Детство Вольфа было недолгим. Поначалу — игры с деревенскими ребятишками в прятки меж хлевов да плетней, но вскоре смех сменился насмешками. Мальчишка был крупен не по годам — широк в кости, тяжел в плечах, будто сам Господь вылепил его для тяжкой работы. «Вольф-боров», дразнили его, и хоть кулаки у него были крепкие, бить соседских детей мать не велела.
Так и потянулся он к кузнице, где дым и жар скрывали его от чужих глаз. Там, среди раскаленного железа, под мерный стук отцовского молота, Вольф находил покой. Дарио, человек суровый, но справедливый, рассказывал сыну о былых временах — о войнах, что прокатились по их краю, о том, как сам он, еще юнцом, стоял в ополчении, когда миланские наемники жгли посевы и угоняли скот.
— Ты вырастешь, — говорил отец, выправляя на наковальне кривой прут, — и поймешь, что мир держится на двух вещах: на хлебе и на железе. Без первого — голод, без второго — рабство.
Мать же учила его иному — терпению да смирению. «Гнев — плохой советчик», говаривала она, замешивая тесто. Но вскоре Вольфу пришлось усвоить и другие уроки. Когда ему минуло одиннадцать, отец начал приучать его к ремеслу. Сперва — лишь подать щипцы, подержать клещи, раздувать мехи. Мальчишке не терпелось взяться за молот, но Дарио лишь хмурился:
— Всему свое время. Сперва научись слушать железо. Оно говорит — надо лишь услышать и вольф слушал.
А за стенами кузницы тем временем зрел другой огонь — тот, что пожирает земли быстрее чумы. Слухи о войне ползли, как дым: то банды кондотьеров рыскали по дорогам. Деревня жила в страхе, и даже звон наковальни звучал теперь иначе — будто предостережение.
Однажды вечером, когда солнце клонилось к закату, окрашивая небо в цвет запекшейся крови, Дарио положил руку на плечо сына и сказал:
— Скоро, Вольф, тебе придется ковать не только подковы.
Вольф, сын кузнеца Дарио, достиг восемнадцати лет — возраста, когда мальчишеские забавы остаются в прошлом, а на плечи ложится тяжкое бремя мужских трудов. Отец, суровый и молчаливый мастер, начал доверять ему работу посерьёзнее: не только поддувать мехи да таскать уголь, но и ковать клинки, чинить доспехи, а порой — по милости кондотьера — даже чинить оружие для наёмников, что проходили через их деревню.
Труд в кузнице закалил Вольф, как сталь в горне. Ладони его покрылись мозолями, а плечи и руки, некогда тощие, обрели крепость, достойную воина. Отец был для него не просто родичем — он был образцом, человеком, чьё слово значило больше, чем проповедь священника. И потому, когда отец однажды не вернулся с вызова к старому графскому замку, Вольф не мог просто сидеть сложа руки.
— Найду его, матушка. И вернусь с ним, хоть бы пришлось пройти через все земли Империи.
Снаряжение его было скудным: потрёпанный плащ, нож за поясом, мешочек с парой медяков и копьё, которое он выковал сам, долгими ночами, под отцовским присмотром. Наконечник его блестел, а древко было обёрнуто кожей — чтобы рука не скользила в бою.
Так Вольф ступил на дорогу, утоптанную: солдат, торговцев, бродяг. Мир за пределами деревни оказался жестоким и беспощадным. Междоусобных войн, между всеми, кто только мог схватиться за меч, превратила благодатные земли окраины Ультерры в кровавое поле.
Он шёл через разорённые деревни, где вороньё клевало трупы у дороги. Видел, как наёмники грабили церкви, а крестьяне продавали дочерей за мешок зерна. Слышал стоны раненых в придорожных канавах. И всё чаще задумывался: а не лежит ли его отец в одной из таких могил?
Но копьё тяжелело в его руках напоминая об обещании. И Вольф шёл дальше — навстречу войне, что пожирала всех без разбора.
Деревня за деревней, тракт за трактом — Вольф шёл, не теряя надежды. Он спрашивал о кузнеце по имени Дарио, описывал его — высокий, с плечами, как у быка, с руками, изрубленными шрамами от искр и окалины. Но никто не помнил такого. Одни качали головами, другие бросали короткое: «Много их, кузнецов, по дорогам шатается. А ещё больше — в земле лежит». Но Вольф не сдавался.
Деньги, взятые из дома, давно кончились, и теперь он выменивал хлеб и ночлег на работу. В одних деревнях ковал подковы и чинил плуги, в других — рубил дрова, ибо спина его, закалённая в кузнице, не гнулась даже под тяжестью дубовых плах. Крестьяне благодарили его миской похлёбки, куском сыра, а то и тёплым местом у очага. Но чаще всего платили молчаливой благодарностью — в эти времена и серебро-то редко у кого водилось.
Но чем крепче становились его руки, тем тяжелее давалось сердцу. Ни слуху ни духу об Дарио, будто сквозь землю провалился, а вокруг — царила война благородных домов. Однажды, в харчевне близ Болоньи, пьяный солдат, услышав его расспросы, хрипло рассмеялся:
— Дарио? Ха! Да я таких десятка два знал. Одних убили, другие сами в наёмники подались — кузнецы нынче в цене. А может, твоего и вовсе в рабство увели. Ищи не ищи — всё равно не найдёшь.
Вольф стиснул кулаки. А его копьё, стояло у стены, и рука сама потянулась к нему. Но что он мог сделать? Убить одного пьяного чмошника? Это не вернёт отца. Остаток ночи он провёл в отчаянии. Сколько ещё искать? Может, мать права — может, пора вернуться домой? Но утром он снова шёл по дороге.
Три года в пути, Вольф уже не помнил, каково это — смеяться. Из широкоплечего юноши с огнём в глазах он превратился в угрюмого бродягу, чьё лицо застыло в вечной хмурости. Дороги Дартада стёрли его подошвы до дыр, а душа — до черствости.
В одном из трактиров, где потолок протекал, а вино было разбавлено водой, старый солдат, обвешанный шрамами и бляхами от старой кольчуги, хрипло рассмеялся:
— Ищешь кузнеца? Ха! Лучше ищи способ выжить. Граф ди Монтеккьо набирает ополчение — обещает хлеб и кров тем, кто возьмёт в руки арбалет. Вольф не хотел воевать, но голод был его лучшим вербовщиком.
— Ты чёрт! Встанешь в первый ряд!
Так Вольф стал ополченцем, ему выдали ржавый арбалет с кривой ложей, горсть болтов и стёганку, пропитанную потом прежних владельцев. Доспехи? Ха! Простому пехотину не положено. Ты — пушечное мясо.
Сержант бил — за медлительность, за нерасторопность, просто потому, что мог. Ветераны, жёлтозубые оборванцы, прошедшие десятки стычек, оскорбляли новобранцев, называя их «удобрением для поля». А те, в ответ, новобранцы лишь плевались, тренировки были жестокими и бесполезными.
— Стреляй, дурак! — орал сержант, когда Вольф впервые натянул тетиву.
Арбалет дернулся, болт улетел в молоко, а отдача едва не вывихнула ему плечо. В следующий раз тетива щёлкнула по запястью, содрав кожу до крови. А когда он попытался перезарядить на бегу — чуть не сломал ногу, споткнувшись о собственные сапоги.
Арбалет — штука капризная. Тетиву воском мазать, в сухости держать, а уж тем паче не носить его взведённым, а то лопнет — и прощай, оружие. Но зато научиться стрелять из него — дело нехитрое. Вольф давно уже попадал в мишень без промаха.
Еда в отряде была хуже псарной. Капуста варёная, да и та — чуть ли не гнилая. Но не это было самым страшным. Хуже голода, хуже старой раны на ноге, оставшейся после того, как сорвалась тетива, был смрад от нужников в летний зной. Ветерок подует — и хоть ложись да помирай.
В карауле — тоска, на учениях — пинки да оплеухи, а если дождь пойдёт — так и вовсе считай, что помылся. Ноги гудели, спина ныла, но Вольф стоял, как мог. Разбойников выслеживал, волков от хутора отгонял, хоть и знал, что барину дела до них никакого нет — лишь бы подати исправно платили.
А потом пришёл приказ — идти с дворянскими людьми собирать десятину. Сержант, краснолицый и злой, крикнул: «Шагом марш!» — и ополчение потянулось к деревне. Солнце уже клонилось к закату, когда из-за покосившихся изб донёсся свист.
Вольф лишь успел поднять голову, как из-за плетней и хлевов высыпала толпа мужиков — с кольями, косами, топорами. Орали так, что в ушах звенело. Сержант рявкнул: «Вперёд!» — но голос его тут же потонул в общем гвалте. Вольф натянул тетиву, прицелился в первого, кто попался на глаза — старосту. Стрела вошла в лоб и вышла навылет. «Сначала мы стреляли, но их было слишком много. Сержанта сбили с ног и закололи колом у меня на глазах — он даже не успел вскрикнуть.»
Подтянул портки, рванул в сторону — и бежал, пока за спиной гремела резня.
Жара стояла невыносимая. Он бежал по выжженной степи, мимо пересохшего берега реки, пока ноги не подкосились от усталости упал среди кустарников, сжимая старую рану на боку, и лежал, ожидая смерти.
Но смерть не взяла его. Подобрал какой-то сердобольный мужик — привёл в свою лачугу, дал хлеба, воды. А на утро Вольф, едва стоявший на ногах, вычистил его запасы, стащил потрёпанный плащ да ещё и клячу — хромую, но всё же лошадь.
Деревня, в которую он вернулся, будто чужая стала. Дома своего не нашёл — только груда гнилых балок да крапива по пояс. Старуха у колодца, покосившись на него, буркнула:
— Батька твой давно в земле. А хата — и без тебя развалилась.
Вольф несмотря на это, он отправился и нашёл начальника на пыльной улице, выпалил всё как было — про бойню, про бегство. Но тот лишь окинул его презрительным взглядом да расхохотался.
— Да мы уже знаем, дезертир!
Остатки отряда вернулись раньше него. Теперь его ждал верёвка на ближайшем дубе, но Вольф не стал ждать суда.
Ополченец шагнул к нему — получил пяткой в глаз. Второй схватил за плечо — Вольф всадил ему в лицо ложку арбалета, что торчала из-за пояса. Кровь хлынула, крики поднялись, он вскочил на клячу и погнал прочь, пригибаясь под свист стрел.
Останавливался в глухих деревнях, клянчил ночлег, притворялся раненым ветераном.
— Служил графу… ранен… помогите…
Большинство гнали его прочь. Лишь один старик, глухой да полуслепой, пустил его на печь.
— Эй, ты чё это творишь?!
Они кинулись к нему. Вольф отбивался, рванул в сторону — и прямо в заросли крапивы. Жгло как адское пламя, но он бежал, пока крики не стихли за спиной. Мысли путались, глаза горели, он действовал, как зверь в капкане, — без плана, без цели, только бежать, из этой проклятой земли. В ближайшем порту он высмотрел корабль, готовый к отплытию. Ночью пробрался между бочками, забился в тень среди канатов, куда плывёт — не знал. Лишь бы подальше, а там… может, наймётся к какому-нибудь или продаст меч тому, кто заплатит.
1. Имена, прозвища и прочее: Вольф Гриндер
2. OOC Ник: Grinders
3. Раса персонажа: Человек
4. Возраст: 24
5. Внешний вид: грубый, жилистый мужик с лицом будто изрубленным топором, жёсткая щетина, узкие глаза как у волчары. Кожа в грязи и ожогах, нос сломан, губы в трещинах.
6. Характер: Слегка вспыльчивый, немного угрюмый. Оскорбления легко ранят его из-за травмы в детстве.
7. Таланты: Обучены ратному делу, Знаток кузнечном промысле, Здоровья как у быка.
8. Слабости: Жадный, Вспыльчивый, Не умеет хорошо плавать.
9. Привычки: Часто оглядывается по сторонам, в надежде, что его отец где-то неподалёку.
10. Мечты: Найть отца и по возможность стать лучше своём ремесле.
11 Языки: Дартадский, Панктельский, Урвайнский, Амани
12 Религия: Авилусо-Флорендскую
2. OOC Ник: Grinders
3. Раса персонажа: Человек
4. Возраст: 24
5. Внешний вид: грубый, жилистый мужик с лицом будто изрубленным топором, жёсткая щетина, узкие глаза как у волчары. Кожа в грязи и ожогах, нос сломан, губы в трещинах.
6. Характер: Слегка вспыльчивый, немного угрюмый. Оскорбления легко ранят его из-за травмы в детстве.
7. Таланты: Обучены ратному делу, Знаток кузнечном промысле, Здоровья как у быка.
8. Слабости: Жадный, Вспыльчивый, Не умеет хорошо плавать.
9. Привычки: Часто оглядывается по сторонам, в надежде, что его отец где-то неподалёку.
10. Мечты: Найть отца и по возможность стать лучше своём ремесле.
11 Языки: Дартадский, Панктельский, Урвайнский, Амани
12 Религия: Авилусо-Флорендскую
