В долгую морозную ночь середины Глубозимья, когда даже волки в чаще прятались в норы, в крохотной деревушке Ульвмур, что южнее Цузхеля, раздался первый крик новорождённого. Над домом, сложенным из бурого кирпича и накрытым толстой шапкой инея, стоял столб пара. Дрова в печи давно прогорали, а мать, обессиленная, лежала на соломе, тяжело дыша. Муж, человек с руками, обожжёнными и поросшими мозолями, бережно держал ребёнка, промывая его в деревянной бадье талой водой.— Йоран, — хрипло прошептала женщина. — Пусть будет Йоран, в честь деда.
Так и появился на свет Йоран Сталберг — сын Марты и Хелда, кузнеца правинции Брамингхольд.
Йоран рос среди стука молота, запаха железной стружки и пламени. С четырёх лет он сидел у горна, поддувал меха, а к семи уже мог сам выковать простую подкову. Отец не щадил сына, но и не лупил понапрасну. Учил ремеслу так, как учили его самого: молча, строго, через повторение и боль.
— Железо, — говорил Хелд, — не станет клинком, если его не бить. И человек — не мужчина, если не выдержит боли. Запомни, сын.
Йоран запоминал.
Зимой они работали в перчатках, пока пальцы не онемевали. Весной отливали детали для повозок и починяли мечи мпаршканов, возвращающихся с тренировок. Один такой юноша, белошёрстый звересь с янтарными глазами, бросил Йорану обугленный лом стали:
— Подстругай, пайкша. И не забудь: ты здесь — гость. Этот меч не твой, а ты мне не брат.
Йоран ничего не ответил. Он взял металл, как учил отец, подогрел, пробил, выровнял. Работал молча, точно, с напряжением в губах. Но в ту ночь, в своей постели под шкурами, он долго не мог заснуть. Гнев и стыд терзали душу.
Смерть в этих краях была частью жизни, и Йоран понял это раньше, чем научился читать.
Он не мечтал стать воином — ему не положено было. Но в тайне, когда никто не видел, он вырезал из дерева мечи и тренировался с ними на деревьях за кузницей. Один из таких мечей он потерял — и за это получил хлёсткую затрещину от отца.
— Это не твоё, — сказал Хелд. — Ты — кузнец, а не солдат. Помни, кто ты.
Но Йоран всё равно помнил. И меч, и взгляд звереся, и обидное «пайкша». Он молчал. Но в груди нарастало что-то твёрдое, как прокалённое железо.
Йоран наблюдал за всеми — глазами тихими, но внимательными. Он учился не только у отца, но и у мира вокруг: как солдаты держат спину, как охранник достаёт кинжал, как торговец врёт о цене. Учился молча. Учил всё.
Он не знал ещё, кем станет. Но уже знал точно: кузнецом в Ульвмуре он не останется.
Ибо огонь, что жил в его крови, не хотел быть закован в подкову.
Глава II. Кровь и Клеймо
Йорану исполнилось пятнадцать в хмурый весенний день, когда над Ульвмуром стояли сизые тучи, а сырой ветер продувал щели в стенах, словно выискивая слабых. Он уже давно перестал быть мальчиком: плечи его стали шире, руки — сильнее, взгляд — увереннее. От былой юношеской угловатости остались лишь резкие черты лица и хмурые брови, что всё чаще были сдвинуты на переносице.
С отцом они больше не говорили, как раньше. Между ними установилась тишина, суровая и рабочая, как между двумя угольщиками в шахте. Слова были не нужны: молот, сталь и жара — вот их язык.
Йоран ковал клинки. Не простые гвозди или серпы, а именно клинки — пусть и не для воинов, но для охотников, звероловов, городских стражей. С каждым новым лезвием он чувствовал, как руки его становятся точнее, как сталь откликается на удары, будто признаёт в нём хозяина.
Отец не хвалил. Никогда. Но однажды, вечером, в дальнем углу кузни, Йоран услышал, как Хелд сказал соседу:
— Сын у меня… железо чувствует. Мягкая у него рука. Будь мпаршканом — до оружейного мастера бы дослужился.
Йоран не подал виду, что слышал. Но запомнил это на всю жизнь.
— У тебя заказ, — сказал десятник, не поздоровавшись. — Маркграф требует двадцать боевых копий к следующему Роркдню. Успеешь?
— Успею, — тихо ответил Хелд.
Йоран стоял в стороне. Его взгляд скользнул по звересю, и он вдруг узнал в нём того самого, что когда-то бросил ему обугленный клинок. Только теперь звересь был старше, тяжелее в плечах, и на боку у него висел длинный меч с волнистым лезвием.
— Пайкша… — прошептал звересь, глядя на Йорана. — Узнал меня?
Йоран не ответил. Но взгляд не отвёл. Ни на миг.
После ухода гостей отец подошёл к нему. Не кричал, не ругал. Просто сказал:
— Завтра начинаем с копий. Ты ведёшь работу. Я помогу. Но если хоть одна будет кривая — сам в горн залезешь. Ясно?
— Ясно, — ответил Йоран.
Работа шла до изнеможения. Молот бил без отдыха, древесина трещала в печи, наковальня пела мрачную песню удара и напряжения. Йоран спал по три часа, руки горели, как лезвие, забытое в огне. Но он не жаловался. Он знал — это испытание. И хотел пройти его не ради похвалы отца, а ради самого себя. Чтобы доказать: он не просто пайкша. Он — мастер. Он — сталь.
Через три недели копья были готовы. Все двадцать — ровные, сбалансированные, острые, как зубы лесного волка. Десятник молча проверил каждое, одобрительно кивнул. А звересь взял одно, размахнулся — и с силой вонзил его в деревянный столб рядом.
— Хорошо, — процедил он. — Даже слишком. Откуда ты научился делать такие наконечники?
— У меня руки правильные, — просто сказал Йоран. — И глаза. Я смотрю, как держат копьё те, кто убивает. И делаю под них.
В глазах звереся вспыхнул интерес. Он чуть прищурился.
— Знаешь, — сказал он. — С таким умением ты бы пригодился в Наргане. Настоящие кузни. Настоящие заказы. Даже в столицу, может, попал бы. Но ты — пайкша. А пайкше место здесь. Где грязь, снег и убитые надежды.
Йоран улыбнулся. Резко. Почти дерзко.
— Зато я сам кую себе место.
Звересь ухмыльнулся. Потом медленно вынул нож и — неожиданно — кинул его Йорану.
— Возьми. Подарок. Прочный клинок. Сделан звересем, носи с гордостью. Но помни — не затачивай на брата. А то не успеешь выдернуть, как упадёшь на землю.
Йоран поймал нож и кивнул. Губы его были сжаты, но в глазах плясал огонь.
И где-то вдалеке, в сердце Трелива, уже начинал биться ритм судьбы, что вскоре навсегда изменит жизнь кузнеца из Ульвмура.
Йорану Сталбергу было девятнадцать, когда он покинул Ульвмур.
Ушёл не с песней, не с флагом, а в утренней серости, когда деревня ещё спала под плотным снегом. На плече — мешок с инструментами, за поясом — нож, подаренный тем самым звересем. Отец не провожал. Только в последний вечер бросил:
— Дороги у нас прямые, Йоран. Но не все ведут туда, где тебя ждут.
Он не обнял сына, не пожелал удачи. Но на наковальне остался лежать новый кузнечный молот — короткий, из кованой стали, с выжженным клеймом: «Й. С.».
Это был прощальный дар. Без слов, но с сердцем.
Йоран не знал, где ложь, где правда. Но одно он чувствовал: здесь, среди грязи и фальши, зреет дело, достойное стали. А может — и клинка.
— Дарвик — наш лорд. Он — север. Он — сила. Мы — за правду.
Йоран подошёл к страже. Представился. Показал молот. Сказал, что кузнец, но умеет и держать оружие. Ему не задавали лишних вопросов. В таких местах не важны слова — важна польза.
Через час он уже стоял в шатре, где дымился горн, пахло сгоревшим жиром и потом. Вместе с ним работали двое: старый немой звересь с ржавыми руками и юнец, что когда-то был оруженосцем, пока его господин не погиб под Нарганом. Йоран взял молот, осмотрел металл, выдохнул. Работа была — грязная, но нужная. И он знал, как обращаться с ней.
В ту же ночь он впервые услышал речь Дарвика. Лорд появился у костра, высокий, широкоплечий, с гривой чёрных волос и глазами цвета осеннего льда. Речь была коротка, но сильна:
— Нас зовут мятежниками. Пусть. Мы — сталь, что выправит кривую державу. Корона прогнила, но пока мы стоим — Север дышит. Скоро придёт бой, и в нём родится правда.
Йоран стоял в толпе, сгорбившись, прислушиваясь. В словах Дарвика было что-то древнее, почти родовое, будто голос предков отзывался в каждом звуке.
Он поверил. Или захотел поверить.
Тогда один из командиров — седой мпаршкан с чёрной повязкой на глазу — хлопнул его по плечу и сказал:
— Ты не просто кузнец, Сталберг. В тебе есть что-то… настоящее. Не хочешь стать моим помощником?
Йоран отказался. Пока. Он чувствовал, что нужен у горна. Но искра сомнения уже поселилась в нём: зачем сражаться и умирать под знаменем, если можно быть тем, кто куёт сам флаг?
— Кем ты был, прежде чем пришёл?
— Пайкша. Сын кузнеца.
— А теперь?
Йоран посмотрел ему в глаза:
— Тот, кто сам себя кует.
Дарвик улыбнулся. Но взгляд у него был тяжёлый. Такой, что в нём можно было утонуть.
Сначала — исчезновение крестьянских караванов. Потом — слухи, что лордские люди обложили данью три деревни. К нему на точку пришёл мальчишка с обрубленными пальцами — наказание за воровство. Но Йоран знал: тот украл хлеб у маркграфских солдат, а не у своих.
А потом он увидел, как ночью люди Дарвика захватили обоз с зерном. Без боя. Без пощады. Без разбора.
— Это — предатели, — сказал один из стражников. — Они служат короне. Мы очищаем землю.
Но в телеге лежал мёртвый старик. И девочка. И никто из них не держал оружия.
Кем он был теперь?
Кузнецом. Солдатом. Служителем северной правды? Или просто орудием в руках человека, чей путь давно забыл честь?
Вскоре придёт война. И в её пламени будет не только металл, но и истина. Йоран знал: рано или поздно ему придётся выбрать — остаться верным молоту… или схватиться за клинок.
Глава IV. Пепел над Дарвиком
Был рассвет, холодный, серый, как пепел в костре, когда Йоран впервые надел кольчугу. Старая, перешитая броня, пахнущая потом и железом, холодила грудь. На поясе — короткий меч, выкованный им самим. Щит, потрёпанный, с выцветшим знаком: волчья голова с разорванной пастью. Знамя Дарвика.— Сегодня ты не у горна, Сталберг, — сказал командир с повязкой на глазу. — Сегодня ты — клинок. Готов?
Йоран молча кивнул.
Им сказали: впереди деревня Тринск, под властью королевского маркграфа. Там, мол, скрываются перебежчики, неверные, что шпионят за северными войсками. Приказ был прост: взять деревню, выжечь лояльность к короне, найти предателей. Сопротивления не ждали, но предупредили — "беречься может только сталь".
Отряд тронулся до света. Три десятка всадников и полсотни пеших. Йоран шагал среди них, в строю, с тяжёлым дыханием и тугой болью в груди. Страх — новый, плотный, как закалённый металл — стучал в висках.
Дома — простые, как в Ульвмуре: кирпич, глина, соломенные крыши. Воздух пах навозом и печной гарью. Кто-то гнал скот на пастбище, женщина вышла за водой — и в тот же миг её сразила стрела.
Крик.
А потом — всё рухнуло.
Один из звересей ворвался в дом и вытащил старика за волосы. Кто-то начал поджигать амбар. Ребёнок попытался убежать — его настиг топор. Йоран смотрел, как его товарищи — те, кто недавно пели у костра, кто делал вид, что воюет за «правду», — теперь врывались в дома, выбрасывали имущество, резали скот и людей без разбора.
— Где шпионы?! — орал командир. — Покажите тех, кто служит короне!
Но в ответ — только плач. И кровь. И дым.
Йоран стоял посреди улицы, цепенея. Он сжал меч — но не поднял его. Мальчишка, лет десяти, ввалился в него, крича, умоляя:
— Пощади! Мама там! Там!
Йоран хотел помочь. Но крик командира…-Это предатели! -Напугали кузнеца, он боялся кары от неповиновения. Взмах, и от тела мальчика, отлетела голова в сторону. Йоран смотрел на закатившиеся глаза отрубленной головы, мина ужаса так и застыла на лице покойника. Кузнец ринулся вперед, уже будучи под шоком, тот бился с теми, кто еще старался сопротивляться. Крестьянин с вилами, говорят такому дай копье и сможет одолеть латника, но пред ними были не латники, да и копий у тех не было.
— Что ты стоишь, кузнец?! — заорал командир. — Деревня не сдаётся — вырежи, чтобы другим неповадно было!
Йоран поднял глаза.
В доме напротив — женщина, с младенцем на руках, горящая крыша рушится над ними. Из сарая — хрип, кашель, мольбы. И мёртвые. Вокруг. Повсюду. Мёртвые.
Это не война.
Это бойня.
-Солдаты короны!- вскрикнул кто-то уже на руинах деревни. Бойцы-головорезы, стянулись в один строй, после чего увидели, как сквозь, дым, прорывается отряд с гербами на щитах, не знакомыми кузнецу, ну, а что? Он мало чего видел за свою жизнь. Отряд короны — дисциплинированные, строго вооружённые солдаты, сражавшиеся за законного правителя и порядок. Мятежники — разбойничьи формирования, озлобленные на власть, жаждущие изменить привычный порядок сил.
Йоран стоял в ряду мятежников, крепко сжав рукоять меча. Его взгляд был сосредоточен и холоден — молодой кузнец, уже познавший жестокость войны.
Командир, мятежного лорда, поднял руку в знак готовности. Его голос прозвучал грозно:
— За свободу и честь! Не щадим врагов! Путь только вперёд!
Отряды сошлись в лязге стали и криках. Первые удары были обоюдными — щиты звенели, копья ломались, мечи впивались в броню. Йоран сражался в самом пекле, отбивая удар за ударом, ощущая, как гул боя заполняет всё его сознание.Лучники короны насылили на мятежников град стрел, и многие палили на месте, но ярость и отчаяние толкали бойцов мятежников вперёд.
Йоран заметил, как один из его товарищей был сбит с ног, и ринулся на помощь, пронзив врага клинком. В рукопашной схватке он чувствовал холод стали и горячую кровь на ладонях.
Несмотря на отчаянное сопротивление мятежников, отряд короны продвигался, разрывая ряды противника. С каждым мгновением становилось яснее — эта битва не о свободе, а о безжалостной власти.
Когда лорд приказал перейти в наступление, Йоран собрал последние силы и бросился в атаку, но в его душе уже зарождался сомнительный вопрос: ради чего он проливает кровь? За корону или за собственную жизнь?
Поля боя усыпаны были телами, крики и стоны раздавались повсюду, а пыль поднималась в серый туман. Йоран чувствовал, как его сердце сжимается от боли и страха, но отступать нельзя было.
В конце концов, после долгой и кровавой схватки, мятежники обратились в бегство. Кавалерия короны не щадила убегавших. Кузнец, ринулся в лес, оглядываясь назад, видя собратьев по оружию, которые падали от натиска мечей, тех кто пытался дать бой. Повернув свой взор в лес, убегая как обычная шафка, тот оступился, упав в снег, смешанный с грязью. С испугу тот ни чего не придумал лучше чем попытаться спрятаться. Накрывшись щитом, тот в спешке закидал его снегом. Чувствуя как дрожит земля, тот стиснул зубы, надеясь, что того не увидят, как вдруг, все стихло.
Он дошёл до ручья за деревней. Там упал на колени, скинув шлем. Рвота сотрясла его тело. А потом — тишина. Вода была ледяной, и он долго сидел в ней, смывая с себя чужую кровь. Но руки всё равно были грязными. Меч — его меч — был запачкан. -Я убивал.- Это значило — достаточно.
— Я ковал это, — прошептал Йоран, глядя в пустоту. — Я ковал для убийц.
Потом подошёл к горну. В последний раз разжёг пламя. И бросил в него клеймо с инициалами. Металл шипел. Треснул. Упал на угли.
Йоран не знал, куда пойдёт. Но одно знал точно: здесь он не останется. Под этим знаменем — он не мастер, не воин, не человек.
Он — соучастник.
А значит, должен уйти.
И выковать для себя новый путь.
Он брел по пределу своей родины, продав свои доспехи, тот подался в бега, подальше, где он мог начать новую жизнь. Добравшись до портов северного братства, тот подкупил капитана, чтобы его взяли на борт, да увезли от туда. Они отправились в плаванье не сразу, кузнецу не хватило деньжат, от чего он договорился сковать нужные гвозди, и всякую фурнитуру. После чего и отправился. Спросив у капитана куда тот путь держит, он промолвил в новый свет. Кузнец лишь пожал плечами, а в голове сыграла мысль, кузнецы всегда там нужны. Да и к тому же я уже умею держать оружие.
С этими мыслями он был на все время плаванья, после чего те добрались до места, спустя долгие месяцы. Сойдя с корабля, тот вдохнул еще чистого лесного воздуха вокруг. -Предел… Ну, встречай!
OOC
- Имена, прозвища и прочее: Йоран Сталберг "Тихий молот"
- OOC Ник- VINO_NO
- Раса персонажа звересь, волковидный.
- Возраст: 25 зим
- Внешний вид: взъерошияся шерсть, рост 210, руки чаще всего ржавые, или черные от металла, карие глаза, потрепаная одежда, да фартук, из плотной кожи.
- Характер: несет спокойствием.
- Таланты, сильные стороны: Обладает острым нюхом и слухом. Довольно выносливый звересь.
- Слабости, проблемы, уязвимости: Довольно завистливый.
- Привычки: Хмуриться, да морщить морду, сплевывать слюну в сторону.
- Мечты, желания, цели: Жить спокойной жизнью, ну или хатябы стабильной.
