Ote I. Pihalla.
Вот он, это дитя. Упитанный, одетый в тонкую полотняную рубаху. От удара тренировочным мечом по морде, медвежонок падает в грязь, роняя собственное оружие. От боли и, по-видимому, обиды от проигрыша, на его глазах выступают слёзы. Кто-то подходит к нему, грубо ставя на лапы за шкирку.
— Luuletko, että vihollinen uskoo kyyneleesi? (Ты думаешь, что враг поверит твоим слезам?)
Его отец — крупной комплекции медведолюд, посвятивший свою жизнь службе в армии Остфара. Строгий и требовательный мужчина, кончики шерсти которого окропились нетипичной для его возраста сединой. И хотя ему пришлось прервать свою боевую карьеру ради воспитания единственного сына, нрав его остался таким же, каким он был в лагерях солдат, среди грохота лат, воплей и матершины.
Его сын, названный Паавом, робко отряхивает лапы от грязи, поднимая оружие с земли.
— Olen pahoillani, isä. (Прости, пап.)
Медведь лишь смеряет своего сына уничтожающим взглядом, вновь вставая в боевую стойку. Издавая подобие боевого клича, искажённого детским тоном голоса, медвежонок бежит в бой, раз за разом пытаясь поразить отца ударом деревянного меча.
Его мать, что доселе работала кухаркой в крупной городской таверне, убила себя вскоре после родов. Отец снял её тело с дерева, похоронив, и более ни разу не упомянув её имя. Бывалый военный не смог оправиться от этой потери: не смог забыть её образа, не смог обуздать свой страх и боль, решив убежать — целиком и полностью посвятить себя сыну. Отец желал сделать его лучшим во всём, идеальной версией себя. Очередной выпад юного воина был парирован, а ошибка сопровождена сильным ударом деревяшкой по голове.
Малец захныкал, безуспешно прикрываясь от ударов, последовавших один за одним. Неумело прикрывая тучное тельце мечом, ребёнок вполне закономерно разрыдался и, впав в бесконтрольную истерику, принялся размахивать мечом перед соперником. Ухмыляясь, его учитель одним движением лапы вырвал меч из детской хватки, останавливая рычащего зверька упором лапы в лоб.
— Riittää tältä päivältä, itkupilli. Mennään kotiin. (Хватит с тебя на сегодня, плакса. Пойдём домой.).
Ote II. Keittiössä.
Кабанье мясо ещё шипело, обдавая медвежонка горячим воздухом и аппетитным ароматом. Он крутит кухонный нож в лапе, разрезает кусок мяса на ровные куски и поливает его брусничным соусом из откупоренной банки. Выложив порции мяса в глиняные миски — он выносит их на стол, вместе с нарезанными дольками овощами. Робко присев, Паав глядел на отца. Дитёныш не решался не то что начать есть, но и приступить к молитве до того, как это сделает глава семейства. Наконец, молчание кончилось. Оба медведя соединили свои лапы, поклав локти на стол.
— Kiitämme sinua, oi viisas Florend, sillä olet täyttänyt meidät maallisilla hyödykkeillä...
Синхронная, искренняя, выученная наизусть молитва кончилась. Отец приступил к пище почти сразу, в то время как сын, улыбаясь в предвкушении, поспешил за ним.
Прожевав сочный кусок кабанины, отец тихо, но ясно спросил:
— Miten аmani-tunnit sujuvat? (Как проходят уроки амани?)
Спеша ответить — Паав грузно проглотил крупный кусок мяса, промокнув свою пасть о чистую тряпочку.
— Opettaja Otto sanoo, että minun on parannettava ääntämistäni. Aksentin..... poistaminen vie paljon aikaa. (Учитель Отто говорит, что мне нужно поработать над произношением. Чтобы убрать акцент... Нужно много времени.)
— Как прошёл твой день, Паав? — Отец спросил сына на разговорном амани, глядя на него всё тем же требовательным, снисходительным взглядом.
Чуть разволновавшись, дитёныш звереси дал свой ответ:
— Мой день прошёл сносно, отец. Ничего осо-.. Особенного. Сегодняшняя тренировка была продуктивной.
Пережёвывая порцию овощей, медведь удовлетворённо кивнул. Выдержав паузу, он заключил:
— Kerro tälle huoranpenikka Ottolle, että aksenttisi vain värittää puhettasi. Ja että jos tuo hakkmarian sika vielä sanoo jotain tuollaista pojalleni, murskaan henkilökohtaisesti hänen kallonsa. (Скажи этому сукину сыну Отто, что твой акцент только красит твою речь. И что если эта хаккмарская свинья еще раз скажет что-то подобное моему сыну, я лично размозжу ему череп.)
— . . .
Подобный подход не был вызван обидой за сына. Бывший солдат обозлился на само упоминание остфарского акцента как чего-то плохого. Будучи патриотом до мозга костей, тоже самое он прививал своему дитя. Но отметить стоит неочевидную деталь — он не испытывал ненависти к хаккмарцам. Медведь просто обращался к Отто как к своему бывшему подчинённому, за спиной которого, по-видимому, был должок иль ещё какая-то провинность.
— Kiitos päivällisestä, poika. Muista huuhdella suusi ja rukoilla ennen nukkumaanmenoa. (Спасибо за ужин, сынок. Не забудь прополоскать рот и помолиться перед сном.)
Ote III. Kynnyksellä.
Прошло порядка десяти лет. Малец взрослел, крепчал и развивался. Детские проблемы более его не беспокоили — сослуживец отца таки научил его практически безупречному разговорному амани, совместный быт с отцом адаптировал его к самостоятельной жизни, а их спарринги на деревянных мечах ныне даже не походили на избиение. Перед Паавом вставал вопрос о том, кем он хочет стать в жизни. Отец, к счастью, давно определился за него — юный звересь был записан новобранцем в городскую армию. Выразив мысль о том, что он мог бы стать неплохим поваром в городской таверне — Паав оказался высечен длинным прутом, так и не поняв, что сказал не так.
Уходя, Паав молча пересёкся взглядом с отцом. Он не мог заставить себя попрощаться с единственным родным человеком также, как и не мог заставить себя ему перечить.
Жизнь в рядах армии многим походила на его обычный быт — а потому медведь быстро адаптировался. Осмотрев новобранца, руководство направило его на курс обращения с тяжёлым снаряжением, параллельно определив на практику в один из отрядов, патрулировавших на большаке. Подобные группы шагали по пригороду, выслеживая разного рода разбойников, пьяниц и прочие сливки здешнего общества. Один лишь вид облачённого в латы, с тяжёлой алебардой толстокожего нечто, ступающего позади отряда, словно бы отпугивал всякого, кто его видел — а потому служба проходила более чем спокойно.
Ote IV. Karhun ansa.
— Perkele!!
Звон лат и боевые возгласы. Прошло уже порядка трёх лет службы Паава — показывая превосходную физическую силу, моральную выдержку и исполнительность, медведь получил должность командира одного из пригородных отрядов. А сейчас, оглашая округу звериным рёвом, тот рвался тараном в толпу разбойников, безрассудством подначивая своих союзников к подобным же действиям. Голова одного из небритых смердов, пойманных на воровстве вещей из сбитой с дороги повозки, была рассечена надвое его стальной алебардой, окропляя полчище беснующихся воинов фонтаном тёмно-бордовой кровоби. Это не было сражением, вовсе нет — со стороны это была не иначе как жестокая расправа. Тяжёлые тренировки, хотя и обучили медведя хладнокровно убивать всякого соперника, вовсе не пошли на пользу его сдержанности. Скорее наоборот. Лапа, облачённая в металл, схватилась за шлем одного из разбойников, с хрустом ломая его шею. Паав дал себе время отдышаться. беря оружие в левую лапу.
— Aimo, Neil... Ottakaa latsit pois heidän kehoistaan ja jättäkää roskat tänne. Viekää kaikki aseet päämajaan teroitettavaksi. Loput teistä, raahatkaa ruumiit pois tieltä. (Аймо, Нил... Снимите латы с их тел и оставьте этот мусор здесь. Всё оружие отнесите в штаб для заточки. Остальные, оттащите тела с дороги и запишите сведения о пострадавших.)
Звересь поднял забрало шлема, оглядывая своих подчинённых. Они, толпа совсем молодых новобранцев, смотрели на него со страхом и уважением, внимая каждому слову. Паав старался поддерживать подобные отношения в отряде, страшась потерять свой авторитет, пожалуй, даже сильнее смерти. Ему дала о себе знать тянущая боль в боку, и лишь после битвы он ощутил, как под латами ручьём стекала его собственная тёплая кровь. Чуть щурясь, Паав собрался, чтобы не дать подчинённым догадаться о его ранении.
— Roine, sinä olet vastuussa. Minä lähden leiriin vähän aikaisemmin. Huolehdi, että pojat raahaavat pari ruumista lähemmäs portteja - hirttäkää ne muiden puolesta. Jatkakaa hommia. (Ройне, ты за главного. Я ухожу в лагерь немного раньше. Проследи, чтобы ребята перетащили пару тел поближе к воротам - повесим их в назидание остальным. Приступай.)
— Kyllä. (Есть.)
Не ожидая иного ответа, медведь развернулся, грузно удаляясь обратно по большаку.
***
Неглубокое ранение кинжалом. Шерсть на ране не впитала ничего, похожего на яд. Обрабатывая ранение спиртом, туго обматывая его чистыми бинтами, Паав думал о том, что зря так сильно о себе забеспокоился. Он повёл себя не только неподобающе хорошему командиру, но и подобно трусливому воину. Мысли крутились в голове медведя, укоряя его в собственной ущербности. Паав хмурился и прирыкивал не столько от боли, сколько от этих самых мыслей. Разве отец гордился бы им?
В котле над кострищем закипал наваристый суп. Где-то вдалеке был слышен шум очередного построения, на коем не присутствовал медведь. Он следил за огнём, засыпая в котёл немного специй. Бульон из лосятины бил в нос ароматом жирного мяса, заранее отдавая почести повару. Паав никогда не выступал в роли кухаря, но нередко брал инициативу покормить собственный отряд сверх гвардейской пайки. Выйдя на контакт с одним из местных охотников, он покупал у него дичь по дешёвке, давая лапам вспомнить парочку кулинарных приёмов. Любимое дело позволяло медведю отвлечься от особо неприятных тягот службы, вводя его в некое подобие транса. Но не сейчас. Помешивая похлёбку в котелке дервянной ложкой, Паав нервно стискивал зубы. Жалкая царапина на боку надоедающе ныла, а голова буквально разрывалась от переживаний о том, что о нём могли подумать боевые товарищи. Перед глазами стоял образ недовольного отца, заслоняя окружение странной беловатой пеленой. Подёрнув лапой, медведь едва не опрокинул котёл с супом наземь.
***
— ...Ja niin kuin sinä, Florend, ilmestyit opetuslapsillesi ja annoit rauhasi, niin tule myös meidän luoksemme ja pelasta meidät.
Закончив молитву, медведь кивнул своим подчинённым, давая добро на поздний приём пищи. У костра взяла своё дружеская, спокойная атмосфера. Сослуживцы тихо обсуждали прошедший день, подкалывали друг друга и хвалили похлёбку Паава. Медведь, погружённый в свои мысли, молча ухмылялся... Прежде чем не прервал идиллию своим басом:
— Hirtittekö jo nuo paskiaiset portilla? (Вы уже повесили тех ублюдков на воротах?)
Пару мгновений спустя — повисло роковое молчание. Ночную тишину прекратил оживлять даже стук ложек о тарелки. Медведь нахмурился.
— Roine? (Ройне?)
Один из солдат отложил столовые приборы, поднимаясь со своего места.
— Ylikonstaapeli Paav, ihmiset ovat valittaneet kipeistä luista. Tein päätöksen jättää ruumiit sinne, missä ne olivat. (Сержант Паав, люди жаловались на ломоту в костях... Я принял решение оставить тела там, где они были.)
И без того нервного медведя передёрнуло от таких слов. Соскалившись, тот зарычал:
— Ja sinä päätät olla noudattamatta käskyjäni? (И ты решил не выполнять мой приказ?)
Глядя на *закипающего* медведя снизу вверх, пара солдат заступились за своего ответственного.
— Kersantti, se ei todellakaan ollut Roinen vika. Olimme todella väsyneitä taistelusta. (Сержант, это точно не вина Ройне. Мы очень устали после битвы.)
— Sitä paitsi, me teimme uhrirausraportin, eikö niin? Ryöstäjien ruumiit ovat toissijaisia. (Кроме того, мы ведь составили отчет о пострадавших, не так ли? Тела грабителей - дело вторичное.)
Вот, значит как... Стараясь держать себя в руках, Паав выпрямился, поймав себя на том, что буквально рычит новобранцу в лицо, словно дикое животное. Нужно было сохранить лицо, несмотря на то, как эта ситуация выводила его из себя на фоне произошедшего сегодня. Выдохнув, он неуверенно процедил:
— Puhumme siitä huomenna. (Мы поговорим об этом завтра.)
И, было развернулся, чтобы уйти.. Однако мысли, тяжёлыми грузами падая из головы в пятки, останавливали его на месте. Вот, значит, оно как? Уважение, что он зарабатывал тяжёлым трудом эти три года, разбилось о чью-то усталость? Стоило Пааву позаботиться о собственной ране, выпустить контроль из своих лап, как первый же его подопечный выбил табуретку командирского авторитета из-под его лап. А все остальные, стало быть, мигом подставили задницы, ставши его послушными собаками? "Дело вторичное"... Царапина от клинка предательски ныла, лапы становились ватными, а в ушах повис глухой шум. Не видя ничего за пеленой пред глазами — Паав развернулся.
***
Он пришёл в себя тогда, когда несчастный Ройне прекратил сопротивляться. Один лишь вид его ужасных ран давал понять, что он не выкарабкается. Молодой солдат болезненно булькал, пытаясь отползти от своего убийцы на переломанных конечностях, в то время как стоящий в ступоре отряд солдат с ужасом смотрел то на него, то на медведя. Не сказав ни слова — Паав, попятившись, сбежал, поджимая уши от поднявшегося панического шума на месте недавней дружеской трапезы.
Ote IV. Pureskella tassut irti.
Схватив из своей палатки собранные за время службы монеты, Паав в спешке покинул окрестности лагеря, боясь быть пойманным. Какая нелепица. В тихом ужасе медведь винил себя в содеянном. Сейчас, отрезвев, он не понимал, как вообще мог так поступить. Плевать на этих висельников — неужели их повешение стоило жизни Ройне? Его родители, вероятно, будут убиты горем. Паав — позор войск Остфара. Но гордость не переборола трусость, медведь бежал, прекрасно понимая, что за такой омерзительный проступок его не ждёт ничего, кроме виселицы. Перед глазами стояла картина повешенных военных преступников: мешки на лицах, стекающие по ногам ручьи мочи... Пути домой не было — медведь прекрасно понимал, что отец тоже его не примет. Вероятно, встреча с ним была бы даже хуже петли.
Совсем недавно будучи живым ужасом всякого бандита с большой дороги, сейчас дезертир сам страшился всякого патруля, словно проказы. В целях безопасности он миновал ближайшие города, в которых его могли искать, взяв путь в дальнее, портовое поселение. Передвигаясь по дороге преимущественно ночью, Паав попал в порт крайне изнеможённым. Желая лишь сбежать как можно дальше отсюда, забыть про своё прошлое, свой позор, своего отца, лицо убитого Ройне, он потратил большую часть своих накоплений на место в корабле, что плыл на острова Заокеанья. За время плавания он не проронил ни слова, закрывшись в себе и ограждаясь от всякого внимания к своей персоне. Где-то по соседству с ним какой-то доходяга высвобождал свой желудок: то ли от пьянства, то ли от морской болезни. Неспособный уснуть, Паав думал о том, на сколько ему хватит оставшихся денег, чтобы не умереть от голода на незнакомой, чужой земле.
Jälkisanat. Uusi alku.
Свежий океанский бриз омывал шерсть Паава, что молча глядел куда-то вдаль на балконе карттрадской таверны. Рядом, заинтересованно виляя хвостом, на него выжидающе глядела котовидная звересь раскраски пумы.
— Sel-... Хорошо. Я согласен. Älä vain katso minua noin... (Только не смотри на меня так...)
— Охохо-о, ты не пожалеешь. Уж поверь: твоя работа не останется незамеченной.
— Надеюсь, что так.. Дайрра.
Сухо кивнув, медведь пожал утончённую, небольших размеров лапу пумы. Встретив её совершенно случайно, солдат оказался бесповоротно очарован её красноречием, коим сам никогда не обладал. Дама благородных кровей, вынужденная заниматься бродячей торговлей... Она предложила ему кров, еду, доспехи и работу — охрану её жизни. Доселе Паав никогда не служил охраной конкретных лиц. Но, быть может, оно и к лучшему. Он не желал геройствовать, рассуждая, что в противовес отнятой жизни будет достаточно хотя бы одной сохранённой.
Вот он, это дитя. Упитанный, одетый в тонкую полотняную рубаху. От удара тренировочным мечом по морде, медвежонок падает в грязь, роняя собственное оружие. От боли и, по-видимому, обиды от проигрыша, на его глазах выступают слёзы. Кто-то подходит к нему, грубо ставя на лапы за шкирку.
— Luuletko, että vihollinen uskoo kyyneleesi? (Ты думаешь, что враг поверит твоим слезам?)
Его отец — крупной комплекции медведолюд, посвятивший свою жизнь службе в армии Остфара. Строгий и требовательный мужчина, кончики шерсти которого окропились нетипичной для его возраста сединой. И хотя ему пришлось прервать свою боевую карьеру ради воспитания единственного сына, нрав его остался таким же, каким он был в лагерях солдат, среди грохота лат, воплей и матершины.
Его сын, названный Паавом, робко отряхивает лапы от грязи, поднимая оружие с земли.
— Olen pahoillani, isä. (Прости, пап.)
Медведь лишь смеряет своего сына уничтожающим взглядом, вновь вставая в боевую стойку. Издавая подобие боевого клича, искажённого детским тоном голоса, медвежонок бежит в бой, раз за разом пытаясь поразить отца ударом деревянного меча.
Его мать, что доселе работала кухаркой в крупной городской таверне, убила себя вскоре после родов. Отец снял её тело с дерева, похоронив, и более ни разу не упомянув её имя. Бывалый военный не смог оправиться от этой потери: не смог забыть её образа, не смог обуздать свой страх и боль, решив убежать — целиком и полностью посвятить себя сыну. Отец желал сделать его лучшим во всём, идеальной версией себя. Очередной выпад юного воина был парирован, а ошибка сопровождена сильным ударом деревяшкой по голове.
Малец захныкал, безуспешно прикрываясь от ударов, последовавших один за одним. Неумело прикрывая тучное тельце мечом, ребёнок вполне закономерно разрыдался и, впав в бесконтрольную истерику, принялся размахивать мечом перед соперником. Ухмыляясь, его учитель одним движением лапы вырвал меч из детской хватки, останавливая рычащего зверька упором лапы в лоб.
— Riittää tältä päivältä, itkupilli. Mennään kotiin. (Хватит с тебя на сегодня, плакса. Пойдём домой.).
Ote II. Keittiössä.
Кабанье мясо ещё шипело, обдавая медвежонка горячим воздухом и аппетитным ароматом. Он крутит кухонный нож в лапе, разрезает кусок мяса на ровные куски и поливает его брусничным соусом из откупоренной банки. Выложив порции мяса в глиняные миски — он выносит их на стол, вместе с нарезанными дольками овощами. Робко присев, Паав глядел на отца. Дитёныш не решался не то что начать есть, но и приступить к молитве до того, как это сделает глава семейства. Наконец, молчание кончилось. Оба медведя соединили свои лапы, поклав локти на стол.
— Kiitämme sinua, oi viisas Florend, sillä olet täyttänyt meidät maallisilla hyödykkeillä...
Синхронная, искренняя, выученная наизусть молитва кончилась. Отец приступил к пище почти сразу, в то время как сын, улыбаясь в предвкушении, поспешил за ним.
Прожевав сочный кусок кабанины, отец тихо, но ясно спросил:
— Miten аmani-tunnit sujuvat? (Как проходят уроки амани?)
Спеша ответить — Паав грузно проглотил крупный кусок мяса, промокнув свою пасть о чистую тряпочку.
— Opettaja Otto sanoo, että minun on parannettava ääntämistäni. Aksentin..... poistaminen vie paljon aikaa. (Учитель Отто говорит, что мне нужно поработать над произношением. Чтобы убрать акцент... Нужно много времени.)
— Как прошёл твой день, Паав? — Отец спросил сына на разговорном амани, глядя на него всё тем же требовательным, снисходительным взглядом.
Чуть разволновавшись, дитёныш звереси дал свой ответ:
— Мой день прошёл сносно, отец. Ничего осо-.. Особенного. Сегодняшняя тренировка была продуктивной.
Пережёвывая порцию овощей, медведь удовлетворённо кивнул. Выдержав паузу, он заключил:
— Kerro tälle huoranpenikka Ottolle, että aksenttisi vain värittää puhettasi. Ja että jos tuo hakkmarian sika vielä sanoo jotain tuollaista pojalleni, murskaan henkilökohtaisesti hänen kallonsa. (Скажи этому сукину сыну Отто, что твой акцент только красит твою речь. И что если эта хаккмарская свинья еще раз скажет что-то подобное моему сыну, я лично размозжу ему череп.)
— . . .
Подобный подход не был вызван обидой за сына. Бывший солдат обозлился на само упоминание остфарского акцента как чего-то плохого. Будучи патриотом до мозга костей, тоже самое он прививал своему дитя. Но отметить стоит неочевидную деталь — он не испытывал ненависти к хаккмарцам. Медведь просто обращался к Отто как к своему бывшему подчинённому, за спиной которого, по-видимому, был должок иль ещё какая-то провинность.
— Kiitos päivällisestä, poika. Muista huuhdella suusi ja rukoilla ennen nukkumaanmenoa. (Спасибо за ужин, сынок. Не забудь прополоскать рот и помолиться перед сном.)
Ote III. Kynnyksellä.
Прошло порядка десяти лет. Малец взрослел, крепчал и развивался. Детские проблемы более его не беспокоили — сослуживец отца таки научил его практически безупречному разговорному амани, совместный быт с отцом адаптировал его к самостоятельной жизни, а их спарринги на деревянных мечах ныне даже не походили на избиение. Перед Паавом вставал вопрос о том, кем он хочет стать в жизни. Отец, к счастью, давно определился за него — юный звересь был записан новобранцем в городскую армию. Выразив мысль о том, что он мог бы стать неплохим поваром в городской таверне — Паав оказался высечен длинным прутом, так и не поняв, что сказал не так.
Уходя, Паав молча пересёкся взглядом с отцом. Он не мог заставить себя попрощаться с единственным родным человеком также, как и не мог заставить себя ему перечить.
Жизнь в рядах армии многим походила на его обычный быт — а потому медведь быстро адаптировался. Осмотрев новобранца, руководство направило его на курс обращения с тяжёлым снаряжением, параллельно определив на практику в один из отрядов, патрулировавших на большаке. Подобные группы шагали по пригороду, выслеживая разного рода разбойников, пьяниц и прочие сливки здешнего общества. Один лишь вид облачённого в латы, с тяжёлой алебардой толстокожего нечто, ступающего позади отряда, словно бы отпугивал всякого, кто его видел — а потому служба проходила более чем спокойно.
Ote IV. Karhun ansa.
— Perkele!!
Звон лат и боевые возгласы. Прошло уже порядка трёх лет службы Паава — показывая превосходную физическую силу, моральную выдержку и исполнительность, медведь получил должность командира одного из пригородных отрядов. А сейчас, оглашая округу звериным рёвом, тот рвался тараном в толпу разбойников, безрассудством подначивая своих союзников к подобным же действиям. Голова одного из небритых смердов, пойманных на воровстве вещей из сбитой с дороги повозки, была рассечена надвое его стальной алебардой, окропляя полчище беснующихся воинов фонтаном тёмно-бордовой кровоби. Это не было сражением, вовсе нет — со стороны это была не иначе как жестокая расправа. Тяжёлые тренировки, хотя и обучили медведя хладнокровно убивать всякого соперника, вовсе не пошли на пользу его сдержанности. Скорее наоборот. Лапа, облачённая в металл, схватилась за шлем одного из разбойников, с хрустом ломая его шею. Паав дал себе время отдышаться. беря оружие в левую лапу.
— Aimo, Neil... Ottakaa latsit pois heidän kehoistaan ja jättäkää roskat tänne. Viekää kaikki aseet päämajaan teroitettavaksi. Loput teistä, raahatkaa ruumiit pois tieltä. (Аймо, Нил... Снимите латы с их тел и оставьте этот мусор здесь. Всё оружие отнесите в штаб для заточки. Остальные, оттащите тела с дороги и запишите сведения о пострадавших.)
Звересь поднял забрало шлема, оглядывая своих подчинённых. Они, толпа совсем молодых новобранцев, смотрели на него со страхом и уважением, внимая каждому слову. Паав старался поддерживать подобные отношения в отряде, страшась потерять свой авторитет, пожалуй, даже сильнее смерти. Ему дала о себе знать тянущая боль в боку, и лишь после битвы он ощутил, как под латами ручьём стекала его собственная тёплая кровь. Чуть щурясь, Паав собрался, чтобы не дать подчинённым догадаться о его ранении.
— Roine, sinä olet vastuussa. Minä lähden leiriin vähän aikaisemmin. Huolehdi, että pojat raahaavat pari ruumista lähemmäs portteja - hirttäkää ne muiden puolesta. Jatkakaa hommia. (Ройне, ты за главного. Я ухожу в лагерь немного раньше. Проследи, чтобы ребята перетащили пару тел поближе к воротам - повесим их в назидание остальным. Приступай.)
— Kyllä. (Есть.)
Не ожидая иного ответа, медведь развернулся, грузно удаляясь обратно по большаку.
***
Неглубокое ранение кинжалом. Шерсть на ране не впитала ничего, похожего на яд. Обрабатывая ранение спиртом, туго обматывая его чистыми бинтами, Паав думал о том, что зря так сильно о себе забеспокоился. Он повёл себя не только неподобающе хорошему командиру, но и подобно трусливому воину. Мысли крутились в голове медведя, укоряя его в собственной ущербности. Паав хмурился и прирыкивал не столько от боли, сколько от этих самых мыслей. Разве отец гордился бы им?
В котле над кострищем закипал наваристый суп. Где-то вдалеке был слышен шум очередного построения, на коем не присутствовал медведь. Он следил за огнём, засыпая в котёл немного специй. Бульон из лосятины бил в нос ароматом жирного мяса, заранее отдавая почести повару. Паав никогда не выступал в роли кухаря, но нередко брал инициативу покормить собственный отряд сверх гвардейской пайки. Выйдя на контакт с одним из местных охотников, он покупал у него дичь по дешёвке, давая лапам вспомнить парочку кулинарных приёмов. Любимое дело позволяло медведю отвлечься от особо неприятных тягот службы, вводя его в некое подобие транса. Но не сейчас. Помешивая похлёбку в котелке дервянной ложкой, Паав нервно стискивал зубы. Жалкая царапина на боку надоедающе ныла, а голова буквально разрывалась от переживаний о том, что о нём могли подумать боевые товарищи. Перед глазами стоял образ недовольного отца, заслоняя окружение странной беловатой пеленой. Подёрнув лапой, медведь едва не опрокинул котёл с супом наземь.
***
— ...Ja niin kuin sinä, Florend, ilmestyit opetuslapsillesi ja annoit rauhasi, niin tule myös meidän luoksemme ja pelasta meidät.
Закончив молитву, медведь кивнул своим подчинённым, давая добро на поздний приём пищи. У костра взяла своё дружеская, спокойная атмосфера. Сослуживцы тихо обсуждали прошедший день, подкалывали друг друга и хвалили похлёбку Паава. Медведь, погружённый в свои мысли, молча ухмылялся... Прежде чем не прервал идиллию своим басом:
— Hirtittekö jo nuo paskiaiset portilla? (Вы уже повесили тех ублюдков на воротах?)
Пару мгновений спустя — повисло роковое молчание. Ночную тишину прекратил оживлять даже стук ложек о тарелки. Медведь нахмурился.
— Roine? (Ройне?)
Один из солдат отложил столовые приборы, поднимаясь со своего места.
— Ylikonstaapeli Paav, ihmiset ovat valittaneet kipeistä luista. Tein päätöksen jättää ruumiit sinne, missä ne olivat. (Сержант Паав, люди жаловались на ломоту в костях... Я принял решение оставить тела там, где они были.)
И без того нервного медведя передёрнуло от таких слов. Соскалившись, тот зарычал:
— Ja sinä päätät olla noudattamatta käskyjäni? (И ты решил не выполнять мой приказ?)
Глядя на *закипающего* медведя снизу вверх, пара солдат заступились за своего ответственного.
— Kersantti, se ei todellakaan ollut Roinen vika. Olimme todella väsyneitä taistelusta. (Сержант, это точно не вина Ройне. Мы очень устали после битвы.)
— Sitä paitsi, me teimme uhrirausraportin, eikö niin? Ryöstäjien ruumiit ovat toissijaisia. (Кроме того, мы ведь составили отчет о пострадавших, не так ли? Тела грабителей - дело вторичное.)
Вот, значит как... Стараясь держать себя в руках, Паав выпрямился, поймав себя на том, что буквально рычит новобранцу в лицо, словно дикое животное. Нужно было сохранить лицо, несмотря на то, как эта ситуация выводила его из себя на фоне произошедшего сегодня. Выдохнув, он неуверенно процедил:
— Puhumme siitä huomenna. (Мы поговорим об этом завтра.)
И, было развернулся, чтобы уйти.. Однако мысли, тяжёлыми грузами падая из головы в пятки, останавливали его на месте. Вот, значит, оно как? Уважение, что он зарабатывал тяжёлым трудом эти три года, разбилось о чью-то усталость? Стоило Пааву позаботиться о собственной ране, выпустить контроль из своих лап, как первый же его подопечный выбил табуретку командирского авторитета из-под его лап. А все остальные, стало быть, мигом подставили задницы, ставши его послушными собаками? "Дело вторичное"... Царапина от клинка предательски ныла, лапы становились ватными, а в ушах повис глухой шум. Не видя ничего за пеленой пред глазами — Паав развернулся.
***
Он пришёл в себя тогда, когда несчастный Ройне прекратил сопротивляться. Один лишь вид его ужасных ран давал понять, что он не выкарабкается. Молодой солдат болезненно булькал, пытаясь отползти от своего убийцы на переломанных конечностях, в то время как стоящий в ступоре отряд солдат с ужасом смотрел то на него, то на медведя. Не сказав ни слова — Паав, попятившись, сбежал, поджимая уши от поднявшегося панического шума на месте недавней дружеской трапезы.
Ote IV. Pureskella tassut irti.
Схватив из своей палатки собранные за время службы монеты, Паав в спешке покинул окрестности лагеря, боясь быть пойманным. Какая нелепица. В тихом ужасе медведь винил себя в содеянном. Сейчас, отрезвев, он не понимал, как вообще мог так поступить. Плевать на этих висельников — неужели их повешение стоило жизни Ройне? Его родители, вероятно, будут убиты горем. Паав — позор войск Остфара. Но гордость не переборола трусость, медведь бежал, прекрасно понимая, что за такой омерзительный проступок его не ждёт ничего, кроме виселицы. Перед глазами стояла картина повешенных военных преступников: мешки на лицах, стекающие по ногам ручьи мочи... Пути домой не было — медведь прекрасно понимал, что отец тоже его не примет. Вероятно, встреча с ним была бы даже хуже петли.
Совсем недавно будучи живым ужасом всякого бандита с большой дороги, сейчас дезертир сам страшился всякого патруля, словно проказы. В целях безопасности он миновал ближайшие города, в которых его могли искать, взяв путь в дальнее, портовое поселение. Передвигаясь по дороге преимущественно ночью, Паав попал в порт крайне изнеможённым. Желая лишь сбежать как можно дальше отсюда, забыть про своё прошлое, свой позор, своего отца, лицо убитого Ройне, он потратил большую часть своих накоплений на место в корабле, что плыл на острова Заокеанья. За время плавания он не проронил ни слова, закрывшись в себе и ограждаясь от всякого внимания к своей персоне. Где-то по соседству с ним какой-то доходяга высвобождал свой желудок: то ли от пьянства, то ли от морской болезни. Неспособный уснуть, Паав думал о том, на сколько ему хватит оставшихся денег, чтобы не умереть от голода на незнакомой, чужой земле.
Jälkisanat. Uusi alku.
Свежий океанский бриз омывал шерсть Паава, что молча глядел куда-то вдаль на балконе карттрадской таверны. Рядом, заинтересованно виляя хвостом, на него выжидающе глядела котовидная звересь раскраски пумы.
— Sel-... Хорошо. Я согласен. Älä vain katso minua noin... (Только не смотри на меня так...)
— Охохо-о, ты не пожалеешь. Уж поверь: твоя работа не останется незамеченной.
— Надеюсь, что так.. Дайрра.
Сухо кивнув, медведь пожал утончённую, небольших размеров лапу пумы. Встретив её совершенно случайно, солдат оказался бесповоротно очарован её красноречием, коим сам никогда не обладал. Дама благородных кровей, вынужденная заниматься бродячей торговлей... Она предложила ему кров, еду, доспехи и работу — охрану её жизни. Доселе Паав никогда не служил охраной конкретных лиц. Но, быть может, оно и к лучшему. Он не желал геройствовать, рассуждая, что в противовес отнятой жизни будет достаточно хотя бы одной сохранённой.
Последнее редактирование:
братик, токо давай без ерп медвежат пожалуйста