OOC Part
1)Ирвин Веселитель
2)ElIcero
3)Семиморфит
4)27
5)Мужчина, внешне на 23-25 лет, что слегка моложе его реально возраста. Телосложение среднее - не тонкий, но и особой мускулатурой не обладает. Хотя сухожилия и некоторые мышцы развиты чуть лучше, чем никак. Обусловлено это постоянными драками и прочими неприятностями, в которые Ирвин очень часто попадает. Рост чуть выше среднего.
Черты лица острые, но без какой-либо утонченности - он уж очень часто корчит гримасы.
Травм, переломов и прочего нет - только пара шрамов на руках.
Волосы густые и непослушные, в цвет вороньего крыла. Чаще всего они собраны в короткий хвост.
Глаза светло-оранжевые, подобно янтарю.
6)Очень веселый и шутливый парень - наверно это его основная черта. Хотя он часто резок и груб на слова, но очень добр. Ирвин ценит и уважает людей, что не причиняют никому зла умышленно, ради развлечения и без необходимости.
При всей своей доброте он не любит явно проявлять заботу и сострадание, по большей части только потому, что стесняеться.
Немного ленив, но очень наблюдателен.
Любит выпить и поиграть, из-за чего часто бывает без денег, ведь проигрывает все в кости.
Ко всему прочему он очень любит животных, и терпеть не может тех, кто убивает их ради развлечения.
7)
“Неплохой оратор” - Ирвин умеет быстро и красиво говорить, особенно за бокалом вина, из-за чего его часто слушают.
“Хороший пародист” - часто шутя и изображая кого-то Ирвин действительно научился пародировать людям в поведении и жестикуляции.
“Великий наблюдатель” - обладает высокой наблюдательностью, что лишь укрепляется его магической сутью.
“Необычный боец” - на среднем уровне умеет махать как мечом, так и руками. В основном он не идет “на пролом” в бою, а адаптируется к местности и стилю боя противника. Конечно против хорошо вооруженного мастера или обычной толпы это не поможет, но вот 1 на 1 - вполне.
“Сильнейший из пьяниц” - его очень трудно перепить. Также умеет готовить алкоголь. В основном - самогон.
8)
“Почти бытовой инвалид” - Ирвин может разжечь костер, поймать курицу и пережить пару ночей в лесу, но не сможет убрать балаган после своей работы, подмести пол или пришить пуговицу.
“Бред из страха” - испытывая сильный стресс или страх он начинает нести полную околесицу. Она может быть как полным бессвязным бредом, так и просто странными комментариями и шутками, на подобии восхищения качеством древесины у его гроба.
“Выраженный Палимпсест” - после большого количества алкоголя он почти полностью забывает все, что было во время опьянения.
9)
“Игра с монеткой” - когда он думает ему нужно что-то теребить, перебирать пальцами, дергать ногой или играть с монеткой.
“Хождение по кругу” - когда он рассуждает вслух или что-то объясняет обычно он ходит туда-сюда или по кругу.
10)
- Найти работу
- Найти интересных людей
- Начать написание книги с анекдотами(Позже превратиться в летопись празднеств)
Magic questions
Врожденной возьму астрологию, а приобретенной трансфигурацию. Гибридной выйдет темпорис.[Фата-моргана] - основное заклинание для выполнения большинства идей Ирвина, начиная простым развлечением людей и созданием легенд - заканчивая остановкой войн до их начала и борьбой с магическим терроризмом.
Подмастерье
[Всплеск эмоций] - во многом полезное заклинание. Поможет при работе с магическими преступниками, созданием праздников и городских легенд.
[Концентрация] - в большей степени потребуется для обнаружения аномалий и других магов.
[Провал в памяти] - оружие “подчистки” Ирвина. Может служить как помощником в сохранении сокрытия магии, так и помочь, если Ирвин своими чудесами напортачил.
Маг
[Представление] - усиленный вариант [Фата-моргана]. Необходима для продолжения исполнения все тех же мотивов.
[Камуфляж] - полезное заклинание для исполнения большинства мотивов. Борьба с войной, анонимная помощь через чудеса, создание легенд - заклинание полезно почти везде.
[Осколки прошлого] - поможет более тщательно заметать следы. Также откроет доступ к изучению памяти человека, что поможет узнать о желаниях и целях индивида, понятия их мотивов и подобного.
[Продвинутый анализ] - заклинание необходимое для выявления жертв магических преступников.
Мотивы
С холодной усмешкой наблюдая за магическим обществом, Ирвин видит не сообщество избранных, а клубок разрозненных одиночек, увязших в собственной значимости. Сила, способная творить чудеса, растрачивается на мелкие интриги и поддержание устаревших догм. Особое раздражение у него вызывают те, кто использует магию как дубину - не из злого умысла, а от скудости воображения, превращая великое искусство в инструмент грубого принуждения.
В своих наблюдениях Ирвин пришел к неутешительному выводу: магическое сообщество не нуждается в реформах - оно нуждается в качественном развлечении. Зачем свергать систему, если можно сделать так, чтобы играть по ее правилам стало попросту скучно? Его цель не революция, а тотальная реновация магического досуга.
В основе его философии лежит простая, но глубокая мысль: истинная сила иллюзии - не в её устойчивости, а в её мимолётности. Не в том, чтобы подменить реальность, а в том, чтобы раскрасить её, сделать объёмнее, острее, осмысленнее. Магия это не способ возвыситься над другими, а возможность встретиться с ними на нейтральной территории, где статус и мощь не имеют значения, а важны лишь искренность и готовность удивляться.
Главная слабость современных магов, как заметил Ирвин - это их серьёзность. Они освоили сложнейшие ритуалы, но разучились смеяться. Могут подчинить стихии, но не могут рассмешить публику. Добиваются власти, но не знают, куда деть вечер четверга.
Главная цель Ирвина - вернуть магии её крылья. Он будет создавать ситуации, где традиционные подходы дают сбой. Где грубая сила выглядит нелепо. Его оружие - ирония, его щит - обаяние, его стратегия - сделать так, чтобы быть на его стороне было не только выгодно, но и невыносимо весело.
Истинная магия, по мнению Ирвина, это не демонстрация силы, а момент, когда исчезает граница между зрителем и творцом. Когда каждый становится соучастником чуда, а реальность на миг признаёт, что правила - лишь рекомендация. Когда даже самый прагматичный ум на мгновение замирает в вопросе: «А почему бы и нет?».
Ирвин считает, что настоящий маг - не тот, кто сильнее всех, а тот, кто интереснее всех. Тот, кто может предложить альтернативу скучной действительности. Не пророк, не воин, не учёный. А режиссёр реальности. В этом и заключается его главный парадокс: чтобы по-настоящему изменить мир, нужно перестать относиться к нему так серьезно и вспомнить, что любая реальность это всего лишь черновой вариант, который можно и нужно переписать.
По делу
Старт игры
По приезду в Предел Ирвин это просто веселый и любящий выпить парень. Единственное, что в нем особенного - наблюдательность, обусловленная его способностями [Прорицание] и [Обостренные чувства].
Первоочередной цели как таковой нет - Ирвин банально не обладает какой-либо информацией о магии и своих возможностях в целом.
Я начну с простой игры - устроюсь куда-то в таверну, уборщиком например. Задачей на этом этапе будет привнести атмосферы в игру и дать поиграть другим. Буду где-то слегка отливать себе алкоголь, играть с людьми в кости, устраивать пьяные драки и подобное - по сути буду пытаться сделать все, чтобы другие игроки прочувствовали атмосферу и смогли развлечься.
Попутно с этим я буду общаться с людьми впитывая и распространяя сплетни - исключительно ради забавы и очередного создания контента для игроков.
Прозрение
Спустя небольшой промежуток времени я обязательно узнаю о свой магической сути. Скорее всего меня обнаружат другие маги, из-за чего я узнаю об “обратной” стороне мира и Предела.
Сперва я постараюсь сдержать характер Ирвина, показываясь скромным и спокойным. Это не будет так сложно, ведь Ирвин - мечтатель, который точно будет заворожен новооткрывшимся миром.
На этом этапе целью станет изучение себя, мира и магии. Продолжая вникать в устои магов Предела я планирую понять их писанные и негласные правила, конфликты, интересы.
Попутно с этим Ирвин будет пытаться понять - “А вообще весело ли быть магом?” - Ирвин боиться, что подобная сила может стать больше бременем, чем благословением. - “Может ли быть так, что с ответственностью уходит и счастье?”
Король Празднеств
Задаваясь вопросами выше Ирвин придет к выводу, что маги действительно закостенели в своих убеждениях. Для них их сила не чудеса, а груз ответственности.
Уже слегка привязавшись к этому обществу Ирвин захочет раскрепостить их. Чтобы даже учитывая общепринятые догматы о сокрытии магии - они не теряли счастья.
Я планирую создавать мелкие праздничные события. Просто чтобы маги собирались не ради обсуждения “какой-то там важной штуки”, а ради простого отдыха вместе. Пили, ели, веселились, рассказывали истории и просто отдыхали душой.
Через такие мелкие праздники маги Предела смогут раскрепоститься, отдохнуть и возможно даже помириться, если были какие-либо конфликты.
Но зачем обделять обычных людей от блага веселья и радости? - Целью Ирвина станет создание и организация праздников и для обычных людей. Танцы, игры, ярмарки и реки меда - все, что только душа может желать.
Как любитель развлечений - Ирвин любит и истории.
Молодой магик будет желать создать летопись подобных праздников. Она может быть немного постыдной, но уж точно очень веселой. А главное - она запишет людей как очень веселых и счастливых, немного глупых, но беспечных и довольных.
Бегство от предопределенности
Живя в Стольде жизнь Ирвина становиться рутинной, его поведение предсказуемым, а шутки одинаковыми. Подобную жизнь Ирвин воспринимает как зависимость или “плохую привычку” - как было ранее с алкоголем.
Он не хочет возвращаться к той жизни забулдыги и алкоголика, ведь это не только пагубно влияет на разум и идет вразрез с его жизненной идеологией, но и напоминает ему о родных, что жили точно так же - рутинно.
У многий городов и народов есть свои мистические истории, фольклор и легенды. - Основываясь на них, а иногда и добавляя отсебятины я планирую создавать “городские легенды”, чтобы жизнь людей не была так скучна и предсказуема.
Можно создать “злую историю с хорошим концом” - например легенду о том, что в город по ночам выходит безголовый страж и пугает людей, а после создать видимость победы над ним.
Или создать “волшебную и добрую историю”, в которой дети, которые слушались родных и помогали им, ложа монету под подушку получали на утро две. - По мнению Ирвина подобные легенды заставят семьи и людей в целом сплотиться, поверить в чудо и помогать это чудо творить. Ведь если ребенок не получил награды - родитель захочет это исправить.
Также эти мысли хорошо сочетаются с идеями о праздниках и чудесах. Потому что если “зло” пропало - то это повод для радости, или если в этот раз чудо не произошло - люди попытаются творить его сами, чтобы их близкие не печалились.
Чудеса в каждый дом
Получив силу Ирвин решит направить её в доброе русло. Он не может исцелить человека, оживить кого-то или влюбить. Он не обладает массой средств, чтобы оплатить все, что может пожелать. Но он может дать надежду.
Например Ирвин может облегчить боль, дать краткое ощущение молодости и живости или чувство присутствия. Присутствия кого-то близкого, кого уже нет в живых.
Все это маленькие чудеса, что способны дать человеку надежду и причину жить дальше - на это и нацелен Ирвин.
В этих чудесах мне помогут заклинания:
[Прорицание] - для понимания эмоций собеседника.
[Всплеск эмоций] - для манипуляций эмоциями и снижения стресса человека.
[Фата-моргана]/[Представление] - для создания самих чудес.
Борьба с магическим терроризмом
Постепенно постигая новооткрывшийся для Ирвина мир он придет к выводу, что подобная сила это слишком большой соблазн. Он полностью согласен с идеей сокрытия магии, ведь если о ней все узнают - маги захватят мир насилием.
Раздумывая на эту тему Ирвин поймет, что само использование магии для насилия, захвата власти, темных экспериментов и подобного ему противно.
Он творец счастья, а значит те, кто это счатье забирает у людей - его прямые противники.
Ирвин не блюститель закона, судья или моралист. Его борьба будет исходить исключительно из ненависти и отвращения к подобным лицам.
Отталкиваясь от такого мнения он не будет тратить месяцы на то, чтобы испытать удачу и медленно свести с ума преступника.
Задачей будет за максимально короткий срок заставить человека морально обессилить, после уже передавая его под суд.
Мотивы: Сперва Ирвин будет исследовать мотивы человека. Пытаться создать его “моральный слепок”. Это будет нужно, чтобы в дальнейшем укрепить наблюдение за похожими магами.
Кошмары: Используя заклинание [Прорицание] при допросе Ирвин будет задавать наводящие вопросы. Целью будет выудить страхи человека, чтобы после свести его с ума и оставив обессиленным отправить под суд.
В дальнейшем скорость его работы увеличиться, ведь он приобретет заклинание [Осколки прошлого].
Примером такой работы может послужить маг, что до чертиков боится неизвестности, насекомых и, возможно, темноты.
Используя свои иллюзии Ирвин создаст видимость, что человек находиться в полной тьме. В это время по нему начнет ползать множество насекомых разных размеров и видов, которых нельзя будет стряхнуть, ведь это все также иллюзия. Промариновав так мага некоторое время его отправят под суд. Такие люди будут наиболее сговорчивы, ведь не захотят вернуться к кошмару.
Сохранение мира
Природа: Рассматривая идею о борьбе с магическим терроризмом Ирвин поймет, что множество схожих преступников оставляют следы, которые могут загрязнять Предел.
К тому же, кроме магов - подобным занимаются и обычные люди. Они сжигают леса, чужие мелкие поселения и целые города, оставляя это все брошенным.
Сам по себе Ирвин не имеет сил, дабы бороться с проблемами брошенной природы, из-за чего его задачей станет привлечение внимания к подобным проблемам, а не их исправление самостоятельно. Конечно по мере возможностей он будет готов этим заниматься, однако его способности заключаются не в этом.
Войны: Ирвин боиться смерти как и все, а возможно даже чуть больше. Принимая свой страх он принимает и чужой, из-за чего и ценит само понятие жизни и как нечто более святое чем любой религиозный обряд.
Ирвин также понимает, что не все разделяют его мнение, из-за чего стычки, конфликты и бои неизбежны. Люди будут также разбойничать, убивать и мародерить - с этим ничего не поделать.
Но вот избежать массы смертей, бессмысленных, глупых и жалких - можно.
Под сохранением мира Ирвин понимает не только сохранение природы, но и понятия “отсутствия войны”.
Именно по этой причине в список его задач войдет борьба с войной.
Пути у этого могут быть разные. Например он может стать шутом и советником какого-либо правителя. Или используя свои иллюзии стать “голосом предков” предвещающих крах правителя в войне. - Главное, чтобы война даже не началась.
В подобных целях мне поможет мой арсенал заклинаний:
[Фата-моргана]/[Представление] - основной способ работы. Представляясь чем-то мистическим и создавая “знаки высших сил” я буду убеждать правителей отказаться от войны.
[Прорицание] - с его помощью я смогу распознать эмоции собеседника, вовремя подбирая нужные слова и склоняя на свою сторону, т.е - к отсутствию войны.
[Всплеск эмоций] - Манипуляция эмоциями собеседника. Точно также смогу склонять на свою сторону, но уже искусственно вызывая эмоции.
[Камуфляж] - я буду часто являться к разным людям, а значит и разная внешность лишней не будет.
Аномалии: Мир уничтожают не только люди. Одной из целей Ирвина будет и борьба с аномалиями.
Он не ученый, жаждущий всех знаний мира, как и не боец, что гониться за силой. Целью будет именно искоренение аномалий.
Конечно Ирвин не фанатик. Если кому-то нужна будет помощь с изучением - он поможет, но вот сам он заниматься этим не станет.
В моей нелегкой борьбе мне помогут заклинания астрологии, а именно [Концентрация] - она позволит мне находить аномалии.
Biography
Глава I
Шесть лет это возраст, когда мир уже перестал быть размытым пятном, но ещё полон необъяснимых чудес и тихих законов, которые диктуют взрослые. Для шестилетнего Ирвина мир был размером с их небольшой, чуть покосившийся дом на отшибе, у самого подножия темнеющего леса. Дом всегда пах дымом, варёной дичью и сушёными травами, что развешаны пучками под потолком.
Семья его была маленькой и тихой, словно затянувшаяся пауза после невыплаканного горя. Мать была для мальчика лишь образом из редких, скупых рассказов отца - призраком с добрым лицом, унесённым лихорадкой вскоре после его появления на свет. Её отсутствие компенсировалось молчаливым, вымученным трудом троих оставшихся взрослых.
Отец был угрюмым, молчаливым человеком с грубой кожей и руками, покрытыми шрамами от порезов и звериных когтей. Он был добытчиком, краеугольным камнем их существования. Его уход на рассвете и возвращение в сумерках задавали ритм их дням. Ирвин, заслышав скрип калитки, замирал у щели в стене, наблюдая, как отец скидывает с плеча тушу косули или связку глухарей. Ласк он не ждал и не получал. Высшей мерой одобрения была тяжёлая рука, на мгновение ложившаяся на его непокорные чёрные волосы, да редкое ворчливое: «Не мешайся под ногами».
Бабушка и дед были двумя тихими тенями, населявшими дом. Они передвигались медленно, их руки тряслись, а речь была размеренной и полной старых, непонятных Ирвину поговорок. Их вклад был не в добыче, а в сохранении. Бабушка могла часами сидеть у очага, перебирая пучки трав. Её пальцы, несмотря на дрожь, были удивительно точны. Дед, бывший когда-то лесником, теперь чинил снасти отца - сети, силки. Его старческие, мутные глаза всё ещё видели малейший разрыв в верёвке.
Жизнь была суровая, в необходимости. Подъём затемно, проводы отца. Похлёбка да краюха хлеба. День Ирвина состоял из мелких поручений: дров отнести, с бабкой посидеть, костер разжечь. Но чаще - побег к ручью за огородом, где можно швырять камушки в воду да смотреть на жизнь, которую взрослые не видят.
Его густые, чёрные как смоль волосы уже тогда не слушались, падая на лоб непослушными прядями. А привычка теребить что-то в руках родилась из бесконечного ожидания и тишины. Он перебирал гладкие речные камушки, обрывок кожи, а позже старую, стёршуюся до неузнаваемости монету, найденную на дороге. Это помогало отогнать скуку и страх перед громадным, незнакомым миром за стеной леса.
Вечера всегда были временем тишины. Отец чистил копьё, дед дремал у огня, бабушка напевала. Ирвин, укутавшись в одеяло, смотрел на пламя в очаге. Он не знал слов «одиночество» или «тоска», но чувствовал, что в этом мире труда, вздохов и суровых взглядов не хватает чего-то. Яркого. Звука. Движения. Он искал его в кривляньях перед водой, в попытках вызвать улыбку на лице бабушки.
Мир за стенами дома был большим и холодным. Но здесь, у огня, под шерстяным одеялом, пахнущим дымом, было своё тепло. И пока отец возвращался с добычей, а бабка перебирала травы, мальчик мог тихо сидеть в своём углу, слушая, как трещат поленья в очаге. Этого было достаточно. Пока достаточно.
Глава II
Семь лет - возраст, когда мир уже не кажется единым целым, а распадается на отдельные, ещё непонятные, но бесконечно интересные детали. Ирвин с замиранием сердца наблюдал, как руки отца, грубые и покрытые старыми шрамами, ловко работали ножом. Не было жестокости в его движениях, а только точность, выверенный годами ритм. Тушка зайца превращалась не в окровавленную массу, а в аккуратные куски мяса, шкуру и потроха. Мальчик не отворачивался. Он видел, как из сложного целого рождаются простые, понятные составляющие.
А потом его внимание притягивало другое тайное действо. В душном полумраке сарая дед, похожий на древнего лесного духа, колдовал над закопчённым металлическим кубом, который шипел на огне. Воздух был густым и кислым от запаха забродившего зернового сусла. Ирвин, притихший на пороге, завороженно следил, как по по краям куба, по капле, стекала мутная, странно пахнущая жидкость. Потом дед сливал её в глиняный кувшин, его лицо было серьёзным и озарённым отблесками огня.
Два разных превращения: одно - разбор на части, другое - сокровенное рождение огненной воды из простой браги. И оба были полны для мальчика необъяснимой серьёзности.
Глава III
Для Ирвина и деревенских мальчишек не было игры азартнее, чем прятки в предзакатных сумерках, когда длинные тени сараев и заборов превращались в идеальные укрытия.
«Играем до тех пор, пока светляки не зажгутся!» - правило было нерушимым. И вот, прислонившись лбом к старому сараю, Ирвин с закрытыми глазами отсчитывал последнюю десятку. Его сердце колотилось в предвкушении, а в ушах стоял звон от недавнего смеха и быстрых ног. - «…девять… десять! Иду искать!»
Он оттолкнулся от дерева, схмурился прислушиваясь и ощущения изменились, став острее и яснее. [Обостренные чувства]
Он не просто бежал озираясь по сторонам - он вслушивался. Шёпот из-за сложенных дров казался ему таким же громким, как обычный разговор. Он всматривался и мельчайшее движение, колышущийся от чужого движения куст, дрогнувшая тень от огня - все говорило ему о спрятавшемся.
Он не осознавал этого. Для него это было просто частью игры, тем самым особым сосредоточением, которое накатывало в самые важные моменты. Он не видел ауры и не слышал мыслей. Он просто… был очень внимательным.
- Выходи, Петер! Я вижу, как солома в сарае шевелится! - кричал он только заглянув внутрь. А через мгновение оттуда действительно раздавался сдавленный смех и недовольное ворчание.
Он находил всех, одного за другим. Ребята называли его удачливым и злились, но в глубине души восхищались. Для них он был просто самым ловким и внимательным.
Глава IV
Небольшая поляна на отшибе деревни оглашалась звонкими детскими голосами. Сегодня здесь был не просто бой, а самый настоящий рыцарский турнир! В роли величественного наблюдателя выступал старый пень, а в качестве благородных противников сам Ирвин и его друг Лука. В руках у них были не палицы, а почти что настоящие рыцарские мечи - добротно обтесанные отцовскими ножами деревянные клинки.
- За короля и справедливость! - выкрикнул Лука и грациозно, как он думал, взмахнул своим «мечом».
- За принцессу и… и потом придумаю! - не растерялся Ирвин и принял стойку.
Они сошлись под одобрительные возгласы «зрителей» - пня и его корней, которым было очень интересно наблюдать за игрой. Лука был сильнее и на полголовы выше, его атаки были напористыми и прямолинейными. Он атаковал с размаху, а Ирвин с лёгким смехом отскакивал, чувствуя свист дерева в воздухе.
И тут его мир снова изменился. Бой превратился в одностороннюю игру. Ирвин слышал, как Лука шумно вдыхает перед очередным замахом, видел, как дрогнул его локоть, меняя направление удара. [Обостренные чувства]
Ирвин не блокировал удары, а весело смеясь убегал от атак друга. Он уворачивался с изящным вращением, заставляя Луку промахиваться и с азартным хохотом терять равновесие.
А потом пришло осознание чувств. Ирвин почувствовал не злость, а лёгкое замешательство и азарт Луки. [Прорицание] - "Он задумал что-то!" - Ирвин увидел, как взгляд друга метнулся к луже у его ног. - "Хочет зайти сбоку, оттеснить меня к воде!" - пронеслось в голове у Ирвина. Вместо того чтобы отступать, он неожиданно даже для себя бросился вперёд, проскочив почти под рукой Луки, и ловко щёлкнул своим клинком по его запястью.
- Ай! - Лука вскрикнул больше от неожиданности, чем от боли, и его меч выпал из рук, описав в воздухе дугу.
Оба мальчика замерли, а потом разразились хохотом. Ирвин, сияя улыбкой, поднял «меч» друга и с преувеличенно галантным поклоном вернул его.
- Победа за тобой! - признал Лука, всё ещё смеясь. - Ты очень юркий!
- Это не юркость, - таинственно ответил Ирвин, подмигнув. - Это рыцарская хитрость!
Они ещё не знали, что только что закончилась не просто игра. Это была первая битва, где Ирвин интуитивно применил свой дар, превратив серьёзный поединок в весёлое приключение. И это ощущение победы, принесшей радость, а не обиду запомнилось ему куда сильнее любого триумфа.
Глава V
С тех пор, как отец не вернулся с охоты, время для Ирвина разделилось на «до» и «после». И это «После» было изматывающей рутиной, в которой не оставалось места для игр и мечтаний. Семнадцатая весна пахла не первой травой, а тяжёлым потом и усталостью.
Его дни стали однообразным круговоротом:
Утро. Ещё затемно нужно колоть дрова. Топор в его руках был уже не игрушечным мечом, а тяжёлым, бездушным инструментом. Холодная рукоять, звон расщепляемых поленьев и ноющая спина.
День. Проверить силки в лесу. Острым глазом он уже высматривал не приключения, а следы дичи. Пусто? Значит, ужин будет скудным. Добыча? Значит, нужно свежевать, разделывать, солить или коптить. Руки, помнящие отцовские уроки, делали эту работу быстро и молчаливо, но без былой уверенности.
Вечер. Забота о доме и деде. Починить просевшую кровать, принести воды. Дед всё чаще уходил в себя и Ирвину приходилось не только делать физическую работу, но и быть для него связью с миром - говорить, рассказывать, отвлекать.
Он ложился спать с телом, гудящим от усталости, и просыпался с тем же чувством. В его жизни почти не осталось места для прежнего легкомыслия. Даже его способности притупились, подавленные грузом обязанностей. Он видел теперь не игру огня, а старость своих близких. Он чувствовал не намерения друзей в игре, а тихую, гнетущую тоску, витавшую в их доме.
Он стал взрослым. Слишком быстро и слишком рано. И где-то глубоко внутри, под слоем усталости, тлела едва уловимая искра - тоска по тому времени, когда его главной заботой была победа в игре.
Глава VI
Тишина в доме стала иной. Гнетущей, окончательной. Сперва ушёл дед - тихо, во сне, с лицом внезапно потерявшим все морщины и заботы. А следом, не вынеся этой тишины, словно потухла последняя свеча, за ним ушла и бабушка. Ирвин остался один в этом внезапно огромном и пустом доме, где каждый скрип половицы отзывался эхом.
Он похоронил их рядом и в тот же вечер принёс из сарая глиняный кувшин с тем, что когда-то с таким старанием гнал дед. Огненная вода обжигала горло, не принося ни удовольствия, ни забвения. Лишь тугую, ядрёную пустоту.
Вскоре нашлись и собутыльники. Не друзья, но товарищи по несчастью. Такие же опустошённые мужики с окрестных дворов. Они собирались в его избе, потому что здесь уже некому было кричать и прогонять их. Сидели в молчаливом кругу, передавая по кругу ту самую глиняную посуду.
И вот тут, сквозь алкогольную пелену, пробивалось его способности. Он не читал мыслей - он чувствовал боль. Глухую, выстраданную тоску вдовца с соседней улицы, который пил, чтобы забыть глаза умершей жены. Яростную, чёрную злобу вечно пьяного кузнеца на весь белый свет за какую-то старую, съедающую его изнутри обиду. Безысходность молодого парня, похожего на него самого, который не видел будущего кроме этой деревни и этого самогона. [Прорицание]
Ирвин не утешал. Он слушал. И в какой-то момент его собственное горе, огромное и невыносимое, вдруг становилось частью чего-то большего - всеобщей немой тоски, которую можно было залить только огнём из кувшина. Он понимал их без слов. И они, чувствуя это странное, без оценочное понимание, раскрывались перед ним, как перед исповедником, выливая душу в прокуренную, пропылённую атмосферу избы.
А наутро, просыпаясь с тяжёлой головой и горьким привкусом во рту, он снова оставался один на один с давящей тишиной. И единственным спасением от неё был вечер, новый кувшин и такие же потерянные души, ищущие на его дне хоть тень утешения. Он не пил, чтобы веселиться. Он пил, чтобы перестать чувствовать. И его дар, обострявшийся к ночи, превращал каждую такую пьянку в странную, горькую исповедь, где не было виноватых, а были лишь сломленные горем и жизнью люди.
Глава VII
Запой длился вечность. Или один долгий, беспросветный год. Просыпаться гула в голове, чтобы к вечеру снова залить его огненной водой из дедова куба. Пустота стала привычной, почти комфортной. Но однажды утром Ирвин проснулся, и привычная тошнота сменилась ледяным, пронзительным осознанием: так можно и умереть. Тихо, незаметно, в пустом доме, как его дед. И никто даже не заметит.
Этот страх оказался сильнее горя.
Он собрал немногие пожитки в сумку, бросил в нее последний, недопитый кувшин, не как надежду на продолжение, а как горький трофей, напоминание о дне, и вышел на пыльную дорогу, ведущую прочь от деревни.
Путь в Стольд занял не один, и даже не два дня. Столица Хобсбурга встретила его не парадными воротами, а грохотом сотен телег, криками разносчиков и густым запахом дегтя, пряностей и людского пота. Город был огромным шумным организмом, живущим по своим, неведомым Ирвину законам. Он потерялся в лабиринте мощеных улочек и среди высоких, теснящих друг друга домов. Здесь пахло деньгами, властью и делами - всем тем, чего у него не было.
Он нашел пристанище в дешёвой ночлежке где-то на окраине, в районе, где запах рыбы с рынка смешивался с дымом из труб многочисленных мастерских. Каждый день был борьбой. Борьбой с соблазном открыть тот самый кувшин, с памятью, которая накатывала в тишине ночи, с чужими, подозрительными взглядами. Он брался за любую работу - разгружал телеги на причале, подметал улицы, помогал грузчикам на лесных складах. Физическая усталость стала его новым, более здоровым опьянением.
И по вечерам, в тавернах, где собирался такой же простой люд, его способности начинали тихо шевелиться. Сквозь шум и гам он улавливал отголоски чужих жизней. Не только горе, но и амбиции, мелкие хитрости, надежды торговцев-одиночек, усталую мудрость старых моряков. Он не вникал, не искал дружбы. Он просто слушал. Это давало ему странное утешение - он был не один в своем стремлении выкарабкаться. Весь этот город был гигантским муравейником, где каждый тащил свою ношу, ища свой путь.
Глава VIII
Работа уборщиком в таверне была скорее актом милосердия со стороны хозяина, сурового бывшего моряка, чем необходимостью. Ирвин мыл полы с задумчивой небрежностью, расставлял кружки так, что они непременно цеплялись друг за друга, а от пыли на полках предпочитал отвлекать клиентов какой-нибудь нелепой историей вместо того, чтобы её вытирать.
Но хозяин, к удивлению многих, терпел это. Потому что вскоре после того, как Ирвин переступил порог его заведения, произошла странная метаморфоза. Сперва он был тенью - тихим, исполняющим обязанности парнем с пустым взглядом. Но запах дешёвого пива, жареной рыбы и гул чужих голосов, казалось, постепенно вытаскивали его из скорлупы.
Он начал с малого. Неловкая шутка, брошенная в пространство. Потом - забавная история, рассказанная застенчивому посетителю. Затем он незаметно для себя начал использовать свои способности, но уже не для чтения чужих ран, а для понимания, что нужно человеку. Он чувствовал лёгкую грусть одинокого торговца и подходил к нему не как слуга, а как случайный собеседник, чтобы обменяться парой слов. Улавливал скуку компании ремесленников и «случайно» ронял поднос неподалёку, чтобы разрядить обстановку общим смехом.
Его способности, некогда служившие лишь для выживания и саморазвлечения, теперь использовались для помощи другим. Он улавливал не признаки опасности, а настроение в зале. Видел, кому не хватает кружки, кто ищет взглядом собеседника, а кто вот-вот затеет ссору. И он успевал предотвратить её, подойдя с улыбкой и глупым вопросом о погоде, сбивая накал ссоры до того, как она перерастала во что-то серьёзное.
Алкоголь он пил с наслаждением ценителя, а не отчаянием забулдыги. Пара кружек доброго пива за вечер не чтобы забыться, а чтобы вкус стал частью общего веселья, острым акцентом в общей симфонии жизни. Он мог смакуя потягивать вино, растягивая удовольствие, наслаждаясь самим ритуалом, а не поиском забвения.
Печаль не ушла совсем. Она просто переплавилась во что-то иное. В понимание, что боль — не повод хоронить себя заживо, а наоборот, причина ценить каждый миг покоя и радости. Его собственное горе научило его исцелять, пусть и таким малым образом, чужое.
Он всё так же плохо мыл полы. Но теперь, когда он шёл по таверне с тряпкой в руках и улыбкой на лице, люди расступались, отвечали ему ухмылками, подзывали к своему столу. Он был больше, чем уборщик. Он был душой этого места. И хозяин, подсчитывая выручку, которая с приходом Ирвина заметно возросла, лишь хмыкал и откладывал для него лишнюю монету, думая, что наконец-то нашёл хоть и странного, но самого ценного сотрудника.
Ирвин же, засыпая на чердаке над таверной, порой ловил себя на мысли, что его старая мечта о рыцарстве, о служении людям, обрела самую причудливую и искреннюю форму. Он не носил доспехов, но его оружием были шутка и понимание.
Глава IX
Слухи о Заокеании достигали Стольда обрывками, словно щепки, прибитые к берегу после далекого шторма. Одни говорили, что это негостеприимный край, кишащий чудовищами и дикарями. Другие шептались о несметных сокровищах, забытых цивилизациях и землях, где еще не ступала нога хобсбургского торговца. Но для Ирвина его работа давно стала "мада". Его веселье, его шутки и трюки стали предсказуемы даже для него самого. Он ловил себя на том, что повторяет одни и те же жесты, разыгрывает одни и те же сценки. Рутина, даже самая весёлая, начала медленно, но верно душить его.
Однажды вечером, протирая стойку, он услышал обрывок разговора двух загорелых моряков с чужеземным акцентом. Они говорили о корабле, который через неделю отплывает на запад. Не в Мэр-Васс и не в Кальдор, а дальше, туда, где карты обрываются пугающей белизной. И в их голосах звучала не жадность, а азарт первооткрывателей. Та самая нотка, которую он уловил мгновенно - чистый, ничем не разбавленный восторг перед неизвестностью.
Мысль созрела быстро, почти мгновенно. Почему бы и нет? Его ничто не держало. Таверна? Старый моряк найдет другого уборщика, возможно, более старательного. Посетители? Они скоро забудут его, найдя нового забавника. У него не было семьи, не было долгов, не было ничего, кроме старой сумки и пары сменной одежды. Даже его способности, отточенные здесь до блеска, просилась на новый, незнакомый простор.
Решение было принято с той же лёгкостью, с какой он когда-то решал, в какую игру сыграть с деревенскими мальчишками. Он просто шёл за интересом, за новым вызовом, за запахом приключения.
На следующее утро он поблагодарил хозяина, отказался от расчётной монеты, взяв вместо неё бутылку доброго самогона и вышел с той же сумкой, с которой и пришёл. Он не оглядывался на таверну. Впереди был порт, пахнущий солёным ветром, смолой и свободой, и кожаный кошель с скромными, но честно заработанными сбережениями - как раз на билет в один конец.
Он стоял на причале, глядя на покачивающийся на воде корабль с названием на языке, которого Ирвин не знал. Уголки его губ тронула привычная ухмылка.
Последнее редактирование:
