ঐ Размашистый хруст снега не смолкал до тех пор, пока вдалеке не забрезжили крошечные огоньки, едва различимые сквозь завесу метели. Зима в этом году выдалась особенно свирепой снег лёг тяжёлым, плотным покровом, скрывая под собой тропы и следы. Для чужаков это время смерти, но для детей Севера время охоты. Ведь сюда, в сердце замерзшего леса, не ступает нога человека. Старая волчица ковыляла между стволов, тяжело ступая по глубоким сугробам, в её клыках болтался кролик с переломанной шеей добыча, что станет ужином для тех, кого она защищает. Её шерсть поблёкла от лет и снега, по виду глаза казались уставшими, но это лишь отголоски старости. Подойдя ближе, волчица различила в сугробах мягкое отражение пламени. В центре стоянки горел костёр, окружённый низкими земляными жилищами, искусно укрытыми снегом. возле огня сидели люди... нет, не совсем люди. Гару. Волчица точно знала, к кому пришла, это была её стая, её кровь, она кинфолк стаи. Она прошла кругом, мягко виляя хвостом, приветствуя родичей тех, кто поднял взгляд и тихо ответил ей кивком или взглядом, затем Снежная Буря направилась к краю стоянки, туда, где под снежным покровом высился их тотем. С виду это было просто старое дерево, покрытое инеем и свисающими сосульками, будто сама зима воздвигла его здесь в честь вечного холода. Но когда волчица закрыла глаза и вновь открыла их - реальность сместилась. Перед ней предстал идол из мира духов: существо с телом, укутанным снегом, с громадными ветвистыми рогами, из которых тянулся лёгкий пар холода. Лицо его было неподвижно, как вырезанное изо льда, но глаза мерцали бледным светом северного сияния.
ֆ С тихим скулом Снежная Буря будто бы ответила поклоном своему идолу и медленно двинулась к ближайшей землянке, где в тепле, на подстилке из сухого мха, уже нежились трое её волчат. От каждого из них веяло кровью Гару, но кто из них поистине обретёт форму Старшего Брата или Сестры пока неведомо даже духам. Среди щенков особенно выделялась белёсая волчица с тёплым, желтоватым оттенком шерсти от следов крови, и чёрными глазами. Её нарекли Песнью Бури ещё в младенчестве, когда она, будучи совсем крохой, любила запевать низкие мелодии перед сном. Живя среди взрослых родичей в племени Вьюжных Скал, молодое поколение не знало ни голода, ни страха. Стая была многочисленной, сильной и единой - достаточно, чтобы ни один человек, ни один зверь не осмелился приблизиться к их земле. Песнь Бури росла не по дням, а по часам. Едва открыв глаза, она и её братья уже учились хватать мышей, что забредали в землянку, рвали обувь и шкуры своих старших сородичей, за что не раз получали заслуженные щелчки зубами и рычание. Единственное, чего не смели делать детёныши да и ни один из кинфолков и щенков стаи, это покидать пределы их земли. Ни шагу за границу священного снега, там, где начинался чужой запах - начиналась смерть. Несмотря на холод, на вьюги и проклятия, что веками отпугивали людей от северных гор, беда всё же надвигалась с каждым месяцем люди, потомки Скральдсонской человеческой крови, продвигались всё глубже в сердца земель Гару. Они рубили вековые ели, гнали зверей, жгли тропы. Стая Вьюжных Скал, подобно остальным Вендиго, не могла этого терпеть, для детей Севера каждое дерево было значимым, каждый камень - стражем, потому старшие уже собирали совет, готовя удар по рабочим партиям людей тем, кто осмелился тронуть духов, нужно было напомнить смертным, кто хозяин этих лесов. Но срубленные деревья лишь вершина беды, люди не прекращали возвращаться, за каждой отступившей группой приходила новая и лучше вооружённая и ликантропам стало практически сразу понятно лишь по одному смрадному запаху кто за этим стоит. Из мрака старых городов, из гнилых пещер и монастырей выползли вампиры, кровные враги Гару. Они узнали, что стаи Вендиго прячутся в этих лесах, и начали использовать человеческое мясо как щит, под их властью смертные и фомори шли и без страха срубали леса, и продолжали это делать. А вот Песнь Бури вместе с братом и сестрой - росли, как и остальное поколение Гару. Враги были далеко, ликантропы удачно держали свои позиции, наращивая силы.
৩ Шёл третий год жизни Песни Ветра. Филодокс и Вождь стаи, Скользящий по Тонкому Льду, вместе с мастером воя, Весенней Вьюгой, собрали всех у тотема. Там, под треск пламени и скрип инея, решалась судьба ближайших лун. Люди и пьявки вновь углубились в священные леса и сегодня должен был свершиться контрольный удар - возмездие за скверну, за мать Гайю. Этой ночью, самой холодной в году, когда даже пар замерзает в воздухе, Гару должны были нанести удар по монастырю, где, по разведке, обосновались пиявки. Вождь доверил командование Смотрителю по имени Сугроб, опытному воину, чье тело покрывали шрамы. Под его началом стояло пятнадцать Гару - триумф Вьюжных Скал. Первыми ушли разведчики, ловкие родичи, брат и сестра: Снежная Гора и Падающая Сосулька. Вернувшись, они доложили: монастырь охраняют лишь двое фомори, искажённые слуги Пиявок. Когда в горах раздался вой люпуса протяжный, хриплый, предвестник резни - настал час. Стая двинулась, как цунами с гор, снег взметнулся, воздух загудел от воя, первым, прорываясь через ворота, взвыл Галлиард, бард стаи, чьи песни разрывали сердца и тела а за ним, в ревущем порыве, Сугроб. Вампиры не успели даже понять, откуда пришла смерть, в их эллизиум, в самый разгар совета, ворвались ликантропы - вихрь когтей, стали и первородной ярости, стены монастыря дрожали, камень трещал под напором криносов, кровь стекала по алтарям, как новая жертва богам войны. Ночь окончилась тишиной. Ни один из Пиявок не покинул это место “живым”. Один из старейших доменов вампиров пал, вырезан из тьмы холодными когтями Севера. Но даже победа несла холод утраты. Когда всё стихло, под аркой разрушенного свода лежала Весенняя Вьюга. Её сердце пронзала когтистая лапа каменной гаргульи, пробудившейся от векового сна, чтобы нанести свой последний удар. Её глаза, стекленеющие в лунном свете, смотрели туда, где вновь восходила ночь...
После праздника настал день знакомства с тотемом. Песнь Бури знала его и прежде по песням, по рассказам старших, по запаху, что витал вокруг святилища, но теперь ей предстояло увидеть его так, как может лишь юный Теург. Под покровом всё ещё неполной луны она отправилась вместе с Мастером Обрядов и его учениками к идолу, что стоял в сердце леса, где земля напитана кровью и памятью предков. Когда волчица подняла взгляд, дух, оберегающий их стаю, уже был рядом, его присутствие ощущалось и глазами и ощущением в округе. Мир вокруг изменился. Песнь Бури увидела духов природы, что скрывались в корнях деревьев и журчании ручьёв, и духов павших Гару, охраняющих эти земли из-за завесы. Там, среди сумеречных троп Умбры, она заметила и Весеннюю Вьюгу - недавно павшую сестру, теперь ставшую светлым шепотом среди теней. И тогда юная дева поняла: не всё, что утрачено, утрачено навсегда.
Песнь изучала верное вхождение "за грань", говор с духами, после же свои способности, данные с рождения - заставляя диких зверей действовать, как только та захочет, чувствовать запахи, а так же Песнь Бури впервые смогла получить свой первый дар через духа, такой как "духовный оратор". Кто сказал, что с палкой разговаривают - лишь психи? Даже палка имеет ту мудрость, которую бы не имела юный теург. Потому Песнь Бури начинала с малого; начиная с камня, заканчивая деревом, а после деревом - и падшей душой. Всё же этот навык развивается опытом.
Вернулась Песнь Бури в каэрн уже после ночи. Кровь не текла из её тела, но алые следы на белёсой шерсти пугали даже Мастера Обрядов, вызывая у него смесь страха и восхищения ведь ярость редко щадит своих детей. В тот день ликантроп впервые был удостоен подчёта, пройдя ритуал Первой Крови, когда оборотень впервые проливает собственную кровь в бою и возвращается живым, её лапа регенерировалась медленно, но к ночи тело вновь обрело целостность. Жизнь гару окутана бордовыми красками и здесь нет места покою и тишине, особенно у Вендиго. Их долг - охота, голод и победа. Даже если кажется, что беда миновала, Вендиго не знают пощады, они истребят не только врага, но и само семя его проклятия. Так и на этот раз: когда бейны рассеялись по Умбре, трусливо покинув леса после гибели своего товарища, всё вернулось на круги своя. Молодой теург продолжала обучение, ей начали поручать более серьёзные задания, выходящие за рамки ухода за щенками и наблюдения за младшими. Песнь Бури училась искусству создания клейвов оружия духа и плоти. Для этого требовалось серебро, редкое и опасное вещество, добыча которого всегда несла кровь, обычно за ним отправлялись в города - своровать у смертных, отбить у кровососов, закрыв сразу два гештальта: ослабить врага и укрепить стаю, иногда же путь вёл в шахты но туда редко возвращались целыми ведь эти места любили Танцоры Чёрной Спирали, и нередко серебро там было платой за жизнь.
Однако даже это были лишь цветочки по сравнению с безумными духами. В тот день, чтобы постичь истинную цену серебра, Песнь Бури отправилась в охоту под предводительством Сугроба и двух стражей стаи, их путь вёл в пещеры, где воздух пропитан смертью, а камни хранили стоны давно погибших, там они наткнулись на тела смертных охотников или наёмников, уже не важно. Кто обглодал их до костей - знала, пожалуй, лишь сама Гайя, ответ же вскоре явился сам: искажённый, юродливый Танцор, жадно рвущий зубами плоть своей жертвы, осквернял сам дух земли своим явлением. Бой был коротким. Один Танцор не мог устоять против ярости трёх Вендиго - так им казалось. Когда тварь пала, гару принялись за серебро, что, по всей видимости, добыли убитые смертные, но стоило им коснуться его, как земля застонала, воздух наполнился звоном, и клинки, лежавшие в пыли, будто ожили поднялись, словно ведомые невидимой рукой, жаждущей крови, они взвились против своих спасителей, рассекая воздух и плоть, как будто сама сталь сошла с ума. В тот миг Песнь Бури ощутила зов, что шёл не из мира живых. Дух металла, израненный, пропитанный злобой Танцора кричал от боли, и тогда Теург впервые по-настоящему применила свой дар духовного оратора. Слова, что не были словами, полились с её губ, Песнь взывала к духу, напоминая ему, что он рожден из недр Гайи, а не из тьмы. Металл дрожал, завывал, и постепенно звук битвы сменился гулом покоя мечи опустились, точно смирившиеся волки.
Шла тридцатая зима Песни Бури. Бои со Змеем и его слугами стали для неё обыденностью, такой же частью жизни, как охота или смена луны. Те, кто осмеливался ступить на земли стаи, не понимали простого, Вендиго не знают усталости. Их ярость и верность Гайе несравнимы, и каждый, кто вторгается в их владения, вскоре превращается в пепел, рассеянный северным ветром. Эйра, наконец, осознала, что человеческая форма не только слабость, но и удобство. В ней можно не только скрыться среди смертных, но и удержать чашу обряда, перо для письма, клейв всё то, что не удержать лапами Криноса. С годами она стала воспринимать хомид не как чужое обличье, а как инструмент, дарованный самой Матерью, чтобы познавать мир. Когда над лесами воцарился покой, Эйра стала чаще покидать каэрн, она изучала города, их гниющую жизнь и суетные души, наблюдала, говорила, скрывала свою суть за вуалью. Среди шума и вони смертных она всё чаще слышала тихие голоса духов тех, кто обитал в мелочах человеческого мира: в ложках, зеркалах, свечах. Каждый разговор с ними открывал ей новые тайны о том, как Ткачиха оплетает людские умы. Однако время не щадит никого. Её наставник, старый Мастер Обрядов, уже подходил к закату своих зим, с каждым месяцем его голос становился тише, движения медленнее, а взгляд всё чаще задерживался в Умбре, будто он уже видел то, чего не видят живые. И вот настал день, когда Вождь объявил, что стае нужен новый проводник между духами и плотью. Выбор пал на Песнь Бури. Не из-за малочисленности Теургов а из-за её упорства, несгибаемости и силы духа. Её уважали даже Рагабаши, а Галлиарды уже начали слагать песни о Белой Волчице, что победила Духа Металла и очистила землю от скверны, Песнь Бури стала новой Мастером Обрядов, хранительницей тайн Умбры и голоса духов в мире Гару.
Последнее редактирование:
