Семья Курцо ютилась в доме, сложенном из грубого камня и глины, где дыра в стене служила окном, а солома на полу — постелью. Отец, Пьетро, с утра до ночи долбил землю в копях маркиза, а мать Мария, металась между очагом, детьми и огородом, где чахлая капуста едва спасала их от голода. Правило в доме было простое: «Кто не работает — тот не ест». А потому Франко с малых лет знал, что значит дрожать от холода в сырой шахте, таскать камни и слушать, как старшие братья ругаются из-за корки хлеба.
К семи годам Франко уже таскал вагонетки с углем, а к десяти — знал, какой стороной бить кирку, чтобы не надсадить спину. Отец человек суровый и тертый, учил его не мудрствовать а «долбить, копать и молчать».
— «Гора не любит болтунов, — хрипел Пьетро, выплевывая угольную пыль. — Копай, сынок, копай, пока спину не сломаешь, а там, глядишь, и маркиз заплатит.»
Голодные дни да пустой кошель отца толкнули его в дурную кампанию. Сперва он лишь приглядывался, как ловкие воришки обчищают лавки да карманы паломников, потом и сам попробовал — то каравай у пекаря стащит, то пару яблок с воза утащит. Бегал он проворно, в своих рваных обмотках, но хитрости не хватало — хватали его не раз. К счастью, купцы были не кровожадны: дадут подзатыльник, пнут сапогом под зад да прогонят с площадки, осыпая бранью, от которой даже солдаты краснели.
Но Франко не унывал. Он учился на ошибках, выбирал жертв попроще, да потихоньку карабкался вверх по скользкой лестнице воровского ремесла. Вскоре судьба свела его с шайкой карманников — те, видя в нем рвение, взяли его под свое крыло.
— «Слушай да запоминай, щенок.» — хрипел старший, коренастый детина с шрамом через глаз.
И Франко учился. Теория быстро перешла в практику. Простейшая схема: один под видом пьяного или глухого старика заводит торговца в долгий спор, другой в это время чистит лавку или срезает кошель, работали как часы. Но в те времена, когда каждый город жил по своим законам, а руки правосудия были коротки, пока не заплатишь, Франко и ему подобные были лишь песчинками.
На втором десятке лет Франко всё ещё копал уголь в шахтах, как и его отец, и дед до него. Но в тот роковой день, когда пробили новый штрек, земля внезапно застонала, а из шахты хлынула вода. Франк выжил чудом, уцепившись за вагонетку. Но двадцать других — не вернулись. Когда хоронили погибших, он смотрел на толпу вдов в чёрных платках, на детей, которые теперь будут голодать, и впервые подумал: «Нет, не хочу умирать под землёй», а староста лишь разводил руками — кто же знал, что под камнями таится подземное озеро?
Однажды его поймали, когда он воровал яблоки с дворянского сада.
— «В тюрьму его? — усмехнулся стражник. — Нет, лучше в ополчение. Пусть копьё держит, раз руки чешутся».
Конечно же Франк, сопротивлялся решению, но отец поставил его перед фактом: "Либо армия, либо меняешь дом на карцер." Приняв самое рационально в таком случае решение, Франк был вынужден подчинился.
— «В строю — не горбись! — орал сержант. — Знать должно видеть, что ты не жалкий крот, а солдат!»
Жалованье? «Ты его получаешь, но оно тут же уходит на твои же портки и ржавый шлем». Летом ветер гнал смрад от выгребных ям прямиком в лагерь. Зимой — мёрзлые портянки, гниющие на ногах. Осенью — дождь, который лил за шиворот, а весной — грязь по колено.
— «Разбойники у дороги? Вперёд! Волки задрали овцу? Вперёд! Крестьяне бунтуют из-за налогов? Вперёд!»
Марши, караулы, учения.
Снег? Иди. Дождь? Иди. Грязь? Иди.
— «Видишь всадников? Подними копьё. Видишь стрелы? Подними щит. Видишь смерть? Стой и жди».
Годы прошли в этом болоте. Знать, которая бросала их в бой, а сама пряталась за спинами, командиров, пьяных и трусливых, всю эту проклятую службу, где он был не человеком, а расходным материалом.
Не принесла ему пользы служба в ополчении — лишь ожесточила сердце да разожгла в нём алчность. Франко, был известен в лагере как пройдоха, готовый стянуть кошель у мертвеца или продать трофей втридорога своим же. Война — удел волков, а не овец, и Франко быстро усвоил: честь и доблесть кормят плохо, а вот хитрость да подлость позволяют унести ноги целыми.
Рок настиг его под стенами какого-то ничтожного замка. Ополченцы, среди которых был и Франко, ринулись в бой, но враг — закалённые наёмники встретил их стеной копий. Сердце Франко колотилось, будто молот кузнеца. Кровь барабанила в висках, меч дрожал в руке, а вокруг уже падали первые, с перерезанными глотками или распоротыми животами.
Он рубил, отступал, парировал — но врагов не убывало. Один бился как изворотливый чёрт, круша всех, кольчуга стала клеткой, в которой Франко задыхался, а ноги подкашивались от усталости и вот ополчение дрогнуло. Враги сомкнули кольцо, добивая раненых, крики, хрипы, лязг железа — Франко упал, придавленный телами, и понял: сейчас умрёт.
Сквозь щель в груде трупов он увидел, как победители добивают последних выживших, протыкая горло каждому, кто ещё шевелится. Один клинок блеснул у самого его лица — но не тронул. Франко замер, не дыша, сжав в руке окровавленный кинжал, готовый в последний миг вонзить его в глотку любому, кто его обнаружит.
Когда наконец стихли шаги и победители ушли, Франко выполз из-под мертвечины, весь в запёкшейся крови, с трясущимися руками. Война для него кончилась, он бежал той же ночью, примкнув к проходящему патрулю, а на рассвете — скрылся в лесу. Теперь он был дезертиром и петля или отрубленная руки ждали его, если поймают но он не собирался попадаться.
Не раздумывая долго, Франко отдал последние краденые серебряные за место на утлом судне контрабандистов. Корабль, вонючий от селёдки и пота, должен был доставить его во Флоревендель, в город Овло. С собой у него был лишь мешок с казённым добром, стащенным из лагеря перед бегством.
В таверне, где вино текло рекой, а разговоры — ещё гуще, судьба свела его с оруженосцем барона Тьерри, флорского рыцаря-баннерета. Тот под хмелем, хвастался, что его господин набирает головорезов для похода.
Франко знал, что рано или поздно его воровские повадки вылезут боком, а петля или клеймо ждут каждого, кто слишком долго торчит на одном месте, потому, не размышляя, согласился. Отряд принял его как своего. По вечерам — пьянки, драки да беготня за юбками. Война — дело грязное, но в промежутках между резнёй такие моменты казались единственной радостью.
Один из флорцев, с синим пером на шлеме, поднял арбалет. Болт просвистел и вонзился в горло старосты. Деревня взорвалась криками. Женщины хватали детей, мужики — кто вилы, кто топоры. Загрохотал набат — старый чугунный колокол на дубе у мельницы гудел, как предсмертный стон. Деревня проснулась от крика.
Староста – седой, корявый, как старое оливковое дерево – схватился за горло, где торчал арбалетный болт. Его глаза, широкие от ужаса, встретились с Франко на мгновение, прежде чем он рухнул в пыль.
– «В атаку!» – рявкнул барон Тьерри, и латники ринулись вперед.
Франко бежал с ними, но не от храбрости – от страха отстать. Его меч уже был наготове, лезвие тускло блестело в утреннем свете. Первая жертва – парнишка лет пятнадцати, выскочивший из дома с ржавой косой. Франко даже не замахнулся – просто ткнул клинок вперед, как вилкой в кусок мяса, парень ахнул, упал на колени, хватая воздух ртом, как рыба.
– «Грабь! Жги!» – орали флорцы.
Деревня превратилась в пекло. Женщина выбежала из горящей избы, прижимая к груди младенца. Один из наемников – толстый усач по кличке «Боров» – схватил ее за волосы, швырнул на землю.
– «Давай, Франко, развлекись!» – хрипло засмеялся он.
Но Франко уже шарил по дому, сдирая с полок глиняные горшки, вытряхивая содержимое сундука: Монеты, ложки, кусок воска – все летело в мешок, за забором раздался визг. Он выглянул во двор – Боров прижал женщину к земле, а младенец лежал рядом, лицом в лужу.
– «Вот же упрямые твари.» – проворчал Франко, пиная тело ногой.
Из-за угла донесся звон металла, он выглянул – двое флорцев дрались с каким-то мужиком в кожаном фартуке, видимо, кузнецом. Тот размахивал молотом, как демон, один наемник уже лежал с проломленным черепом.
– «На помощь!» – завопил второй. Франко заколебался, в целом нахрен надо.
Но тут кузнец размахнулся – и молот со свистом пролетел в сантиметре от его головы.
– «Ах ты, бестия!»
Ярость ударила в виски. Франко прыгнул вперед, мечом в живот. Кузнец рухнул, хватая его за рукав стеганки. Франко вырвался, плюнул на тело.
– «Так тебе и надо, деревенщина.»
Кровь лилась по улицам, смешиваясь с грязью. Где-то кричала девчонка, где-то хрипел умирающий. Франко шел дальше, шарил по карманам, пиная тела. Но в груди что-то ныло как будто совесть хотя... Какая у воров совесть? Он махнул рукой, достал флягу, хлебнул вина.
Но потом всё перевернулось. Из-за горящих домов, из перелеска, словно тени, выросли новые бойцы — не ополченцы, а настоящие дружина Хобсбурга, в кольчугах и с секирами. Они шли молча, строем, без криков — только глухой топот сапог по мерзлой земле.
— «Кольцо!» — прохрипел кто-то из флорцев.
И правда — враги смыкались вокруг, как удав.
Барон Тьерри, с окровавленным лицом, рванулся вперед, пытаясь пробить дорогу. Его коня сразили копьем, и рыцарь рухнул в грязь, но тут же вскочил, размахивая мечом.
— «Прорываемся! За мной!»
Франко бросился за ним, но путь перекрыли двое здоровенных детин с алебардами. Один взмах — и голова соседа Франко покатилась по земле, глаза еще живые, губы шевелятся.
— «Черт!»
Стрела впилась Франко в плечо — боль, как раскаленный гвоздь. Он вырвал ее, швырнул под ноги, но рука уже плохо слушалась.
— «Надо прорываться!»
Он рванул в сторону, где строй врагов казался тоньше, но тут...
ТЫНННЦ!
Что-то тяжелое ударило по шлему. Мир словно взорвался ярким светом, ноги подкосились. Он упал, и в последний момент увидел, как здоровяк с окровавленным топором замахивается снова.
— «Вот и всё...»
Но удар не пришел. Вместо этого — крики, топот, звон стали. Кто-то орал: "Подкрепление! Наши идут!"
Но Франко уже не видел, кто "наши".
После он очнулся он от холода, лежал среди трупов. Кровь засохла на лице коркой, в ушах гудело, как в пустой бочке и главное вокруг — тишина. Ни флорцев, ни хобсов — только вороны да дым над пепелищем.
— «Значит, не добили...»
Он попытался встать — тело не слушалось. Но он знал — если останется здесь, умрет, а Франко из Панктеля не собирался умирать, не сегодня.
В те дни земля стонала. Ополченцы, озверевшие от голода и гнева, жгли нивы, рубили виноградники, оставляя за собой пепелища. Франко с остатками отряда бросили на защиту Губерни, где правил кузен Сеньора — толстый, жестокий человек с лицом, напоминающим вареную свиную голову.
Годы тянулись, как смола. Отряд расквартировали в городе, и Франко, хоть и был чужим, перенял местный говор, даже научился ковырять пером по пергаменту. Но месяц назад губернатор обложил народ новыми податями, отнял льготы, и терпение лопнуло. Поползли слухи, будто тех, кто не заплатит, ждут виселицы, а губернатор будто бы уже привез двенадцать бочек веревок и вот — бунт..
— «Вперед!» — кто-то рявкнул.
Отряд рванул на пики, потому что сзади был только огонь. Кто-то полез под древками, кто-то рубился наудачу. Франко получил удар в плечо, но все равно раскроил одному ополченцу руки по локти — чтоб знал, как бестия, лезть на профессионалов!
А вновь потом — грохот, тьма. Горящая балка рухнула ему на голову, погнув шлем. Он не помнил, как падал, но очнулся под грудой тел, в липкой крови и саже. Голова гудела, но жить еще хотелось.
Рядом копошились мародеры — крестьяне с ножами, обдирающие мертвецов. Один уже тянул руки к его поясу.
— «А ну нахер!» — Франко всадил ему в глаз чужой кинжал, валявшийся рядом.
Быстро обыскал ближайшего дворянина — снял добрый панцирь, прихватил арбалет у старого товарища (тому уже все равно не стрелять). Остальные мародеры не заметили — слишком занялись добычей.
Франко бежал, пока не скрылся в лесу. Шел куда глаза глядят, сжимая в руках арбалет. Все, что у него осталось — казенные доспехи, раны, перевязанные грязной тряпкой, да крапива, приложенная к воспаленным порезам.
А впереди — неизвестность. Лес стоял черной стеной, словно не желая его пропускать и одна крапива вокруг. Франко шагал, спотыкаясь о корни, чувствуя, как кровь сочится сквозь тряпье, обмотанное вокруг плеча. Крапива жгла кожу, но он знал – лучше эта боль, чем гниение в ране.
Солнце, пробиваясь сквозь чащу, бросало на землю пятна света – будто золотые монеты, рассыпанные невидимой рукой. "Если бы…" – мелькнула мысль, но он тут же сплюнул. Золото не валялось под ногами. Золото брали с боем, а у него не было даже сил разогнуть спину.
Арбалет тяжело болтался за спиной, панцирь натирал шею. Он снял его, хотел бросить – но передумал. "Брошу – умру. Оставлю – может, выживу."
В ушах еще стоял звон от удара балкой. В ноздри въелся запах гари – не из города, нет! Это горело в нем; горела злость, на губернатора, на этих ублюдков-ополченцев, на войну, на свою же проклятую судьбу.
Он шел весь день, к вечеру наткнулся на ручей. Вода была ледяной, как смерть. Он пил, жадно, давясь, потом сорвал с себя окровавленную рубаху и стал скрести тело песком, стирая с кожи копоть и чужую кровь.
– «Франко из Панктеля…» – хрипло рассмеялся он сам себе. – «Бесстрашный воин, беглец, нищий.»
Над лесом поднялась луна, где-то уже выла волчья стая. Франко достал арбалет, проверил тетиву – цела. Одна болта, вот и все богатство.
– «Ну что, судьба?» – прошептал он в темноту. – Давай посмотрим, кто кого и двинулся дальше, в ночь потому что назад уже дороги не было.
Утром Франко добрался до замка с окровавленной одеждой и пустым брюхом. У въездного моста он хрипло выкрикнул имя нанимателя — синьора. Тот показался у бойниц в окружении стражников, но даже не спустился вниз.
— «Говори!» — крикнул, будто псу.
Франко выдохнул: отряд разбит, знамя потеряно, казна расхищена. Он ждал гнева, но синьор лишь усмехнулся.
— «Мне уже донесли, благодарю за службу. Ты свободен.»
Словно пинком под зад. Франко, едва держась на ногах, проклял его, плюнул в пыль и поплёлся прочь. Сеньор даже не шелохнулся — наёмники для таких, как он, дешевле крыс.
Деревня встретила его воем собак и косыми взглядами. Старый знахарь за последние гроши вправил ему суставы и залил раны винным уксусом. Но уже наутро Франко пришлось бежать — купец поймал его за кражу кошеля и чуть не раскроил ему череп обухом.
Ополченцы гнались за ним по всему комитату. Одного он зарезал в переулке, но против толпы с вилами и ржавыми мечами — бессилен. Пришлось прятаться в навозных ямах и лесных чащобах.
Голод загнал его обратно на большую дорогу. Он резал глотки путникам, обчищал мертвецов после чумных боен, но добыча была жалкой — пара медяков, черствый хлеб. А слухи о «оборванце-панктельце» разнеслись так, что теперь даже нищие крестьяне бросались на него с дубинами.
В конце концов, в душном кабаке его узнал капитан наемников – грубый, шрамоватый ветеран с носом, переломанным в семи местах.
— Слышал, ты умеешь держать клинок?» — спросил он, наливая вино.
Франко хотелось плюнуть ему в рожу, но в животе скрутило так, что он лишь кивнул.
— «Пойдёшь с нами. Платить будут, хоть сдохнешь не под забором»
Он согласился, как всегда. Его обманули. В отряде он получал меньше всех, но всё же больше, чем в ополчении а потому — терпел. Вскоре дворянин нанял их отряд. Поход был недолгим, и никто не ждал беды. Рассвет застал лагерь в лихорадочных приготовлениях. Франко, сидя у потухающего костра, точил свой меч, когда по лагерю пронесся тревожный гул:
— «Конница! Вражеская конница на подходе!»
Словно муравьи, потревоженные палкой, наемники бросились к своим позициям. Франко прислонился к телеге, наблюдая, как рыцарский совет в сверкающих доспехах о чем-то горячо спорит. Старый капрал, проходя мимо, хрипло бросил:
— «Готовь задницу, Дартадская крыса. Сегодня мы все либо обогатимся, либо сдохнем.»
Из леса, медленно, словно туча перед грозой, показались первые штандарты. Сначала несколько всадников, затем десятки, сотни - целая стальная лавина, земля дрожала под копытами.
— «Копейщики вперед!» - раздалась команда.
Жалкие ряды крестьянского ополчения, вооруженные ржавыми косами и самодельными пиками, неуверенно выдвинулись вперед. Франко видел, как дрожат их руки, первый же удар тяжелой конницы превратил эти ряды в кровавое месиво. Крики, хруст костей, фонтаны крови - и вот уже первые всадники врываются в лагерь.
— «Арбалетчики! Стрелять!»
Свист болтов, падающие кони, но это лишь капля в море. Франко сжал рукоятку меча, чувствуя, как ладони становятся влажными. Рядом молодой солдат, не старше шестнадцати, мочится в штаны от страха.
Внезапно - гром труб. Союзная кавалерия бросается в контратаку. Два стальных потока сшибаются посередине поля. Лязг, крики, ржание коней. Франко видит, как знаменосец их отряда падает, сраженный стрелой - знамя медленно опускается в грязь.
— «Вперед, суки! Вперед или все мы подохнем здесь!» - орет капитан.
Франко бросается в бой. Первый удар - алебарда вонзается в шею коня. Второй - отрубает руку всаднику. Кровь брызжет в лицо, слепя глаза. Кругом хаос, но он продолжает рубить, колоть, бить. Вдруг - удар в спину. Франко падает, чувствуя, как что-то горячее растекается по спине. Над ним всадник в черных латах заносит меч...
И тут – грохот разлетающиеся земли наконец баллисты начали отстреливаются. Всадник разлетается на куски вместе с конем. Франко, оглушенный, пытается подняться. В глазах темно, в ушах звон он видит, как их капитан, с отрубленной ногой, ползет к знамени.
— «Подними... знамя... черт возьми...» - хрипит капитан, истекая кровью.
Франко, дрожащий от страха, оказался среди горстки уцелевших, что укрылись за разбитым гуляй-городом. Отстреливаясь последними стрелами, они отбивали атаки до самой ночи, а затем – под покровом тьмы – бежали, бросив весь скарб и оружие, лишь бы живыми уйти.
В городе их встретили жёны и матери павших – слёзы, вопли, проклятия. Гарнизон был разгромлен, от полка остались лишь калеки да зелёные юнцы, наспех собранные в ополчение, из командиров – лишь старый ветеран.
Франко не стал ждать раздачи, дождавшись ночи, он улизнул из города, пробираясь тропами, известными только ворам да контрабандистам. Патрули он обходил стороной, а к утру добрался до рыбацкой “деревушки” на побережье.
Много дней корабль бороздил море, уклоняясь от пиратских драккаров. Когда на горизонте наконец показались башни Флодмунда, купцы высадились у берега а Франко исчезнув в тумане, купцы заплатили в начале от половины суммы. Франко уже знал, куда идти,
От местных моряков он слышал про лагерь наёмников у границы – там всегда нужны руки, держащие меч, отдохнув пару дней, он отправился туда.
Лагерь наёмников раскинулся за городской стеной – жалкое скопище грязных палаток, окружённое частоколом из ржавых копий. У входа сидел вербовщик с деревянной ногой и кружкой дешёвого эля.
– «Тебе чего, солдат?» – хрипло спросил наёмник, осматривая Франко с ног до головы.
– «Работы.» – коротко бросил Франко, выворачивая пустые карманы. – И харчей.
– «К северу или к югу?»
Франко поморщился. Он уже слышал от моряков – в этом проклятой земле шла своя грязная войнушка. Богатые господа из столицы поссорились с такими же богатыми господами из портовых городов. А воевать, как водится, отправляли таких, как он. Война везде одинакова – грязь, кровь и предательство. Но желудок сводило от голода, а в кошельке звенела одна-единственная медная монета.
– «Запиши меня.»
Наёмник хлопнул кружкой по столу:
– «Подпишись здесь!»
Франко тупо уставился на пергамент. Буквы для него давались сложнее, как десятилетнему ребенку. Он махнул рукой и поставил крестик – такой же кривой, как его жизненный путь.
На следующий день он уже стоял в строю новобранцев, рядом толклись такие же оборванцы – бывшие крестьяне, воры, беглые люди. Капитан, дородный детина с ожогом через весь лоб, орал что-то о чести и славе. Франко не слушал, он разглядывал своё новое "вооружение" – ржавый меч и дырявый армет, который явно побывал в десятке таких же боёв.
– «Завтра выступаем! – кричал капитан. – На север, сукины дети! На север!»
Ночью, пока другие новобранцы дрожали от страха или пьянствовали, Франко сидел у костра и точил лезвие. Старый солдат, видавший виды, кивнул ему:
– «Ты уже бывалый, да?»
Франко пожал плечами.
– «Бывалый не бывалый... – он плюнул в огонь. – Война ведь всё одна. Только названия другие.»
Старик засмеялся и протянул флягу:
– «Значит, понимаешь. Выпьем за это.»
Франко сделал глоток. Вино было кислым и дешёвым, совсем как его жизнь.
Дни сливались в одно кровавое месиво. Поход, начавшийся с громких обещаний и звонких монет, превратился в бесконечную череду грабежей. Деревни горели, амбары опустошались, а поля вытаптывались копытами коней. До этого дня никто даже не пытался дать отпор — лишь разбегались, как зайцы перед сворой.
Но эта деревня оказалась иной, они стояли посреди поля — два десятка мужиков в посконных рубахах, с топорами, косами и самодельными пиками. Ни лат, ни шлемов, ни даже толковых щитов. Лишь один детина в вываренном кожаном шлеме, похожем на горшок, да пара стариков с луками.
— «Да что они себе думают?!» — фыркнул Марко, почесывая щетину. — «Крестьяне против нас? Да мы их как поросят зарежем!»
Франко молчал. Он стоял в середине строя, сжимая древко копья. Рядом — Санчо, Марко, еще пара парней, с которыми делил хлеб и вино последние недели. Они уже смеялись, обсуждая, сколько добра награбят в этой деревне.
Но что-то было не так. Ополченцы не бежали, они стояли и смотрели. Наёмники двинулись вперед, копья наперевес. Крестьяне дрогнули, но не побежали. Завязалась рубка — топоры против стали, рваные рубахи против кольчуг. Франко даже не успел вступить в бой — его строй еще не сошелся с врагом, когда раздался гул копыт.
Земля задрожала. Сначала - глухой гул, потом нарастающий топот. Франко обернулся как раз в тот момент, когда из-за пригорка вырвались первые всадники. Не рыцари в сверкающих латах, а те же самые мужики-ополченцы, но теперь оседлавшие крестьянских кляч. Их лица были перекошены яростью, в руках - вилы, косы, самодельные копья.
— «Фланг! Прикрыть фланг!» - завопил кто-то, но было уже поздно.
Санчо попытался увернуться, но следующий всадник ударил его древком копья по голове. Оглушенный, он упал прямо под копыта. Франко слышал, как трескается череп друга под тяжелыми ударами подков. Санчо кричал - сначала громко, потом все тише, пока совсем не замолк.
Оглушенный, Франко не сразу почувствовал удар по шлему. Когда он обернулся, перед ним стоял настоящий великан - на голову выше, с плечами как у быка. Его шлем из вываренной кожи был покрытый странными узорами, а в руках он сжимал длинный нож, больше похожий на короткий меч.
— «Ты... ты..» - Франко попытался поднять щит, но правая рука не слушалась.
Громила бил методично, как мясник разрубает тушу: Первый удар пришелся по плечу - кольчуга выдержала, но левая рука сразу онемела, второй - по щиту, расколов его пополам, третий удар Франко не увидел - только почувствовал, как холодное лезвие входит в бок, пробивая кольчугу. Он посмотрел вниз - из раны торчала рукоять ножа. Громила скривился в ухмылке, обнажив черные от кариеса зубы, и со всего размаху ударил Франко кулаком в лицо.
Сознание возвращалось медленно. Сначала Франко почувствовал боль - во всем теле, особенно в разбитом лице и пробитом боку. Потом услышал карканье ворон. Открыв глаза, он увидел, как несколько птиц уже начали свою пиршество на теле Санчо.
Кругом лежали мертвые. Большинство - его товарищи. Ополченцы забрали своих убитых, оставив лишь лужи крови и обрывки одежды.
Очнулся Франко на вонючей подстилке из гнилого сена, под скрипучим навесом, что едва защищал от дождя. В ушах стоял гул — то ли от недавнего удара, то ли от вечного звона мечей в памяти.
Вокруг стонали раненые, в воздухе витал смрад гниющей плоти, смешанный с вонью человеческих испражнений. Каждое движение отзывалось болью — ребро, возможно, сломано, в боку зияла дыра от старого удара копьем, а голова гудела, будто в нее вбили гвоздь.
Как выяснилось позже, тот бой они формально выиграли — малочисленные отряды врага полегли все до единого. Но урон нанесли такой, что их собственное войско, потрепанное и деморализованное, предпочло отступить. Поход сорвался.
Прошло пару лет, Франко закалился его тело, было избитое сотнями драк, стало крепче дубовой доски. Сколотив деньжат на грабежах, он разжился новой кольчугой — не ржавой рухлядью, а добротной сталью. Свой старый шлем, помятый ударами, сменил на флодмунский носатый шлем, а вместо сломанной кизары теперь таскал тяжелый дубовый щит с железным умбоном. В руках — шестопер, увесистый также как его деяние им он раскрывал головы, как спелые тыквы.
Теперь Франко не прятался в задних рядах. Он шел в первых шеренгах, рубил, крушил, а после боя методично обшаривал трупы — там кинжал прихватит, там ремень покрепче, там монетку из-под языка покойника достанет. Война научила его: мертвые не нуждаются в доспехах, а живые — всегда в них нуждаются.
Однажды, в душной таверне, где воздух был густ от пота, к его столу подсел подозрительный тип. Лицо — в шрамах, один глаз мутный, будто затянутый плесенью.
— «Наш господин набирает людей.» — хрипло бросил незнакомец, осушая кружку дешевого пива. — «Золота хватит на новых коней. А может, и на рыцарский пояс… если выживешь.»
Франко уже пресытился войной, но кошелек был пуст, а в горле пересохло даже от этой бурды.
— «Куда идем?»
— «На юг. Династия Мудиров платит за головы своих врагов.»
Франко вздохнул, еще один поход, решив что это будет его последний контракт.
Их привели к мрачному замку, вросшему в скалу, как старая болезнь. Господин из северной Флодмундской династии — тощий, с лицом, будто высеченным из желтого камня, — ткнул костлявым пальцем сначала в Франко, потом в пару других наемников.
— «Взойдете на стены. Убьете стражу. Откроете ворота.»
Проще говоря — умрите первыми.
Ночью, под вой ветра, они подползли ко рву. Вода в нем была черной и вонючей, но плыть не пришлось — нашли полуразрушенную канализацию. Первым на стену влез Франко, вторым — Робер, бывший мясник с топором за спиной, третьим… тоже Франко. Потому что остальные уже не успели.
Сверху раздался крик стражника. Франко, не задумываясь, всадил ему в горло кинжал. Теплая кровь брызнула на камни.
— «Кажется, нас ждут, — хрипло прошептал Робер.»
Сперва взяли сторожевых — троих, не больше. Прижали к земле, клинки к глоткам приставили: «Шумнешь — кишки на кусты!» Они и замерли, как побитые псы. Потом вниз, к калитке городской — запоры старые, дубовые, но наши топоры справились быстро. И тогда хлынули внутрь головорезы сеньора и бастарда, с боевым кличем: «Город наш!» — так что сонных жителей подняло, как ветром.
А тем временем другие наши — те, что потише — уже ворота главные отперли. И хлынули внутрь оставшиеся, что за стенами ждали, как голодные волки. Франк, был в первых, что прорвались к площади, там-то и началась настоящая резня. Южане — наёмники, чертовы псы — контратаку бросили, пытаясь нас вышибить. Но наши рыцари их встретили, и пошла рубка такая, что кровь по щиколотку стояла.
Горожане, думая, что справятся, сбежались кто в чём: кто с вилами, кто с ржавыми мечами. Отбивались, как звери, и в конце концов они побежали — кто куда а потом всё начало гореть. Сперва один дом вспыхнул, потом другой. И пошло… Грабёж, насилие, крики. Огонь пожирал всё на пути, и солдаты, ругаясь, бросали награбленное — спасались кто как мог.
Один горожанин, обезумев, носился меж отряда, орал на своём проклятом флодмунском: «Воры! Воры!» — пока не срубили его. Труп швырнули в пламя — пусть горит с своим городом.
Франко выломал дверь какого-то дома, рванул сквозь дым и жар. Воздух обжигал лёгкие. Вдруг — свист, резкий, пронзительный. Отряд попытался отстреливаться, но толку мало. На его глазах товарища колом пробили — рухнул, как мешок с костями.
Франка оттеснили к забору. Спиной прижался, мечом отмахивался. Но понял — не выстоять. Врагов — тьма, а своих — горстка и тогда… он сбежал. Под шум битвы, пока другие дрались, нырнул в переулок, потом в другой. Пока не вырвался за городские стены.
У реки, задыхаясь, пил воду, как скот. Потом побрёл к лагерю — а там… разорено всё. Шатры — порваны и спалён — болтались на изломанных кольях, словно шкуры содранных зверей. Пекло от костров, разбросанная утварь, пустые бочонки из-под вина. Кто-то прошёлся здесь, как саранча, оставив после себя лишь ветер да горький запах пепла. Франк стоял среди этого опустошения, сжимая кулаки.
Брел Франк по бескрайним степям, чуть не падая от усталости. Берега рек манили прохладой, но местные жители, помня злодеяния чужеземных наемников, гнали его прочь – кто криком, кто камнями, а то и вилами тыкали в спину, чтоб не задерживался. Пытался было грабить, да разоренные войной земли и сами кишели лихими людьми – голодными, злыми, куда свирепее его. Приходилось удирать, прятаться, ночевать в оврагах, жевать корешки да ловить сусликов, чтобы не сдохнуть с голоду.
Дорогу он не знал, путники стороной обходили, а в поселениях ворота перед носом захлопывали. Но и горе – не вечно. Жизнь бродяги научила Франка быть мастером на все руки – и в то же время ни в чём не мастером, разве что ходить научился – долго, упрямо, через боль и голод.
И вот однажды, на очередной развилке – такой же, как сотни до неё – он добрался до города. У ворот стражники, потрёртые медяки с него содрав, скрипя зубами пропустили. Порт встретил его шумом, вонью солёного ветра и криками матросов. Франк, надеясь найти таверну, остановился, оглядывая суда у причала.
И тут увидел их. На одном из кораблей грузили пленников – связанных по двое, по трое, нго бывших товарищей. Без слов, без суда – просто швырнули за борт. Вода забурлила, несчастные захлёбывались, бились в мешках, а на берегу флодмундцы хохотали, улюлюкали, будто смотрели на потешное представление.
Сердце Франка сжалось. Он нахлобучил шапель пониже, чтобы не видно было лица, и быстро зашагал прочь, подальше от этой расправы, но судьба, казалось, ещё не совсем оставила его.
«Герр Лазарц Хенкель набирает наёмников! В неизведанные земли! Золото и слава ждут!» – разносилось над пристанью.
Франк не раздумывал. Ему было всё равно – куда, зачем. Лишь бы подальше от этих проклятых земель. Он пробился к вербовщикам, говорил грубо, настойчиво – и матросы, хоть и косились на него, в конце концов махнули рукой:
— «Берите этого оборванца. На минимальную ставку.»
Не одну неделю шторма швыряли корабль. А когда море утихало, начиналась его каторжная работа. Франк, как и прочая наемная братия, ворочал бочки, скреб смолу с досок и шепотом посылал к черту свою долю.
Лишь две вещи делали эту кабалу сносной: скудное, но верное жалованье да то, что большинство команды говорило на дартадском наречии.
После изысканного флорского и грубого флодмундского этот простой язык был для него отрадой - хоть не приходилось ломать голову над чужими словами.
Старые морские волки поучали его, делясь знаниями: как узлы вязать, как паруса ставить, как шторм пережидать.
— «Выучишься – может, из юнги и до капитана дорастёшь.» — смеялись они, зная, что до капитанского мостика Франку, как до луны.
Но его тошнило от качки, в нижние трюмы он не спускался – боялся корабельного лекаря, который в вонючей полутьме рубил чью-то ногу от гангрены, не глядя на крики пациентов. Зато старые навыки не подводили: пока никто не видел, он ловко резал кошельки, вспоминая уроки воровского детства.
В канун праздника матросы собрались за картами. Ставки были мелкие – медяки да глотки рома, но азарт разгорелся нешуточный. А потом – выпили. А выпили так, что на следующий день Франк не мог оторвать голову от койки, а пинки боцмана лишь вызывали стон.
— «Хоть бы за борт свалился, бездельник!» — рычал на него.
Но когда он наконец пришёл в себя, было уже поздно. Корабль давно отчалил, и следующей стоянки пришлось ждать неделями, а когда она настала – оказалось, что это уже не стоянка. Это была новая земля.
Франк ступил на берег, оглядывая незнакомый горизонт. Война – вечная спутница – ждала его и здесь. Пусть лучшие годы позади, пусть тело ноет от старых ран… Но меч ещё держится в руке, а значит, не всё потеряно.
2. OOC Ник: Shtirlitz
3. Раса персонажа: Человек
4. Возраст: 42
5. Внешний вид: Обладатель среднего роста и не слишком крупного телосложения — точно нельзя назвать "шкафом" — просто обычный, может даже немного худощавый человек, хотя под одеждой скрываются сухие, крепкие мышцы. На лице есть один, едва заметный шрам пересекающий губу и обычно скрытый под небрежной щетиной, войну с которой мужчина ведёт с переменным успехом. Чёрные волосы обычно коротко остриженные и несколько взъерошенные — предпочитает компромисс между аккуратно уложенной причёской, на состояние своих волос больше времени, чем пару секунд перед. Глаза голубые, глубоко посаженные, взгляд цепкий, внимательный.
6. Характер: Озлоблен на весь мир, ворчит по поводу и без, склонен к грубому, непредсказуемому поведению и в целом довольно вспыльчивый. Много пьёт. За языком хронически не следит, рубит правду-матку как есть. Во время тотальной концентрации над каким-то конкретным делом ничего вокруг не видит, не слышит и вообще всецело игнорирует.
7. Таланты, сильные стороны: Боевая подготовка, Ловкость рук, Крепкий, Сообразительный.
8. Слабости, проблемы, уязвимости: Война сделала его; Жестоким, Кровожадным, Импульсивным, Циничным.
9. Привычки: Регулярно бреющийся и пьющий.
10. Мечты, желания, цели: Выбраться из нищеты и за жить нормальной жизнью.
11 Языки: Дартадский, Панктельский, Урвайнский, Флодмунский, Флорский, Амани
12 Религия: Авилусо-Флорендскую
Последнее редактирование:
Приятной игры на сервере.
