≡ Глава 1 «Трущобы» ≡
Голые деревянные стены, потемневшие от времени и копоти, разносили треск по длинным коридорам, словно каждая доска стонала под тяжестью веков. Десятки тонких, покосившихся дверей скрипели на ржавых петлях, издавая жалобные звуки, а соломенная крыша, местами прогнившая до дыр, то и дело пропускала капли дождя, образуя грязные лужицы на утоптанном земляном полу. За окном бушевала непогода: холодный осенний ветер хлестал по стёклам — если они вообще ещё оставались целыми — а тяжёлые тучи обрушивали на город нескончаемый поток воды. Узкая улица, мощённая булыжником, была пуста — лишь редкие прохожие, закутанные в потрёпанные плащи или мешковину, торопились укрыться от холода под покровом своих жилищ. В воздухе стоял затхлый запах сырости, нечистот и гниения, характерный для трущоб.
Эллей сегодня было не до клиентов. Она лежала на грязной, продавленной кровати, набитой соломой, измученная болью и недомоганием. Её бледное лицо то и дело искажалось от приступов мучительной судороги, а тело покрывал холодный пот. Разбитое окно пропускало внутрь порывы ветра и дождя, отчего по стенам расползались тёмные пятна влаги. Ледяные капли падали на её тело, но она едва замечала это. Всё её внимание было сосредоточено на том, что происходило внутри неё.
Ей было всего восемнадцать лет, и этот возраст казался слишком юным для того, чтобы сталкиваться с подобными испытаниями. Но здесь, в трущобах, в дешёвом публичном доме, такие истории были обыденностью. Это был мир, где никто не спрашивал о последствиях, где жизнь женщины оценивалась лишь по её способности приносить доход. И теперь Эллей столкнулась с тем, чего так боялась.
Негласное правило дома гласило:
«Если уж и залетела от клиента, будь добра, избавься».
Но Эллей не смогла решиться. Она слишком боялась боли, которая сопутствовала удалению плода. В этом квартале врачей не было — только шарлатаны и знахари, чьи методы чаще калечили, чем лечили. Подпольные "хирурги", если их можно было так назвать, требовали за свои услуги непомерные деньги, которые девушка не могла себе позволить. Альтернатива была ещё более жестока: многие проститутки предпочитали избавляться от нежелательных детей с помощью физического насилия. Сильный удар в живот мог решить проблему быстро и бесплатно. Но каждый раз, когда Эллей думала об этом, её охватывал ужас. Она представляла себе, как боль пронзает её тело, как что-то внутри неё ломается, и не могла заставить себя сделать этот шаг.
Когда же она наконец решилась обратиться за помощью, время уже ушло. Беременность зашла слишком далеко, чтобы её можно было прервать без серьёзного риска для жизни.
Теперь её мучения достигли своего пика. Часы тянулись, словно вечность, а боль становилась всё сильнее. Каждый новый спазм вырывал из её горла стон, который терялся в шуме дождя и скрипе половиц. Никто не пришёл ей на помощь. Другие девушки из дома знали, что происходит, но предпочитали не вмешиваться. Хозяева тоже не собирались тратить деньги на лекарей или заботиться о ком-то, кто временно не мог приносить доход.
И вот, после нескольких часов невыносимых страданий, на свет появилась она. Маленькая, хрупкая, с тонкими чертами лица, точь-в-точь похожая на свою маму. Раскаты грома, доносившиеся с улицы, сменились детским плачем — слабым, но настойчивым. Этот звук эхом разнёсся по всему дому, нарушая тишину и мрак, царившие здесь долгие годы.
Эллей, измождённая и обессиленная, смотрела на ребёнка, не зная, что её ждёт дальше. Она понимала, что в этом мире маленькая девочка будет лишь обузой. Она не планировала детей, особенно от клиентов. Её сердце наполнялось страхом и странной, лёгкой злобой.
За окном буря продолжала бушевать, но внутри комнаты воцарилась тишина. Только дождь всё ещё стучал по крыше, словно пытаясь пробиться сквозь стены этого забытого богом места, где даже надежда казалась роскошью.
Шли годы, и маленькая Линнея росла, словно сорняк, пробивающийся сквозь щели мостовой. Её мать, Эллей, так и не дала дочери имя, воспринимая её скорее как обузу, чем как ребёнка. Имя "Линнея" ей дали другие проститутки, жившие в том же доме — они смеялись над девочкой, называя её в честь распространённого сорняка, который упрямо цеплялся за жизнь даже на каменистой земле этих трущоб.
Матушка не уделяла дочери ни минуты своего времени. Её жизнь была подчинена клиентам и выживанию. В комнате, где они жили, постоянно воняло жжёным табаком и дешёвым вином. Стены были пропитаны запахом пота и разлитого пойла, а пол покрывали окурки и объедки. Для маленькой Линнеи это место было одновременно домом и кошмаром. Она старалась проводить там как можно меньше времени, но каждый раз, когда она пыталась приблизиться к матери, та отталкивала её или грубо прогоняла. Для Эллей дочь была лишь ещё одной проблемой, ещё одним ртом, который нужно кормить, ещё одной деталью её несчастной жизни, которую она предпочитала игнорировать.
Но Нейа, как она сама себя начала называть позже, всё равно любила свою маму. Это была непоколебимая, почти животная привязанность, которая не знала условий и границ. Даже когда мать била её по голове, тянула за волосы или кричала, обзывая грязной бесполезной девчонкой, Нейа воспринимала это как должное. Она не понимала, что можно жить иначе. Для неё материнская жестокость была нормой, частью мира, в котором она родилась. Она не могла осуждать мать, потому что видела, какой тяжёлой была её жизнь. Каждый удар, каждую колкость она принимала как неизбежность, как плату за то, что вообще существовала.
Нейа любила гулять по кварталу. Здесь, среди серых улиц и покосившихся домов, она чувствовала себя свободнее, чем в душной комнате своей матери. Она здоровалась с прохожими, улыбалась им, пытаясь завязать разговор. Но чаще всего её попытки встречали холодное молчание или откровенное презрение. Особенно плохо к ней относились жители богатый районов. Этот оплот чистоты и культуры считался гордостью города: здесь стояли богатые особняки, широкие улицы были вымощены белым камнем, а воздух благоухал цветами из садов. Флоры смотрели на жителей трущоб свысока, а вид грязной, оборванной девочки вызывал у них лишь отвращение. Некоторые даже отворачивались, зажимая носы платками, будто её присутствие само по себе было оскорблением их высокомерному миру.
Но Нейа не обращала на это внимания. Она была слишком юной и наивной, чтобы понимать всю глубину этого презрения. Для неё люди были просто людьми, независимо от того, во что они были одеты или как пахли. Она верила, что если будет достаточно добра и упорна, то рано или поздно кто-нибудь ответит ей тем же. Она не знала, что её мир — это мир, где добрые намерения часто ломаются о жёсткую реальность, где те, кто рождён в грязи, редко выбираются из неё. И всё же, несмотря на жестокость окружающего мира, в Нейе теплилась искра надежды. Она замечала красоту в мелочах: в первых лучах солнца, пробивающихся сквозь тучи, в песне воробьёв на фоне городского шума, в редких улыбках тех, кто не боялся заговорить с ней. Пусть она и была всего лишь "сорняком", но сорняки умеют расти даже там, где кажется невозможным выжить.
≡ Глава 2 «Разорённый город» ≡
В одну из тихих ночей, когда трущобы только начинали оживать после дневного затишья, Нейа уснула в кладовой, укрывшись старыми обрубками простыней. По коридорам разносились стоны девушек и пьяные крики клиентов, в том числе и из комнаты её матери. Но девочка уже привыкла к этим звукам и даже не обращала на них внимания. Подобная ночь, когда луна скрывается за плотной пеленой облаков, редко бывает спокойной. Во тьме часто скрывается опасность, во тьме происходят ужасающие вещи. Тьма… Она словно живое существо, поглощающее всё вокруг. По округе внезапно загрохотали барабаны, а вслед за ними раздался вой боевых труб. Стража, не готовая к внезапному нападению, падала под натиском свирепого врага. Они рвали, терзали тела защитников, отбирали оружие, цепляли на себя шлемы и бежали дальше, вперёд, на поиски добычи. Это были не люди — это была смесь рас. Маленькие гоблины с каменными ножами, огромные огры, ломающие доспехи стражи одним взмахом дубины, и звероподобные существа, что под покровом тьмы вырезали заплутавших горожан, забирая всё ценное.
Улица разразилась криками боли и агонии. Люди бежали в панике, а клиенты публичного дома, услышав шум снаружи, спешно собирались, чтобы спасти свои жизни. От всего этого шума проснулась и маленькая Нейа. Едва приоткрыв дверь кладовки, она увидела их — мерзких, маленьких, зеленокожих. Они ходили по комнатам, набрасывались на обитателей, а выходили в крови, забирая с собой мелкие побрякушки и еду. Девочка замерла, с ужасом наблюдая, как они приближаются к комнате её матери. Она хотела броситься вперёд, закрыть собой дверь, предупредить мамочку об опасности, но ноги не слушались. По щекам катились слёзы. Она понимала своё бессилие, лишь молча рыдала, пока монстры не добрались до Эллей.
— Нет… Нет! Убирайтесь! —прошептала она, хотя звуки её голоса тонули в хаосе.
Нейа слышала, как каменные ножи рвали плоть, как мужские крики перебивались женскими. Перед глазами возникла чёрная пелена из сожалений, образов матери, всех моментов, что они пережили вместе. А затем гоблины направились к кладовой. Покрытые кровью матери, мерзкие твари двигались к двери, пока Нейа притаилась в углу, затаив дыхание. Она не хотела умирать. Она хотела лишь мирно жить со своей мамочкой, помогать ей… Но всему этому было не суждено сбыться. Едва мерзкая рука потянулась к дверной ручке, она мысленно взмолилась:
«Пусть всё это окажется лишь дурным сном… Я не хочу умирать… Не хочу, чтобы они открыли эту дверцу…»
И вдруг раздался крик — мерзкий и яростный. Крик боли и отчаяния. Дверь оставалась закрытой, а попытки гоблинов открыть её оканчивались лишь новыми воплями. Дверная ручка, которая раньше мягко блестела в свете свечей, теперь стала черной как смоль. Любое касание оставляло на зелёных лапах глубокие порезы. Лишь хруст древесины прервал эту какофонию — каменный нож пробил дверь. Жёлтый глаз гоблина заглянул в трещину, осматривая кладовую. Нейа притаилась в груде старого белья, плотно укрывшись простынями. Гоблин, не найдя ничего ценного, утратил интерес и ушёл. Девочка осталась в безопасности. Но она всё ещё слышала, как гоблины шли дальше по комнатам, вырезая тех, кто не успел убежать. Двери выламывались, едва они видели внутри людей, а затем следовали жестокие расправы.
Нейа сидела в темноте, дрожа от страха и горя. Она знала, что больше никогда не увидит свою мать. И хотя она осталась жива, её детство закончилось в ту самую ночь.
≡ Глава 3 «Сиротский приют и новый родитель» ≡
После той ужасной ночи, когда гоблины разорили её прежний дом, Нейа оказалась выброшенной в мир, который был ей чужд. Она выжила, но эта жизнь больше не принадлежала ни к какому дому, ни к какой семье. Её нашли стражники, обыскивавшие развалины публичного дома через несколько дней после нападения. Они обнаружили её сидящей в углу кладовой, грязную, дрожащую и почти безмолвную. Девочка была слишком слаба, чтобы говорить, и лишь её широко раскрытые глаза выдавали страх и боль.
Стражники доставили её в сиротский приют — мрачное здание на окраине города, куда свозили детей, потерявших родителей во время набегов, эпидемий или других бедствий. Приют был переполнен, и условия там были суровыми. Каменные полы пропитались сыростью, а тонкие одеяла едва спасали от холода. Еда подавалась редко и была скудной — чаще всего это был жидкий суп с кусочками картофеля и старый чёрствый хлеб. Но для Нейи даже такая жизнь казалась лучше, чем бессмысленное скитание по улицам. Здесь, по крайней мере, не было постоянной угрозы смерти. Однако адаптироваться к новой жизни было непросто. Другие дети сторонились её. Они шептались за её спиной, называя её "странной" и "неправильной". Нейа редко говорила, а когда начинала, то часто задавала вопросы, которые смущали даже взрослых. Например, почему люди умирают? Почему их убивают? И почему никто не смог защитить её мать? Взрослые в приюте старались отвечать как можно более уклончиво, но Нейа чувствовала фальшь в их словах. Она начала замыкаться ещё больше, проводя дни в одиночестве, либо наблюдая за окружающими издалека.
Её жизнь изменилась, когда в приют пришёл капитан городской стражи — мужчина по имени Гарель. Высокий, широкоплечий, с грубым лицом, изрезанным шрамами, он сразу выделялся среди остальных. Гарель регулярно навещал сиротский приют, проверяя, как живут дети, чьи родители погибли при выполнении его приказов или из-за недостаточной защиты города. Он заметил Нейу случайно, когда она, прячась за колонной, наблюдала за тренировками стражников во дворе.
— Что ты там делаешь, малышка? — спросил он, подойдя к ней.
Нейа молча посмотрела на него, не решаясь ответить.
— Хочешь вступить в стражу, когда вырастешь? — продолжил он, усмехнувшись.
— Я хочу быть сильной, — тихо произнесла она.
Этот ответ зацепил Гареля. Он начал чаще заглядывать в приют, беседуя с Нейей. Постепенно она начала открываться ему, рассказывая обрывки своей истории — о матери, о ночи нападения, о том, как она выжила. Гарель видел в ней потенциал, но также и тёмные стороны её характера: вспышки ярости, недоверие к людям и холод, который иногда проявлялся в её глазах. Когда Нейе исполнилось десять лет, Гарель предложил взять её под своё опекунство. Это решение вызвало множество споров среди других стражников и работников приюта. Многие считали, что ребёнок с такой историей не сможет стать частью общества. Но Гарель был непреклонен.
— Она заслуживает шанса, — сказал он. — Каждый из нас когда-то делал ошибки. Если мы не научим её правильно распоряжаться своей судьбой, кто-то другой сделает это за нас.
Под опекой Гареля Нейа начала меняться. Сам Гарель был обычным солдатом без семьи. Его жизнь прошла в боях и службе, и он никогда не думал, что станет кому-то отцом. Но в Нейе он увидел нечто особенное — девочку, которая потеряла всё, но всё ещё хотела жить. Он решил сделать всё возможное, чтобы она не повторила судьбу своей матери. Гарель начал тренировать её. По утрам они занимались физической подготовкой: бег, упражнения с деревянными мечами, развитие ловкости и выносливости. Гарель учил её основам боя, объясняя, как правильно держать оружие, как двигаться, чтобы избежать удара, и как использовать слабости противника.
— Сила не в том, чтобы быть быстрее или сильнее, — говорил он ей. — Сила в том, чтобы быть умнее. Всегда думай на шаг вперёд.
Днём они занимались стратегиями и тактикой. Гарель показывал ей карты города, объяснял, как важно знать местность и понимать, где может скрываться опасность. Он учил её наблюдать за людьми, замечать детали, которые другие упускают. Вечерами они разговаривали. Гарель рассказывал ей истории о своих боях, о тех, кого он не смог защитить, и о том, как важно учиться на своих ошибках. Он хотел, чтобы Нейа поняла: сила — это не только оружие, но и способность защищать тех, кто тебе дорог. Гарель стал для неё не просто опекуном, но и наставником, человеком, который показал ей, что даже в самом тёмном месте можно найти свет. Однако её внутренняя тьма никуда не исчезла. Она продолжала задаваться вопросами, на которые не находила ответов: почему её мать должна была умереть? Почему мир так жесток? И можно ли изменить его, если стать достаточно сильной?
Однажды, Гарель решил провести тренировку за пределами города. Он считал, что Нейа уже достаточно подготовлена для того, чтобы практиковаться в реальных условиях. Они выбрали место неподалеку от старой дороги, где росли густые деревья и земля была усыпана опавшими листьями. После нескольких часов интенсивных занятий — бега с препятствиями, работы с деревянным мечом и упражнений на наблюдательность — они решили сделать привал. Гарель сидел на поваленном стволе, поправляя перевязь своего меча, а Нейа пила воду из фляги, внимательно осматривая окрестности. Она чувствовала себя увереннее, чем раньше, но её внутренний голос всё ещё напоминал ей о том, что мир не прощает слабых.
— Ты становишься сильнее, — сказал Гарель, одобрительно кивнув. — Но помни: сила без контроля — это как огонь без границ. Опасно для всех вокруг.
Нейа хотела ответить, но внезапно замерла. Её взгляд застыл на кустах позади Гареля. Что-то было не так. Тишина в лесу казалась слишком густой, будто сама природа затаила дыхание.
Из кустов выскочили люди — грязные, заросшие, вооружённые ржавыми клинками и дубинками. Это были бандиты, те самые мародёры, что часто нападали на путников за городской чертой. Их было пятеро, и они явно не собирались уходить с пустыми руками.
— Отдайте деньги, и мы не тронем вас, — произнёс один из них, скалясь.
Гарель медленно поднялся, положив руку на эфес меча.
— Уходите, пока можете, — предупредил он, его голос был спокоен, но твёрд.
Бандиты лишь рассмеялись. Они окружили их, явно недооценивая противника. Гарель обернулся к Нейе:
— Держись за мной.
Схватка началась внезапно. Гарель двигался быстро, словно знал каждую атаку заранее. Его меч сверкал в воздухе, отражая удары и находя уязвимости врагов. Нейа стояла позади него, дрожа, но готовая действовать. Когда один из бандитов попытался обойти Гареля сбоку, она схватила камень и ударила его в голову, заставив упасть. Но бандиты были многочисленны. Один из них достал Гареля, полоснув его по животу ржавым кинжалом. Капитан вскрикнул, но продолжил сражаться, хотя кровь уже начала пропитывать его одежду. Когда всё было кончено, остались лишь двое: главарь бандитов и они сами. Главарь, высокий и жилистый мужчина с шрамом через всё лицо, держал в руках окровавленный топор.
— Вы слишком много болтаете, — процедил он, подходя ближе.
Гарель, раненый, едва стоял на ногах. Главарь схватил Нейю за шею, притягивая её к себе.
— А эта маленькая крыса будет последней, кто увидит, как ты умрёшь, — прошипел он, поднимая топор.
Нейа не могла дышать. Боль от хватки смешивалась с ужасом перед неминуемой смертью. Но внутри неё что-то щёлкнуло. Она больше не хотела быть жертвой. Не сейчас. Не тогда, когда у неё появился шанс изменить свою судьбу.
— Я не хочу умирать… — прошептала она, отчаянно цепляясь за воздух.
Главарь рассмеялся, но его смех оборвался, когда Нейа внезапно ударила того прямо в лицо. По её руке прямо в нос мужчины пробежала масса, похожая на чёрную смолу. Чуть пошатнувшись от неожиданности, тот взглянул на девочку с лютой ненавистью. Однако... Главарь захрипел, его глаза широко раскрылись от ужаса. Он попытался вдохнуть, но из его горла вырывались лишь булькающие звуки. Затем он рухнул на землю, из его носа и рта хлынула кровь. Нейа стояла над ним, дрожа всем телом. Она не понимала, что только что сделала.
Гарель, собрав последние силы, подполз к ней.
— Ты… справилась, — прохрипел он, его лицо было бледным от потери крови. Они едва добрались до дома. Гарель был серьёзно ранен, и Нейа пришлось помогать ему идти, поддерживая его вес. По пути она постоянно оглядывалась, боясь, что кто-то ещё может напасть. Но никто не появился. Дома Гарель долго лежал в постели, восстанавливая силы. Рана оказалась глубокой, и ему потребовалось несколько недель, чтобы снова встать на ноги. За это время Нейа ухаживала за ним, меняла повязки и готовила еду. Она почти не говорила о том, что произошло в лесу, но её взгляд изменился. В нём появилась твёрдость, которой раньше не было.
— Ты спасла мне жизнь, — сказал Гарель однажды вечером, мягко улыбаясь девочке.
Они продолжали жить вместе, пока Нейе не исполнилось шестнадцать лет. К этому времени она уже была готова к самостоятельной жизни. Нейа кивала, хотя знала, что её путь будет отличаться от того, что он представлял.
≡ Глава 4 «Собственный путь» ≡
К шестнадцати годам Нейа стала совсем другой. Она больше не была той испуганной девочкой, которая пряталась за колонной в сиротском приюте или дрожала от страха перед бандитами в лесу. Гарель научил её многому: как держать меч, как читать карты, как замечать опасность до того, как она станет очевидной. Но теперь ей казалось, что каждый новый день становится всё тяжелее. Она чувствовала, как внутри неё растёт что-то тёмное, неподвластное контролю. Это пугало её больше всего.
Однажды вечером, когда Гарель спал, а дом погрузился в тишину, Нейа собрала свои вещи. Она взяла только самое необходимое: старый рюкзак, немного одежды, запас еды и пару книг, которые дал ей Гарель. Она долго стояла у его двери, глядя на его силуэт, освещённый мягким светом лампы. Её сердце разрывалось от боли и сомнений. Она знала, что он стал для неё больше, чем просто опекуном. Он был её семьёй. Но именно поэтому она должна была уйти. Нейа боялась своих сил. Она помнила тот день в лесу, когда её ярость и страх превратились во что-то ужасное. Тьма, которую она выпустила, убила главаря бандитов, но могла бы уничтожить и всех остальных. Что, если однажды она случайно навредит Гарелю? Что, если её сила станет слишком велика, чтобы её сдерживать? Она не могла допустить этого. Не с ним. Она тихо вышла из дома, оставив записку на столе. Всего несколько слов:
"Спасибо за всё. Я не хочу причинить тебе вред."
В порту она нашла корабль, который направлялся в Заокеанье — обширный, почти нетронутый край, где правили свои законы и обычаи. Пока корабль отходил от причала, она стояла на палубе, глядя на удаляющийся берег. Её сердце сжималось от тоски, но она знала, что поступила правильно.
Последнее редактирование:
