самых редких и вымирающих племён ликантропов. Они не сражаются за территории, не строят империи и не ищут власти над стаями. Их предназначение - слышать и выжить. Когда другие ищут власти, стараясь править, другие ведут бесконечную борьбу с своими братьями, стараясь "направить" всех на правильные идеалы. Завыватели же продолжают нести своё прошлое, пытаясь избавиться от ужасов, которые те сами же породили.



Молчание луны — страдание рода.

Гая, мать-прародительница, истекает кровью. Её раны это отравленные реки, вырубленные леса, распространяющийся вирм и более мерзкие создания пытающиеся забрать у гару последнее. Когда-то единые одной целью, те стремились защищать землю от общих врагов, но даже так вирм смог проникнуть в каждого из существ леса. Медленно стаи гнили и рушились, давая шанс змее изничтожить всё, что строилось веками... Одним из таких племён оказалось на землях дикого Хобсбурга. Нетронутого. Девственного и скрытого от чужих глаз, но даже в таких прелестные лощины смогли пройти создания вирма: вампиры, бейны и затуманенные разумы простых людей.

Малые битвы и случайные стычки могли продолжаться ещё многие столетия, но даже счастью и стабильности приходит конец в самый неподходящий момент. Когда флоры, погрязшие в Вирме и жаждущие власти, начали собираться для полномасштабного вторжения на земли Хобсбурга, стииркандские предки Плакальщиков столкнулись с новой угрозой. Человеческие завоеватели, чьи умы уже давно были порабощены вампирами и вирмом, грабили, крушили и изничтожали земли "варваров" и вольных хобсов. Белые Плакальщики сражались яростно, но каждый бой оставлял шрамы на их землях и оставлял всё меньше шансов на светлое будущие. В этот момент, когда племя стояло на грани, они решили отступить. В глубинах Умбры, где лунный свет мерк в тенях, открылся путь к Черной Спирали - лабиринту, созданному Вирмом, чтобы "пробудить силу среди гару". Старейшины Плакальщиков, движимые отчаянием и гордыней, поверили, что Спираль дарует им силу, способную защитить их земли. Они спустились вниз, но всё оказалось четно... Они не смогли сохранить свой разум.


Один за другим, Белые Плакальщики срывались в пучину Черной Спирали, словно мотыльки, танцующие под светом полной луны. Их священные песни скорби искажались, превращаясь в хриплый хохот, наполненный безумием. Вирм шептал им сладенькие~ обещания - силу, превосходящую лунные дары и гайю. И они поверили. Глаза, некогда отражавшие печаль мира, загорелись ядовито-зелёным отсветом порчи. А тела извратились, навсегда покрыв себя шрамами, которые уже отмыть было нельзя.

Так исчезли Плакальщики. Почти все.







Начало I



Он появился на свет в самом величеством воплощении гару, но одновременно на этом этапе искажённой, уродливой, больше напоминающей клубок мышц, клыков и неконтролируемой ярости, чем детёныша оборотней. В нормальных условиях такого щенка ждала бы быстрая смерть, такая стая не может позволить себе подобных изъянов. Но его родители принадлежала к совершенно иному роду, что заставляло цепляться за любую возможность, племя уже давно переступило через древние табу. Маленький волчонок, который был ещё слеп и глух, вероятно для него ничего не было ясно, ведь что нужно щенку кроме молока и материнского тепла? Но... На третий день пришли охотники за последователями луны.

Чёрные Спиральные Танцоры выследили их убежище в глухих лесах Хобсбурга. Отец, массивный гару с рыжей шерстью, вероятнее всего из племени Фианн, остался для того, чтобы защитить дитя и мать. Его последний рык слился с лязгом когтей и воем нападающих, когда мать вцепилась зубами в шкирку своего уродливого детёныша и бросилась в чащу дальше. Бегство превратилось в кошмар. Короткие лапы криноса не могли помочь в бегстве, тем более когда тот был ещё слишком мал и бездарен, поэтому мать тащила его, не разжимая челюстей. Клыки впивались в кожу, смешивая её кровь с его. Они мчались через буреломы и болота, стараясь уйти как можно дальше. Иногда позади раздавался тот самый жуткий смех - Танцоры не отставали. Матери приходилось сворачивать в самые гиблые места, чтобы завести тварей вирма куда-то дальше и наконец сбежать. Удивительно на что способно материнское чувство защиты, но та смогла сбежать далеко на восток.

Мать и сын добрались до границы Флоревенделя, измождённые, но живые. Их приютили в одном из каэрнов Фианн, которые были дальними родственниками им же. Местные гару, хоть и с упрёком поглядывали на порочное дитя, но всё же проявили милосердия - войдя в положении плакальщиков, а тем более в такое время сложное для их РоДа. В этом же племени было так же несколько метисов, которые охотно приняли в свою "стайку" младшего Оберина, хоть и общее отношения к ним было пренебрежительно. Фианнская стая не стала им семьёй, но послужила отличным временным домом. Пара поселилась на краю Каэрна, заняв место у реки и горного перевала, скрывающего вход в лощину - где проживали любители ракии. Так началась новая страница жизни в очередном роду Плакальщиков...

Мать целыми днями пропадала где-то на границах территории, помогая другим Фианам в делах племени. Оберин в это время оставался один, ковыляя по хижине и раскидывая царапины на деревянных стенах. Иногда к нему приходили другие метисы, конечно, такие же невдуплёные детёныши, которые просто искали себе товарища. Так тот впервые познавал социум, погружаясь в мир ликанов, хотя отличительные моменты были по сравнению с Фианна, ведь шкура плакальщика была белой, но это особо не мешало детям. Поэтому тот даже так впервые почувствовал себе кому-то нужным, хоть и чистокровные гару особо старались не обращать внимание на такое создание.




Новое начало II



Первые шесть лет жизни Оберина в каэрне Фианн стали медленным, болезненным погружением в мир, где он всегда оставался чужаком. Мать старалась окружать своё дитя любовью, хоть и редкой, ведь чтобы оставаться на земле гостем, то надобно было работать на общее благо и трудиться.

В каэрне Фианн существовало множество отпрысков кровосмешения, те сбредались и социализировались между собой - здесь царил закон выжженной земли, где каждый метис боролся за место под солнцем в одиночку. Оберин быстро понял эту истину, когда в первый раз думал попросить часть еды у одного из метисов, но взамен получил только призрение и насмешки. Его дни превратились в череду мелких, но жестоких схваток за существование. За еду, кров, социальное положение, которое и так было ужасно низким, а впору возраста и своего внешнего вида - было ещё ниже. Единственное, что объединяло этих отверженных - ненависть. К окружающим и унижающим, родителям, что обрекли на их такие страдания и просто жизнь, которая была выживанием по сравнению с беззаботностью остальных сородичей.

Зимой на седьмой год жизни завывателя, тот встретился с первым проявлением ненависти. Группа малолетних гару загнала его и еще двух метисов в промерзший овраг. Множество оскорблений рычали те, стараясь задеть словом иродов, попутно швыряя комья льда. Оберин тогда впервые почувствовал, как что-то внутри него напряглось и закипело, он уже думал, что сейчас наступит момент, когда тот сможет дать отпор, но... Дитя рухнуло на промёрзшую землю, оглушённый ударом, и тут же ощутил, как по телу разливается странное тепло, сменяющееся пронизывающей болью. Кости начали ломаться и перестраиваться, суставы выкручивало неестественным образом для его обычно формы, а кожа ужасно горела. Оберин уже хотел кричать, но смог издать только глухой хрип, задыхаясь от боли, чувствуя, как челюсть укорачивается, а когти втягиваются в распухающие пальцы. Шерсть исчезала клочьями, обнажая бледную кожу, а позвоночник с хрустом выпрямлялся.. Когда агония наконец отпустила, он лежал на снегу - голый, дрожащий, с кровью на губах и в носу, попутно пытаясь прийти в себя. Чистокровки, ещё секунду назад готовые продолжать издевательства, замерли в оцепенении. Даже самые дерзкие из них отступили на шаг, наблюдая за болью мальчика, который медленно приходил в себя.


Другие метисы, сначала отойдя в ужасе, осторожно приблизились. Многие уже знали, каково первое обращение, что то всегда было самым болезненным и тяжелым для любого из грязнокровных. Двое старших мальчишек подхватили его под руки, с трудом подняв на ватные ноги. Оберин шатался, как пьяный, его трясло от новых конечностей, а разум был в ужасном тумане, но они не бросили и поволокли к хижине, оставляя за собой неровный след по снегу. Мать, увидев их в дверях, замерла на мгновение, потом бросилась вперёд, хватая сына в объятия. Пальцы впились в бледную кожу, стараясь прижать к себе ближе, чтобы наконец почувствовать его человеческое тело. И в тоже время в её глазах горела не просто радость от успехов сына, а настоящее торжество. Она уложила его на шкуры, обтирая тряпкой, смоченной в ледяной воде. Тело Оберина всё ещё дёргалось остаточными спазмами, которые были лишь первым шажков в его жизни.



Начальное начало III



Спустя месяцы усердного обучения языку, использованию новых сил, традициям и других малых знаний - настал день, которой настигает всех гару...

Ночь полнолуния, когда серебристый свет заливал лес, открывая тот простому глазу, который раньше не мог заметить чудес ночи из-за тьмы. Мать привела Оберина к лесному озерцу, где лунный свет медленно погружался вглубь. Это место было одним из немногих уцелевших лунных колодцев, который был сокрыт от лишних глаз - больше походящий на горный источник. Холодный воздух звенел тишиной, заставляя младшую кровь напрячься в ожидании чего-то. Мать же начала тихое завывание, в котором смешались скорбь и тяжесть. Её голос, обычно резкий и усталый, теперь звучал эхом по лесу, наполняя ночь дрожью. Метис почувствовал, как его собственное тело отзывается на эти звуки.. Кожа покрылась мурашками, в груди забилось тяжёлое сердце. Неосознанно он присоединился к песне, создавая странную гармонию, ведь голос мальчика был ещё со всем юн, а песни воем очевидно были не лёгкими. Лунный свет сгустился над водой, и на миг озеро перестало быть просто водой. В его глубинах зашевелились тени, мелькнули силуэты, будто кто-то наблюдал в ответ за ними. В этот момент Оберин понял всё без объяснений, шагнув ближе к воде, стараясь показаться в её отражении. Материнская рука, легко прошлась по его плечу, направляя вперёд. В этот момент было ясно одно... Больше парень не просто метис - теперь он достоин называть себя младшим из своего рода, наследником традиций, что едва не канули в лету за последние года. Луна, отражавшаяся в его расширенных зрачках, казалось, горела теперь и внутри - холодным светом. Ритуал завершился, но настоящее испытание только начиналось - ибо тот, кто слышит плач Гайи, уже не может жить спокойно. Где-то в далёких чащах его ещё ждало первое "испытание", которое должно было стать началом отмщения за все мучения.

Годы после посвящения не стали для Оберина легче. Смешанная кровь в жилах, бледно-белая шкура и странные, непохожие на других повадки - выдавали в нём чужого. Чистокровные и не очень Фианны терпели его, но не принимали - в лучшем случае игнорировали, а в худшем подстраивали "испытания", которые больше походили на жестокие розыгрыши в стиле рагабашей и самих хобсбуржцев. Однажды его загнали в болото, оставив там на всю ночь, и он выбрался только к утру, весь в пиявках и тине, с трясущимися от холода руками. После того посылали вместе с другими метисами в лес, чтобы собрать грибов, цветов и другую чушь.

С приближением совершеннолетия мать Оберина начала раскрывать мрачную правду о их происхождении... О Чёрной Спирали, что те не просто враги, а кровные родственники, отколовшаяся ветвь их же племени, предавшая Луну и Гайю ради сладких обещаний Вирма. Она рассказывала, как когда-то единый великий септ раскололся, и те, кто выбрал путь порчи, стали самыми жестокими палачами своих же сородичей, методично уничтожая плакальщиков. Мать рассказывала, что чаще всего танцоры желают поработить других гару и заставить служить Вирму, что пощады или добра к ним не может быть. Эти истории наполняли жалкое существование мальчика смыслом и стремлением к будущей жизни.

~К восемнадцати годам Оберин уже не был тем испуганным щенком, что дрожал у воды в ночь посвящения. Он знал цену своей крови, прошлому и будущему. Но сейчас ему приходило медленно осознание того, что скоро его путь будет следовать дальше.~




Будущие начало IV



Годы постоянных испытаний, жестоких уроков выживания и ежедневной борьбы за право просто существовать закалили его характер, превратив в молчаливого, почти бесстрастного наблюдателя, чьи глаза редко отражали какие-либо эмоции. Однако за этой ледяной маской скрывалась сложная внутренняя борьба - его сознание раскололось на две противоположные сущности, каждая из которых претендовала на власть над его тельцом. Одна часть проклятия и бытие плакальщика, а вторая же новая часть, которая желала быть похожими на своих сородичей - Фианн, но не успел тот привыкнуть к ним на долго, как...

Роковая развязка наступила в одну из ночей, когда Оберин вместе с другими метисами возвращался с ночной вылазки в окрестные леса. Еще на подходе к каэрну их встретил странный запах витающий в воздухе. Когда же они вышли на опушку, открывшую вид на поселение, перед ними предстала картина настоящего апокалипсиса. Дома пылали, бросая красные отблески на деревья, земля была усеяна телами, а в воздухе стоял невообразимый шум - крики раненых, предсмертные хрипы, дикий смех нападавших и треск плоти с костями. Сердце Оберина сжалось от ледяного предчувствия, когда он бросился сквозь хаос к своей хижине. Каждый шаг по знакомой тропе открывал новые ужасы - которые он ещё в детстве слушал по рассказам и байкам старшим. Но самое страшное ждало его дома.

Приближаясь к скромному жилищу, он услышал странные звуки... Тихое чавканье, прерывистый хруст, бульканье и другие мерзкие шумы, забивающие разум. Дверь, некогда крепко сколоченная им же с матерью, теперь висела на одной петле, безжизненно покачиваясь от порывов ветра, несущего запах крови. Когда он переступил порог, время словно остановилось. В тусклом свете угасающего очага он увидел волчью фигуру, склонившуюся над тем, что еще недавно было его матерью. Танцор. В воздухе витал сладковатый запах свежей крови и внутренностей, а на земле растекалось темное пятно, медленно впитывающееся в земляной пол. В этот миг что-то в сознании Оберина переключилось. Весь гнев, вся боль, все унижения вылились в всепоглощающий порыв - желания скорейшей мести. Тут же обернувшись в истинную форму и перейдя порог, тот сразу же набросился на своего обидчика.
Танцор едва успел обернуться, когда Оберин уже был на нем. Когти впились в шею, зубы сомкнулись на позвоночнике - метис рвал, кусал, ломал, не слыша воплей своей жертвы. Спустя пару десятков минут... Всё закончилось. Оберин свернулся калачиком рядом с телом матери, впитывая в шерсть ее кровь. Всю ночь он лежал неподвижно, не в силах даже выть - горе сковало горло плотнее любых оков. А когда первые лучи солнца пробились сквозь щели стен, он поднялся и начал рыть под собой землю. Когти разрывали земляной пол хижины, пока не открылся узкий лаз в туннели. Он бережно опустил тело матери в темноту, забросал вход обломками, а затем и сам исчез под землей, не оставив даже прежних следов.
Туннели вывели его далеко за пределы каэрна. Когда он выбрался на поверхность, уже смеркалось. Оставаться среди Фианн не имело смысла: даже если бы они не прогнали его, их земли теперь были осквернены. Впереди лежали только холод и тьма. Теперь его путь следовал в Хакмарри, подальше от Хобсбурга и Флорэвенделя.




Северное начало V



Оберин уже несколько дней шел на север, пробираясь через густые леса и каменистые перевалы, когда наткнулся на следы крови. Они вели вглубь чащи, где между корней вековых сосен лежал мужчина с странными рунами по телу - раненый Вольдр. Его мощное тело было изрезано глубокими ранами, а дыхание хрипело, будто в легких скопилась кровь. Но, в отличие от других представителей его племени, он не зарычал на приближающегося метиса, а лишь приподнял голову, изучая Оберина холодным, но не враждебным взглядом. Палакальщик не собирался никому помогать. Увидев истекающего кровью Вольдр, его первой мыслью было пройти мимо - свои проблемы казались куда важнее чужих страданий. Но задумавшись о том, что бросать на произвол судьбы своего же сородича по земле, было решено изменить ход событий.

Вольдр лежал, прижимая лапу к вспоротому боку, шерсть слиплась от крови и грязи. Несмотря на слабость, в его глазах горела знакомая тяга к жизне. Когда метис приблизился, воин оскалился, но не напал - лишь слабо отмахнулся, пытаясь выдавить из себя пару слов на своём, давая понять, что помощь не нужна. Но Оберин уже принял решение. Без слов он схватил Вольдр под руки и потащил к ручью. Тот сопротивлялся, царапался, но потеря крови сделала его слабым. Метис, стиснув зубы, обработал раны разжеванным мхом и тугими повязками из одёжек. Боль заставила Вольдр скрежетать зубами, но крика не последовало - только ненавидящий взгляд. Когда работа была закончена и только тогда вояка решил заговорить с метисом на высшей речи, будто давая тому шанс на объяснение. Спустя пару часов допросов и разговоров, всё свелось к тому, что первому некуда податься, что и заставило того плестись на север, а потомок вольда оказался тут ради своего собственного испытания, которое было провалено. Вольдр первым опустил глаза, конечно же не в знак покорности, а признавая неизбежность общего дела. Он рыкнул, отдав наказ, давая понять, куда нужно идти.


Дорога на север преподнесла им неожиданную встречу.. На третий день пути их носы уловили странную смесь запахов: кровь, сталь и что-то гнилостное, неестественное - то что отравляет матерь землю. Выследив источник, они вышли на поляну, где разбили лагерь волкодавы - охотники посвятившие жизнь истреблению всего сверхъестественного. Но что-то здесь было не так. Пара ликанов заметила очевидно неестественных созданий - от которых исходил запах змея. Вероятнее всего это были гули, которые направляли охотников на правильные цели по просьбе вампиров.

Вольдр, уже оправившийся от ран, напрягся всем телом, шерсть на его загривке встала дыбом. Оберин же просто наблюдал, впервые встретив такое количество людей, а главное иное порождения тьмы. Пара отступила глубже в лес, когда старший поучал обо всём молодого метиса, что стоит сделать, кто это, почему и многое другое. К ночи пара уже обсудила хоть какой-то план, который должен был помочь в убийстве отродий. Главной целью были гули, а после уже погрязшие в Вирме люди.

Они атаковали на рассвете, когда туман еще цеплялся за землю, превращая поляну в призрачное царство теней. Первыми были изничтожены гули, которые явно не ожидали нападения прямо на лагерь, который только недавно встал на стояку.
Бой был коротким и жестоким. Когда последний волкодав рухнул на окровавленную землю, Оберин и Фенрир остались стоять среди тел, их шерсть чуть слиплась от крови, но в глазах горело холодное удовлетворение.

Вольдр, уже обратился в человека, собираясь трофее с гулей и охотников, которые могли бы доказать их малый подвиг. Метис же в это время бродил по лагерю, вспоминая недавнюю битву. Спустя пару часов и работ, земля была отчищена от трупов, костры потушены, а гару направились дальше - переходя очередную реку, которая отделяла их от Хакмарри и будущего Септа.




Больше чем начало VI



Тропа, ведущая к каэрну Вольдров, петляла среди скал и древних сосен, скрытая от посторонних глаз. Густой туман стелился по земле, ведь чем ближе было пристанище воинов, тем сложнее было найти подход к нему. Оберин шел следом за потомком, ощущая под лапами влажный мох и холодный камень. Воздух пахнул хвоей и дымом, где-то впереди горели костры. Уже через пару минут из тени деревьев вышли "дозорные". Желтые глаза изучали Оберина с холодной настороженностью, но Вольдр шагнул вперед, подняв голову в знак приветствия, тот резко перешёл на местный язык, болтая и рассказывая о чем-то. Оберин конечно же ничего не понимал, ведь кроме высшей речи и хобсского у того и не было. Десяток минут спустя те резко подошли к метису и уложили на плечи руки, похлопав. Те поблагодарили сорванца за помощь и спасение сородича, а после пустили их дальше.
Когда они вышли на скрытую поляну, окруженную ущельем и вековыми деревьями, перед ними открылся каэрн. Деревянные длинные дома на странный северный манер, покрытыми мхом и шкурами, стояли полукругом вокруг центральной площади.


Товарищ провел его дальше, к центру каэрна. Воины, отдыхавшие у костров, подняли головы, следя за чужаком. Щенки и другие бродили по поляне, наблюдая за диковинкой. У главного костра сидел вожак - седой гару с глазами очевидного авторитета. Его звали Хротгар, уважение от того шло хоть избавляй, даже простое молчание тронуло душу Оберина. Вольдр опустил голову перед ним, затем рассказал кратко, как Оберин помог ему выжить после нападения охотников. Как они вместе разгромили лагерь волкодавов и другие малые похождения.

— Ты не наша кровь, но... — Его голос был низким. Он медленно встал и подошёл к Плакальщику. — Ты доказал земле, что можешь послужить ей на равных с другими, пока ты здесь - ты под нашей защитой. А теперь запомни, ты теперь равный нам, ты теперь в септе, а вокруг вирм. Пройдём дальше, поведаешь о себе больше.. — Это было больше, чем Оберин ожидал и он сразу же последовал в один из домов за старшим.





Хротгар повел Оберина к дому в котором стоял очередной костёр, создающий атмосферу уюта и тепла. Старый вожак опустился на медвежью шкуру, жестом приглашая Плакальщика занять место напротив, попутно приказывая представится подробнее. Метис рассказал о себе, своём пути, луне под которой родился и том, что его побудило прийти сюда. Огонь освещал морщинистое лицо Хротгара, когда он заговорил о рождении под полулунием - знаке Филодокса. Желтые глаза старого гару сверкнули особым светом, когда он объяснял суть предназначения Посредника - хранить законы, удерживать стаю от безумия, видеть правду там, где другие ослеплены яростью. Оберин сидел неподвижно, внимательно слушая старшего по делу и действу. Он, чья жизнь состояла из мести и бегства, теперь слышал о равновесии и мудрости. Хротгар, заметив его смятение, говорил дальше - о том, что его прошлое лучше хранить при себе - лучше не болтать о своём роде, ведь если местные примут его с наблюдением, другие же могут попытаться изгнать из-за страха перед танцорами и другими. Старый вожак наклонился вперед, тяжело вздыхая от своего долгого монолога и тяжелой судьбы парня. Он говорил об авторитете, который нельзя получить по праву рождения - его нужно заслужить действиями и мудростью. О том, что Оберину предстоит долгий путь учений, прежде чем он сможет принять свое предназначение полностью, которое может и даже не пробудиться в нём из-за его уродства, которое может и не было видно внешне, но очевидно было внутренним.

Когда беседа закончилась и Оберин вышел из круга света костра, в его душе что-то необратимо изменилось. Он больше не был просто изгоем - теперь перед ним открывался путь, полный новых испытаний и смыслов. Воздух холодной горной ночи обжигал легкие, но внутри разгоралось новое понимание - возможно, именно это и было тем самым вынужденным "равенством", о котором говорил Хротгар.


//Середина Бугтавайза, Год ???//
Я вышел из хижины старейшины, и сразу же ощутил на себе тяжелые взгляды. Воздух был густым, словно перед грозой, а в центре этой тишины стоял он... Уже и не вспомню как его звали. Черношерстный громадина со шрамом через морду. Я знал, что это неизбежно и не случайно. Теперь то я понимаю в чем смысл всего этого был, но тогда... Он толкнул меня плечом, взывая к битве между ним, ведь по его словам не особо верилось, что такой плод мог что-то сделать и тем более спасти кого-то. Отказаться конечно же было нельзя.

Так и прошёл короткий бой в случайной яме-ристалище. Я помню момент, когда мои клыки впились ему в плечо, а потом как мы кубарем упали на землю, вцепившись в загривок друг друга. Ещё пару минут и... Тишина. Потом его хохот. Он поднялся, хлопнул меня по спине так, что я едва устоял, и зарычал что-то остальным. И вдруг все эти взгляды, что еще минуту назад были полны недоверия, стали другими..

~Сила правила в этих землях и на удивление небольшая помощь, а так же очищение земли от охотников и гулей - доказала её для других, поэтому младший остался и начал свой новый путь. Каэрн спал, лишь изредка прерывая тишину храпом или шорохами ночных сторожил. Оберин стоял на краю поселения, глядя на луну, именно ту самую, что когда-то определила его судьбу при рождении. Впервые за долгие годы в его сердце поселилось не только печаль жизни, но и нечто, напоминающее надежду.~



Филодоксовское начало VII



Прошло десять долгих лет с тех пор, как Оберин впервые переступил границы каэрна Вольдров, и за это время он прошел путь от чужеродного метиса до равного местным воина, пусть и не до конца своего. Его тело, некогда лишь отмеченное бледностью, теперь было испещрено шрамами, каждый из которых отражал заслуги. Жизнь в каэрне текла по строгому распорядку, подчиненному законам вечной войны со змеем, развитию и тренировкам, коли были частыми на землях Хакмаррских. Оберин, уже более опытный, теперь сам проводил учения младым метисам, которые видели в нём "авторитета" среди уродцев, что очевидно уже смог доказать свой статус.
Дни сменялись неделями, недели - месяцами, и постепенно вокруг Оберина сформировался круг тех, кто видел в нем не просто воина, а защитника. Молодые метисы, полукровки, отвергнутые основной стаей, но нашедшие в нем понимание, следовали за ним из-за страха умереть без наставничества или травли от других. Плакальщик никогда не просил этого, никогда не стремился к лидерству, но судьба распорядилась иначе, ведь звание филодокса говорило за тебя - и на удивление метисы из других септов - бежавших от смертей близких, вечной травли и тд. стали окружать его своим обществом.





Вечерами, когда основные дела были завершены, Оберин часто уходил к дальним скалам, а точнее ручейкам и родникам, надеясь, что там его не смогут потревожить. Он собирал из камней своеобразные монументы, желая напомнить себе о прошлом проведённом с матерью времени и её рассказах о гару его племени.

Особенно тяжело давались завывателю зимние месяцы, когда снег заваливал все выходы из каэрна и приходилось неделями сидеть в тесных помещениях вместе с другими сородичами. В такие периоды его двойственная натура давала о себе знать особенно сильно.. То он участвовал в общих ритуалах и рассказах у костра, то вдруг замыкался в себе на несколько дней, не реагируя ни на чьи слова. Можно было понять, что уродство, хоть и не внешнее, а внутреннее - давало о себе знать.

С приходом весны, когда тропы освобождались ото льда, Оберин часто уходил в одиночные походы - якобы для разведки, но на самом деле ища следы других плакальщиков или хотя бы напоминания о них. Так проходили годы, пока очередной поход к Теургам племени не принёс свои плоды.





И уже в новый сезон весенние слухи поползли по каэрну - странные скитальцы появились на границах Хакмарри, в странном направлении. Многие замечали их, что передавалось септам по всем краю. Теурги, что говорили с духами, смогли легко подтвердить сложившиеся слухи, ведая об этом старшим и другим интересующимся. Оберин, принял в этих рассказах долгожданный след, отправился на поиски без промедления. Его предупредили, что покидать септ, который приютил его на такое долгое время - не самое лучшее решение, но метис уже не был тем щенком, который бежал от трупа матери. Теперь тот мог назвать себя воином, ведующим и ведущим, тем кто может поучать и разнимать, но это лишь шаг. Три дня он шел по знакомым и незнакомым тропинкам, пока не нашел их в глухой долине между скал - пятерых существ с белыми как лунный свет шкурами, сидящих у потухшего костра.

Весенний ветер шелестел прошлогодней листвой, когда Оберин наткнулся на них в глухой лощинке - пятерых, иль чуть более больше, изможденных завывателей. Они сбились в кучу у потухшего костра, вздрагивая от каждого шороха. Как выяснилось, их септ был раскрыт танцорами - те ночи стали кровавым кошмаром, когда многие погибли, а остальные в панике разбежались, потеряв друг друга в хаосе. Сначала сородичи с опаской косились на Оберина, не веря, что перед ними метис их крови. Но после долгих разговоров у огня, где он терпеливо отвечал на их подозрительные вопросы, лед недоверия начал таять. Они поведали ему страшные вещи - как змей прятался под личинами их друзей. Проведя долгую ночную беседу, было принято единственное здравое на тот момент решение.
Ведя их по тайным тропам, которые Оберин знал как свои ладони, он привел группу не в каэрн наследников Вольдра, а в заброшенную лощину у горного озера, где когда-то скрывался сам. Неожиданно для себя самого Оберин стал тем, кто раздавал указания - для жития и спокойствия стайки перебежчиков. Его спустя недолгое время обустройства и знакомства с соседними гару, постепенно в глазах сородичей появилось нечто, чего он не видел давно слабая надежда на будущие. Они смотрели на него теперь не как на чужого, а как на того, кто в этом хаотичном мире все еще мог указать путь. А когда самый младший из них, тощий клиат, который наведывал света мирского, назвал Оберина прирождённым Филодоксом, грезя вырасти таким же, последний невольно задумался о выполнения предназначения своей луны.




Лунное начало VIII



Так началось становление новой стаи плакальщиков в этих суровых землях Хакмарри началось. Оберин, неожиданно для себя стал тем самым "старшим", к кому потянулись изможденные сородичи. Хотя вожак-филодокс не был новостью для любого рода, но чтобы им стал полукровка - это нарушало все неписаные законы. Однако выбирать не приходилось: кто, как не он, знал каждую тропу в этих горах? Его полезность и время, стали большой помощью бездарным остаткам завывателей. Первые недели в лощине у озера напоминали жизнь раненого зверька... Но постепенно в их маленьком стане начала пробиваться жизнь. К ним приходили другие отпрыски луны, тех сложно было назвать чем цельным, но каждый желал найти хотя бы временный дом. Месяцы превращались в годы. Их лощина постепенно обживалась - появились полуземлянки, прикрытые шкурами, каменный алтарь у воды и многое другое...




Спустя очередной десяток лет или больше, множества битв, охот и других напастей, Оберин продолжал жить в этом пристанище. Конечно же он потерял свой статус вожака спустя не долгий срок, ведь странно было бы оставлять тот метису - всё же стоило поддерживать авторитет в новом доме. Но тому уже было и плевать на такие мелочи, он получил свой авторитет и силу слова, приструняя обнаглевших, спорящих или обижающих слабых, которые решали позариться на слабых и уродливых метисов. Так бы и жил себе, уже не парень, а мужчина - ветеран жизни.




Оберин, чья белая шерсть давно посеребрилась временем, сидел у кромки воды, наблюдая за этим превращением. Однако что-то не давало покоя - то ли скука от размеренной жизни, то ли старая тоска по дороге, что никогда до конца не отпускала его душу. Однажды утром, не прощаясь, мужчина собрал нехитрые пожитки и отправился на юг, к землям Фианн, где когда-то его едва не растерзали за белую шерсть, к долинам других племен. Где-то он останавливался ненадолго, для изучения и наставления младших или даже старших, которых можно было направить на путь правильный, где-то просто сидел у чужих костров, слушая истории и напутствия. Молодые метисы, встречавшиеся на его пути, смотрели на него с //благоговением//.. В их глазах он был живой легендой, доказательством того, что даже изгой может найти свой путь. Его странствие не имело конца, потому что дорога давно стала его настоящим домом, а тот каэрн был простым напоминанием о грядущем и прошлом. Но даже это не могло продолжаться вечно. Спустя множество зим, завыватель узнал, что оказывается в Хакмарри случилось множество бед и ужасов. Многие отправились на другие земли, но большая часть отправилась в новый свет... Который не видел никто. Предел. Земля свободны и нового, земля не тронутая Вирмом и остальными тварями. Оберин был уверен, что его сородичи отправились туда - что значило - его путь лежит туда.



 
Последнее редактирование:
Статус
В этой теме нельзя размещать новые ответы.
Сверху