1. Кузнец Людвиг
2. RokaRoka
3. Человек
4. 38 лет
5. Низкого роста (1.65м), большой ширины и толщины.
Посмотреть вложение 3F3F3F3F3F_3F3F3F_by_Grafit_Studio.webp
6. Хамоватый деревенщина. Уважает только панычей, господ, вельмож и любого, кто умеет убивать. Обыкновенный мужик 11-го века. Глубоко верующий. Любитель выпить.
7. Мастер своего дела. Всю жизнь занимается одним ремеслом. Знает цепочки производства от А до Я. С металлом на "Ты".
8. Кретин, ограниченный своим делом человек, слабовольный, строит из себя дохрена умного.
Болеет герпесом, наружно-диффузным отитом, хроническим гайморитом, артритом, артрозом, периодическим авитаминозом. Имеет недолеченный вывих левого плеча. На правой ноге шесть пальцев. В носу два лишних сквозных отверстия. Имеет проплешины на голове. Заражён глистами. Лёгкие и печень в плачевном состоянии. Импотент. Имеет ПТСР, плоскостопие, проблемы с ЦНС и ожирение II степени.
9. Пить, курить лаванду, ворчать, чесать промежность (глисты), растирать губы до крови (герпес), проговаривать считалочки, носить украденные очки.
10. Хочет обычного человеческого счастья: Найти жену, построить дом, разбогатеть, заиметь сына и дочь.
2. RokaRoka
3. Человек
4. 38 лет
5. Низкого роста (1.65м), большой ширины и толщины.
Посмотреть вложение 3F3F3F3F3F_3F3F3F_by_Grafit_Studio.webp
6. Хамоватый деревенщина. Уважает только панычей, господ, вельмож и любого, кто умеет убивать. Обыкновенный мужик 11-го века. Глубоко верующий. Любитель выпить.
7. Мастер своего дела. Всю жизнь занимается одним ремеслом. Знает цепочки производства от А до Я. С металлом на "Ты".
8. Кретин, ограниченный своим делом человек, слабовольный, строит из себя дохрена умного.
Болеет герпесом, наружно-диффузным отитом, хроническим гайморитом, артритом, артрозом, периодическим авитаминозом. Имеет недолеченный вывих левого плеча. На правой ноге шесть пальцев. В носу два лишних сквозных отверстия. Имеет проплешины на голове. Заражён глистами. Лёгкие и печень в плачевном состоянии. Импотент. Имеет ПТСР, плоскостопие, проблемы с ЦНС и ожирение II степени.
9. Пить, курить лаванду, ворчать, чесать промежность (глисты), растирать губы до крови (герпес), проговаривать считалочки, носить украденные очки.
10. Хочет обычного человеческого счастья: Найти жену, построить дом, разбогатеть, заиметь сына и дочь.
Биография:
Давным-давно, в благословенном, но политически шатком Альтеззском царстве, властвовал древний и влиятельный род Кастиэлло. Этот род веками держал страну в повиновении, сочетая твердую руку управления с тонкой дипломатией. Последним законным правителем из этой династии стал Адальберт Кастиэлло — монарх суровый, умный и одинокий. Вопреки ожиданиям знати и народа, он так никогда и не вступил в брак. Ходили слухи, что его сердце однажды было разбито, и с тех пор он стал холоден к идее династического союза. Но были и другие — менее романтичные — мнения: будто бы Адальберт просто не желал делить власть ни с кем, даже с законной супругой.
Годы шли, и давление совета знати усиливалось: страна требовала наследника, но Адальберт, казалось, не обращал внимания на мольбы советников и придворных. Он замкнулся в себе, всё чаще предаваясь меланхолии, уединению и личным слабостям. Во время одной из таких мрачных полос, когда всё казалось лишённым смысла, он приказал доставить к себе девушку для снятия напряжения. Её звали Роксана — женщина не из знатного рода, но с редкой для простолюдинки утончённостью, обладающая необычной красотой и живым, наблюдательным умом. То была не первая подобная встреча в жизни Адальберта, но именно эта ночь стала судьбоносной.
Через несколько месяцев после той тайной встречи Роксана поняла, что беременна. Осознавая всю опасность открытого признания, она бесследно исчезла из замка, уехав в село близ Вайцмара, где и родила мальчика. Он стал бастардом, о происхождении которого не знал даже сам маркиз Адальберт. По зловещей иронии судьбы, несмотря на внебрачное рождение, Людвиг оказался единственным наследником династии Кастиэлло — последней нитью, связывающей погибающую королевскую кровь с будущим Альтеззы.
Не желая убивать младенца, но и не питая к нему материнской привязанности, она завернула его в тонкое одеяло и оставила на пороге дома замкового кузнеца и камергера. Этот дом принадлежал Коди Броку — человеку доброму, справедливому, преданному дворцу и лично королю. Брок был немолод, детей не имел, и жил один с двумя слугами, полностью погружённый в служебные обязанности. Утром, выйдя во двор, он обнаружил на пороге спящего младенца. Он принял мальчика и дал ему имя Людвиг.
Несмотря на высокое положение, Брок не считал нужным баловать подопечного. Он сдержанно заботился о нём, учил читать, писать и держать спину прямо в разговоре с другими. Слуги Коди не верили, что из Людвига выйдет их коллега, поэтому учили его работе с металлом. Позже и сам камергер присоединился к ним. Но к шести годам он поставил перед мальчиком жёсткий выбор: либо тот начнёт помогать по дому и в делах, связанных с хозяйством замка, либо отправится за ворота — на Эснийские улицы, где дети быстро превращаются в попрошаек, воришек и сломленных рабов. Людвиг понял: за красивыми каменными стенами нет места тем, кто ничего не стоит.
К четырнадцатому году жизни Людвига всё изменилось. Коди Брок, некогда приютивший его как бессловесное дитя, неожиданно обзавёлся родным сыном — поздним, долгожданным ребёнком от молодой служанки из замка Вайцмар. Это событие перевернуло устоявшийся быт камергера: отныне всё, что раньше молчаливо доставалось Людвигу — внимание, кров, еда и редкие книги — стало уделяться новорождённому. Мальчик, некогда бывший «бесхозным», внезапно стал обузой
Решение было принято холодно и быстро. Брок не бил, не кричал, не объяснялся. Он просто вывел Людвига за ворота ранним утром, сунул в руку завёрнутый в тряпицу кусок хлеба и сказал, не глядя: «Ты уже большой. Выживешь». И оставил его на произвол судьбы, среди мокрых камней Хакмаррских дорог.
Полгода Людвиг скитался по улицам, питался подачками и объедками с трактирных задворков, ночевал в конюшнях и пустых подвалах. Он быстро понял: жизнь не прощает слабости. Но кузнечное дело, которому он научился ещё под присмотром Брока, оказалось его спасением. Со временем Людвиг обосновался в торговом квартале Эснии, на пересечении двух шумных улиц, где вечно кричали купцы и визжали телеги. Там, под навесом между лавкой пряностей и трактиром, он устроил себе маленькое рабочее место.
Старые точильные круги, найденные на помойке, ручные инструменты, кое-какие куски железа — этого хватило, чтобы начать. Людвиг точил ножи для уличных поваров, правил мечи стражников, подковывал лошадей курьеров и выпрямлял гвозди для плотников. Он стал частью уличной жизни города — незаметной, но нужной. Его не замечали, но к нему приходили.
Спустя два года, когда Людвигу исполнилось шестнадцать, над Эснией сгустились тучи. Начался бунт Тезрана — жестокий, неорганизованный, но кровавый. Толпа штурмовала городские казармы, а стража, возглавляемая жестоким капитаном Рейнальдом Одо, ответила резнёй, не щадя ни виновных, ни случайных. Пламя, кровь и крики заполнили улицы, и в этом хаосе, под прикрытием ночи, Людвиг нашёл свой шанс.
Среди тел и обломков, разбросанных у сгоревшего караул-поста, он заметил латные доспехи, брошенные кем-то в спешке. Быстро сняв с покойника почти целый комплект, он, не привлекая внимания, спрятал его за городской стеной — в овраге, где раньше скидывали строительный хлам. Кожа, металл, заклёпки — всё было ещё пригодно. Через неделю после резни, когда пыль улеглась, он нашёл покупателя — наёмника, мечтавшего о защите получше — подогнал под него кирасу, подшил ремни и получил за это свои первые серьёзные деньги.
С этого начался новый этап. Людвиг понял: брони стоят дорого, особенно в нестабильные времена. В течение следующих недель он обшаривал склады, скупал повреждённые части латных доспехов, латал, перестраивал, перековывал. Работы было много, и она требовала не только силы, но и глазомера, терпения, смекалки. Постепенно он заработал достаточно, чтобы купить маленький участок в глухом переулке и построить там глинобитную печь — простую, но надёжную.
День за днём, ком за комом, он лепил своё ремесло с нуля. Кирасы, наплечники, бацинеты, поножи — всё, что только просили, он брался ковать. Иногда неудачно, иногда со злостью ломал свою же работу молотом, но всегда начинал заново. Он учился на ошибках, с каждым заказом приближаясь к ремеслу настоящих оружейников. В этом углу города, среди дыма и металла, ковал себя новый человек — тот, кем Людвиг ещё только должен был стать.
К семнадцатому году жизни Людвиг уже слыл мастеровитым, пусть и молодым кузнецом, о котором знали в половине торгового квартала. Он не стремился к дружбе, не искал любви, не верил ни в богов, ни в людей — лишь в металл, жар и точность удара молота. Но судьба, как и прежде, не собиралась давать ему покоя.
Однажды, ближе к осени, один из местных вельмож — праздный, богатый и вечно пьяный, — забредя в переулок с парой охранников, наткнулся на Людвига. Приняв его за очередного «кмета, вымазавшегося в угле», он в развесёлой насмешке потащил юношу с собой: мол, пусть узнает, как живёт «лучший род женщин в этом городе». Так Людвиг оказался в доме, где принимала Роксана — теперь уже старая, но всё ещё востребованная проститутка с репутацией женщины, пережившей десять жизней.
Всё началось с привычной для Эснии пошлости: грубые шутки, пьяный смех, запах вина, тусклые свечи. Подбадриваемый вельможей, Людвиг принялся делать то, ради чего сюда пришёл. Но в процессе соития у него возникало странное ощущение, что что-то здесь не так. Но прежде чем он понял, что перед ним его мать, город сотрясся от страшного звука. Сначала — глухой удар, потом крики. За окнами полыхнул свет — начался пожар. Толпы солдат, кто в панике, кто с оружием наголо, заполонили улицы. Камни срывались с крыш, горели навесы и повозки. Грохот разрушений заглушал всё. Небо потемнело от дыма.
Людвиг выскочил из дома в оглушающей какофонии: неясно, кто с кем сражается, чьи крики — вражеские, а чьи — смертельные. В тот день он впервые увидел, как легко рушится мир, построенный годами. Он пытался помочь, тащил раненных, закрывал собой падающих, хватался за меч не по приказу, а из чистой потребности защищаться. Но в конце концов понял: война не знает лиц, не выбирает виноватых, она просто сжигает.
К утру пламя утихло, но город уже не был прежним. Людвиг — тоже. Он не говорил об этом никому, но с тех пор не спал спокойно. Ночью ему снились стены, что рушатся с треском, лица, искажённые ужасом, запах горячего железа, смешанный с гарью человеческой плоти. Война оставила в нём шрам, не видимый глазу. Он не знал тогда, что это зовётся посттравматическим расстройством. Но знал точно: в тот день он потерял нечто важное — веру в порядок, смысл, и в то, что завтрашний день обязательно наступит.
После бойни, оставившей Энию в обугленных руинах, наступило то, что люди потом назовут не просто зачисткой, а геноцидом. Альтеззские войска, выстроенные по улицам в строгих боевых порядках, стали не восстанавливать порядок, а уничтожать его остатки. Под видом «наведения мира» они заходили в дома и вырезали всех флоров, а заодно и всех нелюдей, чья внешность или манера речи не соответствовали нормам новой власти. Это не было войной. Это был геноцид.
Людвиг не знал своей крови. Он не знал, кем был его отец — кроме того, что носил королевское имя. Он не имел документов, родословной или хотя бы чёткого акцента. Но он точно знал одно: в составе Альтеззской армии сражались и хакмаррцы — суровые горцы с каменных плато, которых брали на службу за силу и верность. Они говорили мало и им прощалось многое, если только они были «свои».
Когда двое здоровенных солдат выволокли его из сгоревшего переулка, прижали лицом к стене и принялись задавать вопросы, Людвиг понял — медлить нельзя. Не дрогнув, он выдохнул:
— Я хакмаррец. С горных рубежей. Работал тут кузнецом. Людвиг из залива Коги Свирепой.
Фраза прозвучала достаточно уверенно, а взгляд у него был такой, как у тех самых горцев — прямой, колкий, без страха. Один из солдат всмотрелся, хмыкнул, бросил что-то грубое напарнику и, не добавив ни слова, просто ударил его кулаком в грудь — не насмерть, а «на прощание». Людвиг рухнул в пыль, и вслед раздалось:
— Сматывайся, хакмаррская морда, пока цел.
Так Фортуна снова сделала оборот. Его не спасло имя, не спасла правда. Его спасла ложь — уверенная, холодная, сказанная с нужным выражением лица. Его пощадили, потому что приняли за своего, и выгнали — потому что не нужен. И это стало ещё одной правдой, которую Людвиг унес с собой: принадлежность — дело случая. А спасение приходит только тем, кто умеет стать кем-то другим.
Последующие годы растянулись для Людвига в неразборчивую череду странствий и постоянного выживания. Он ковал, лудил, правил, точил — всё, что требовали клиенты, всё, за что хоть кто-то готов был платить. Его знали на заставах, в походных лагерях, на границах осаждённых городов. Он был вечно на ходу, как рваный флаг, пойманный ветром. Людвиг становился частью очередной дружины, какого-нибудь полубандитского войска, потом — наёмничьего каравана, потом — лагеря мятежников, и снова — скитающихся торговцев. Как шлюха, он переходил из рук в руки, не принадлежал никому, но был нужен всем.
Деньги к нему стекались легко. Его мастерство ценили: за хорошую кирасу платили щедро, за подогнанный шлем — ещё больше. Иногда за день он зарабатывал столько, сколько гарнизонный солдат не видел за год. Но всякий раз судьба, как будто насмехаясь, отнимала всё до последней монеты. В одном городе его обокрали девчонки, которых он сам пустил на ночь в кузницу. В другом — проиграл всё в карты, не понимая правил. Один раз он обменял кошель на «древний амулет», который оказался запечатанным кусочком сырой земли. В другом — купил землю под мастерскую, но участок оказался болотом, где тонули даже куры. Иногда всё исчезало в пожаре, а иногда — с женщиной, исчезнувшей до рассвета с его инструментами.
С годами он не озлобился, но стал ровнее. Людвиг уже не злился на судьбу — он воспринимал её как капризную, пьяную хозяйку, которая каждый день может разбудить пинком, накормить мясом, а к вечеру — обворовать и выбросить из дома.
В одном из таких странствий его занесло в Заокеанье — дальнюю, сыроватую землю, где всё пахло йодом, мхом и рыбой. И снова, без лишних слов и без надежд, он занялся тем, что умел лучше всего: нашёл уголь, разыскал на рынке старую наковальню, восстановил горн из обломков. И как будто ничего не изменилось - только соль в воздухе разъедала кожу быстрее. Но железо всё так же плавилось, когда горн был раскален. А это — всё, что имело значение.
Это - кузнец и сын шлюхи. Самый обычный человек из средневековья. С самыми обычными целями.
Контакты: discord - asslanbarbaris
Последнее редактирование:
