Рене был рождён в семье Лууканен-Кильде, наделённой сеньорским титулом за свой активный вклад в развитие добычи руд, архитектуры, науки, и, частично, медицины. Отец Рене — Жан-Луи был достаточно успешным купцом, что следил за сбережениями семьи, в частности тех, что успели заработать его отец и тетя. Матерью Рене являлась Катрин Лууканен-Кильде, ботаник и травница, которая также занималась филологией. Именно благодаря схожести с Элеанорой Лууканен-Кильде, была взята в жёны Жан-Луи, и активно помогала тому в сохранении статуса и почёта рода. Катрин, в отличии от большинства других жён богатых сословий, не являлась алчной личностью, желающей лишь получить выгоду от брака. Иногда, получалось вовсе наоборот — отец Рене, хоть и в ментальном, а не денежном плане, держался на плаву лишь благодаря ней.
В возрасте шести лет Рене уже начал своё обучение, которое проходило с помощью слуг семьи, и пока-что ограничивалось лишь грамматикой. Через два года, случилась трагедия — умерла столь горячо любимая и почитаемая семьёй Элеанора Лууканен-Кильде, находясь в возрасте семидесяти одного года. Несмотря на свою любовь к медицине, саму себя спасти она не смогла. Её сердце прекратило биться во сне, а бездыханное тело было обнаружено в постели одним из слуг. Эмиль, её брат, впал в глубокую депрессию, которая позже также сыграет свою роль в его жизни. На плечи Жана-Луи упало ещё больше работы, что выявилось задачей почти что непосильной. Поэтому, Катрина едва начала помогать с подсчетом и распоряжением сбережений дома, дабы позволить мужу разгрузить душу после смерти одного из членов семьи.
Возвращаясь к Рене, несмотря на статус Лууканен-Кильде, Жан-Луи стремился не растратить все деньги рода, состояние которого и так пошатнулось из-за смерти Элеаноры, поэтому не тратил те на оплату работы поэтов для написания детской литературы сыну. Уже с десяти лет тому предлагалось зубрить научные труды и историю родословной, которая хранилась в архиве. В силу слишком малого возраста, многого Рене не понимал, но детское любопытство давало ему шанс попытаться разобрать тонны бумаг которые лежали перед его взором. Впрочем, пока-что это выступало скорее как забава, нежели полноценное изучение. Пока-что, ребёнок отдавал предпочтение игре с двоюродными братьями и сёстрами, резвясь с ними по родовым поместьям. Уже в промежутке между тринадцатью и четырнадцатью годами, с помощью библиотекаря семьи и, заодно, одного из любимых слуг Жана-Луи, ребёнок продолжал обучение грамоте и самым тривиальным основам наук, которые он мог бы изучать в будущем. Библиотекарь, который находился на службе у семьи, порой помогал Рене разобраться в сложных текстах, которые мальчик столь яростно стремился понять, тем самым лишь разогревая его интерес. Но что больше всего притягивало юного аристократа — пыльные книги, лежащие в углу, на самом верху полок, сокрытые от лишних глаз и рук. В будущем, Лууканен-Кильде младший всё же сможет дотянуться до них и ознакомиться с сими трудами. Внутри них крылась слегка отходящая от общих верований информация, именуемая авторами “ответвлениями от натурфилософии”.
Стоит детальнее поговорить о Жан-Луи, отце Рене — а точнее, о его характере и мировоззрении. Жан-Луи — младший сын Эмиля Лууканен-Кильде, и хоть он и не был совсем обделён вниманием — но надежд на ребёнка никаких не возлагали. К моменту, когда Жан подрос, его старший брат Жюль уже обучался в университете, а Жюдит начинала интересоваться медициной, ведь большую часть времени проводила с тётей. И пока отец и сестра отца тратили множество финансов на старших детей, Жану-Луи оставалось довольствоваться лишь тем, что оставалось. Если ему перепадали деньги — он держал их при себе, никому не доверял и тем более не тратил на то, что не было ему жизненно необходимо. Ещё с детства в нём виднелась забота к финансам, которую тот пронесёт через всю жизнь, а вместе с ней — лёгкое подобие эгоизма. Жан-Луи полагался лишь на себя, и искренне верил, что справиться способен лишь в одиночку. И эта черта характера не меркла даже перед его женой, которую он искренне любил — но всё равно не подпускал к делам.
И здесь — пробел прямиком до шестнадцатилетия Рене. По той простой причине, что весь промежуток в шесть лет он то и дело продолжал попытки разобрать научную коллекцию отца, пользовался слугами и слушал всевозможные уроки от матери. Катрина, которая желала поддерживать аристократический статус семейства, обучала сына всему нужному — манерам, жестам, танцам. Впрочем, правильнее будет сказать, что обучали его слуги, но под чутким надзором женщины. В шестнадцать лет птенец наконец-то был вынужден покинуть своё родовое гнездо. Находясь под периодическим взором своих дяди и тёти, Жюля и Жюдит, тот часто поддавался их влиянию и попыткам "переманить на свою сторону". Впрочем, любовь и уважение к отцу сделали своё дело.
Рене назвал свой выбор — философский факультет Эиринского университета. Жюль и Жюдит почтительно, молча кивнули, а будучи вдали — всполыхнули яростью. Они потратили время, силы и даже деньги впустую, и понимали — стоит за этим в первую очередь их брат. Строить козни Рене они не стали, ведь тот, в первую очередь, также член их семьи, а значит — её будущее. А вот на уже почти сорокалетнего Жана-Луи повлиять они ещё как могли. Не удаляли ему особого внимания на банкетах и балах, почти не втягивали в дела семьи — делали всё, чтобы выставить того словно серую массу и что-то совсем не играющее роли. Сам же отец Рене молча терпел выходки брата и сестры, постепенно накапливая злобу внутри себя, которую так и не выпустил до самой смерти, до которой, впрочем, осталось ещё немало.
Возвращаясь к последнему поколению Лууканен Кильде — от философии Рене получал удовольствие в чистом виде. Буквально пища для ума то и дело питала юношу, становясь чем-то жизненно необходимым, и, при этом, не особо трудозатратным. Гуманизм становил большую часть мыслей юного аристократа, благодаря чему он легко находил общий язык с другими студентами. Рене пытался понять также и другие идеи, например — солипсизма, но даже когда он смог прийти к общей мысли, отклика в его уме она не нашла.
Юноша не был выдающимся студентом, но и среди массы бедолаг, которые попали в университет лишь потому что должны были — он выделялся. Он выполнял данные ему задачи, не нарушал дисциплину и поднимал мнение о себе в глазах преподавателей благодаря рвению к изучению работ прошлого, доказанию и опровержению теорий и идей, а также написанию собственных трудов. Всё это — последствия прочитанной в детстве научной литературы, которая являлась наследием Лууканен-Кильде.
И как свойственно человеку, он всегда стремиться к большему. Можно было сколько угодно изучать общеизвестное наследие философов прошлого или пытаться создавать что-то наподобие им, но этого было недостаточно. Так, Рене узнал о концепции гностицизма¹ от других студентов — пока-что, лишь завуалированную за ширмой загадок и видоизменённых фраз. Суть, если разбирать мысль поверхностно, довольно проста: возвышение человека, тесно связанное с гуманизмом и переход между разными уровнями бытия. Так-как Флоренд впитал в себя всё то, что хранило в себе Древо Жизни, тем самым перейдя на совсем другой уровень, то и знание это, в теории, было вполне реальным. Лишь следовало пройти по должному пути и получить связь и благословение самого божества. И хоть к концепции гностицизма можно было прийти и самому, само знание о нём хранилось в тайне, являясь оккультным, на ряду с другими науками, которые практиковались последователями идеи гнозиса. Оккультная философия, теургия, которая применялась в надежде связаться с Флорендом напрямую — всё это проворачивалось в крайне узких кругах, и те, кто находился вне их, мог получить лишь крупицы информации, сокрытые под слоями лжи, дабы подходить под церковный канон. Но теперь весь разум Рене был заполонён этим. Если можно получить все те знания, что получил Флоренд, значит можно возвысить людей и морфитов, прекратить всевозможные войны и преобразовать Кеменлад в идеал гуманизма. Добавить к этому прочитанные в подростковом возрасте оккультные труды в библиотеке отца — и судьба студента будет предсказана.
Рене начал погружение в натурфилософию² — то, что могло сблизить его с этими самыми “закрытыми кругами”, но не превращало его в еретика. С помощью неё, находя порядок и системность в строении мира, Лууканен-Кильде приходил к идее того, что человек, на данный момент — несовершенен, и это является лишь благодатью, ведь это даёт ему развить себя. Как и сказал один из студентов — даёт шанс перейти на иную ступень существования. Общаясь так, словно личность, которая поведала ему о концепции гностицизма, Рене обращался к другим студентам, продвигая свои мысли, сокрытые за ширмой красноречия. Учитывая общую любовь учеников факультета философии к гуманизму, отклик среди них нашёлся. Вскоре, сформировался небольшой “кружок по интересам”, как его называл сам Лууканен-Кильде младший: четверо студентов, которые по ночам закрывались в комнате и едва-уловимым шёпотом обсуждали идеи духовного возвышения, приближения к Флоренду и прямому общению с ним. Но здесь сыграло роль происхождение Рене.
Юноша искренне верил в существование тайного, высшего знания, но также верил, что прийти к нему одними лишь разговорами — дело непосильное. Тут в дело вступают финансы. Рене считал, что самый лёгкий и верный способ приблизиться к божественному — реликвии и исторические предметы, которые несут в себе энергию; именно в них может кроиться то самое откровение. Поэтому, Рене запрашивал у своего отца, Жан-Луи, определённое количество финансов — на одежду, на цирюльника, на различные лекарства у апотекариев и прочие услуги. На деле же, с помощью тех же участников “кружка по интересам”, Лууканен-Кильде выходил на всякого рода продаванов, которые заверяли, что обладают настоящими реликвиями и предметами, которые хранят силу. Как не сложно догадаться, большинство из этих торговцев — шарлатаны. Рене — не эксперт в области истории и археологии, поэтому, хоть и пытался различить подделки от настоящих артефактов, зачастую в его руки попадали фальшивые реликвии. Но ему хватало даже их. Они либо были запрятаны в укромном, недоступном месте, либо красовались на месте встреч студентов-оккультистов, где Рене активно ведал им об истории и предназначении этих вещей.
И во время одной из подобных покупок, Лууканен-Кильде удалось выйти на нового продавца. Они встречались строго в задней части одного из старых и неприметных соборов, сами встречи, само собой, происходили тайно, гарантируя безопасность обеих сторон. Но эта личность отличалась от других. Было видно настоящую осведомлённость, даже чем-то схожее с Рене мышление, а историю любого предмета продавец мог поведать без единой паузы. Сами же предметы даже не походили на подделки — всё выглядело словно настоящее, каждая руна находилась на своём месте. И хоть Лууканен-Кильде того и не знал, но ни одна из приобретённых им реликвий не являлась настоящей. Все они были созданы, хоть и с трепетом, но для простой проверки покупателя. Связь между поставщиком и Рене лишь укреплялась, а последний чувствовал в первом настоящую родственную душу, в основном — благодаря действии Очарования, которое собеседник Рене не чурался применять во время каждой их встречи. Сам же он, в свою очередь, видел искреннюю заинтересованность Лууканен-Кильде тематикой, даже несмотря на действие своей Дисциплины. Да настолько тот был увлечён, что Рене, пользуясь всеми приобретёнными им артефактами, начал пускаться ещё глубже в теургию³ и оккультную магию с ритуалами.
Тот, кого Рене воспринимал как делового партнёра и продавца, совсем вскоре стал чем-то большим. Не в любовном плане. Лууканен-Кильде, хоть и скрывал своё лицо при встречах, точно также как и его собеседник, всё равно заявлялся в собор, где служил “продавец”, и по ночам обсуждал всевозможные еретические темы. Мысли Рене находили отклик в душе его компаньона, а может, наоборот, философия собеседника находила место в мировоззрении аристократа. Друг студента со временем стал утверждать, что возвышение и гнозис зависят не только от инструментов, а и от того, кто их использует. “Продавец” подмечал рвение Рене к получению знаний, и утверждал, что к новой ступени бытия его приведут не артефакты и реликвии, а характер и интеллект. Среди этих же сладких речей, которые дурманили разум юноши словно вино, затесались и слова, что возвышение может быть даровано тогда, когда сам Рене этого вовсе не будет ожидать. Философия студента от этих слов видоизменялась. Гуманизм, ранее присущий ему как студенту соответствующего факультета, постепенно начал улетучиваться. Он понимал, что на новую ступень перейдут далеко не все люди, а значит — стоит уделить больше внимания самому себе, и, в случае чего, тем, кто может помочь — тем, кто сильнее и мудрее. Так Рене воспринимал своего полуночного друга. Он становился эгоцентричным, самовлюблённым, но всё больше верил — лишь так он придёт к своей цели. Все те артефакты, что собирал ранее, он начал ещё усерднее прятать от членов своего малого общества, а после — и вовсе стал от них отдаляться, но не в буквальном смысле. Каждую встречу он до сих пор посещал, но теперь выступал не как проповедник, а как слушатель. Стоит полагаться лишь на себя, но отказываться от возможности узнать что-то новое и сокровенное — глупо. И причиной этому стали не только диалоги с деловым партнёром, а и та личность, которую Рене постоянно видел в детстве — Жан-Луи Лууканен-Кильде. Такой же полагающийся лишь на себя параноик, от которого юный оккультист отличался лишь большей степенью эгоизма.
Когда Рене верил, что он близок к тайной сути, и уже совсем скоро она откроется перед ним — он отправился за новой безделушкой. Хотя, правильнее будет сказать, что покупка реликвии была для него лишь поводом повстречаться с полуночным собеседником. Деньги отца начали растрачиваться ещё больше, и он это замечал, но погружённый в семейные дела и уход за отцом, у которого начала развиваться деменция, Жан-Луи не мог ограничивать сына, желая, чтобы тот продолжил славное дело рода Лууканен-Кильде. Положительные отзывы об учёбе дитя лишь подкрепляли это. Впрочем, паранойя отца сыграла свою роль, и именно поэтому совсем скоро начнётся расследование касательно трат Рене. Оказавшись в помещении, продавец, именовавший себя Лукарией, являвшийся, на деле, низшим вампиром, сообщил юноше, что он может добиться большего, нежели реликвий. Человек приходит ко всему постепенно, с каждой ступенькой приближаясь к своей цели. Сейчас, Рене ждала новая ступенька. Следующей ночью, у этого же собора, он должен был встретиться с другим "членом их схемы", который, в свою очередь, продолжит вести аристократа по запретной лестнице к небесам. Загадочный, и, само собой, скрытый мужчина молча протянул аристократу пергамент и "коробочку". Текст в нём был крайне прозаичен — Рене должен был доставить неплохих размеров шкатулку прямиком к дверям другого аристократического рода, запрятав её между кустов. Открывать шкатулку запрещалось при любом сценарии. В конце виднелась весьма стереотипная надпись: "После прочтения — сжечь". Пока дворянин ознакамливался с текстом, "связной" успел ретироваться, а Рене довольно быстро предал пергамент пеплу. Лууканен-Кильде находился посреди ночи в городе, где все огни уже потухли, и со страхом и восхищением в глазах держал посылку, которую должен был доставить. Он ощущал себя как самый настоящий герой главного романа, а что более важно — как кто-то важный и достойный. Он припрятал шкатулку под одежду, после чего принялся в потьмах искать место назначения. Внутри коробочки, о чём Рене так и не узнает, находился прибор, с помощью которых Тремеры следят за целыми помещениями издалека. Если бы аристократ увидел его, он бы не просто упал в ужас, а был бы моментально убит следящим за ним вампиром — тем же, что и передал ему сообщение. Ставка была простая: если человек достоин — он выполнит задание на заминаясь, если же нет — значит, слишком любопытен, и произошедшее выступит отличным поводом его устранить. Когда Рене обнаружил очертания нужного ему поместья, он сделал всё так, как и велел "заказчик", после чего быстрым шагом ретировался. Его руки продолжали дрожать. Он ощущал себя как и марионеткой в чей-то схеме, так и важным винтиком в ней.
Но Рене не был помешан на одной "теневой группировке", с которой он связался. Жизнь продолжалась, как и учёба. Он твердил своим друзьям, что тот, кто ищет — тот всегда найдёт, но не давал конкретных объяснений. На светлой же стороне, он продолжал написание философских трудов разного качества, которые, в любом случае, удовлетворяли преподаваталей. В связи с постоянными сомнительными тратами, Жан-Луи "урезал" спонсирование сына, под что последнему пришлось с трудом адаптироваться. Спустя же ещё несколько подобных заданий, как то, которое он провернул ранее, и невыполнение которых ставило под угрозу жизнь Рене (о чём тот, само собой, не догадывался), ему передали уникальное письмо. Он должен был пройти внутрь того же старого собора, в котором ранее покупал приобретал различные реликвии. Там его встретил высокий и статный человек, пожав руку своему "исполнителю" и завалив его кучей оккультных вопросов. По всей видимости, довольный ответами, он предложил Рене пройти в нижние ярусы Собора — якобы, там находится потаённая библиотека, где юноша и получит свою награду.
Рене шёл по дивным залам, в которых, как оказалось, жила не одна личность, а позже — спустился в подвал. Человеку в здравом уме увиденное показалось бы, как минимум, абсурдным — но не для Рене. Он находил в этом что-то близкое. И как только он оказался в странном для себя помещении, “влиятельаня личность” распрострёрла руки, после чего стремительно вцепилась зубами в шею своего оккультного “клиента”. Рене, сам того не понимая, очутился прямиком в Капелле клана Тремер, и стабильно посещал её “верхнюю” часть. Высший вампир, коий посредством общения Рене с послушником низших кругов и с помощью использования Рене для выполнения всевозможных задач уже через другого Вампира, всё больше убеждался в его рвении к получению знаний и верности тем, кого он ещё даже до конца не знал — даже несмотря на то, что его могли поймать, и, в лучшем случае, выпнуть из университета. Но так-как Рене ставил возвышение и “высшее звание” выше всякого обучения, даже отчисление не стало бы для него преградой. Аристократ ощутил страшную боль, жар и холод, а органы, вместе с другими выделениями, покинули его тело.
И Рене проснулся. Он ощущал страшный голод, жажду, острую нужду в пище, но совсем не той, к которой привык. Перед его взором лежал человек, который ранее являлся его оккультным товарищем и собеседником, которого Сир вежливо "принёс на блюдце" пока его Птенец спал. Аристократ без зазрения совести, со звериным взглядом в глазах впился во всё ещё живое тело. Разум аристократа перестраивался на ходу. Он не воспринимал происходящее всерьёз, пока не осознал — он возвысился. Стал сильнее, быстрее, умнее, приблизился к состоянию Бога, к чему стремился практически всю свою жизнь. Мёртвый сопартиец — всего-лишь пища, энергия, без которой он не достигнет своей цели. Смысл держать в живых того, кто будет лишь тянуть тебя на дно? Руководствуясь этой философией, Рене оправдывал и последующие убийства простых людей. Шарль довольно глядел на птенца. Рене начали вводить в общие положения — сир объяснил ему, что некогда людской аристократ отныне находиться в окружении вампиров, принадлежащих к клану Тремер, а прямо сейчас — они находятся в Капелле, своеобразном логове. То, что Рене ничего из этого не понял не нуждается даже в объяснении, но покуда новообращённый был заинтересован — речь Шарля была успешна. В голове некогда студента возникали сотни вопросов, на что его сир нашёл довольно лаконичный ответ: то, что произошло с Рене, и есть переходом на новую ступень бытия. То, что он слушает — и есть гнозисом, за коим он гнался. И, как и следует тайному знанию, дано оно далеко не каждому. Таким образом, Шарль постепенно внушал птенцу нужные мысли и взгляды, а заодно — учил тому что нужно делать, и что не нужно. Попутно, как и следует любому новообращённому Тремеру, Рене подписал присягу. Пока-что он не понимал её смысла и тонкостей — но не имел другого выхода.
Рене, на удивление, не оказался отрезан от семьи. Сир уже успел познакомить своё Дитя с таким понятием как внутренний Зверь, и понимал, что сдерживать его в первые годы после обращения — задача не из лёгких. Именно поэтому, он позволил Птенцу вернуться в семью и даже продолжить обучение в университете. Легенду придумали простую: юного аристократа похитили с целью выкупа (что Шарль продумал заранее, и пока Рене свыкался с новой реальностью, отправил в его дом письмо с требованием заплатить за освобождение сына, но не указал место, куда эти деньги оставить, на случай, если Жан-Луи действительно пойдёт на подобное. Таким же образом оправдали смерть товарища Рене — его похитили, но, в отличии от другого аристократа, убили). Убедительно актёрствуя перед семьёй и коллегами по учёбе, попутно практикуясь в применении своей побочной дисциплины, Рене смог оказать должное влияние на окружающих и продолжить "спокойную" жизнь, как прежде. Расширяя эту же легенду, аристократ играл роль испуганного юноши, который вечно закрывал свою голову и глаза шляпой, в результате травмы с похищением. Так выстраивался образ, На основе которого строилось отношение к Рене — он всё такой же умный, даже более харизматичный чем ранее, заслуживающий сожаления юноша, но теперь — более закрытый в себе, из-за чего окружающие старались меньше лезть к нему. В конце концов, "на глазах мальчика" умер один из его "лучших товарищей". Отец, найдя оправдание тратам своего сына в виде выплаты денег маргиналам, старался вовсе лишний раз не тревожить юного студента. Мать наоборот пыталась тому помочь, но не была на это способна — ведь, хоть она того и не знала, Рене вовсе не был зашуган из-за какого-то похищения. Жюль и Жюдит же показательно выражали соболезнования юноше и его родителям, на практике, видя в этом лишь ещё один повод для их травли и отстранения. На деле же, уже с этого момента высшие круги Капеллы начали помыкать новообращённым, используя хорошую репутацию юноши для расширения влияния как в университетских кругах, так и аристократических. В свободное же время, Лууканен-Кильде заявлялся на территорию Капеллы, где продолжал своё развитие.
Дни в Капелле и ночи вне неё проходили под чутким надзором личности, которая обратила Рене. Новообращённый свыкался с тем фактом, что больше не может спокойно разгуливать под лучами солнца. Безусловно, шляпа или накидка помогали, но это всё ещё являлось чем-то диковинным и крайне неприятным. Шарль был из тех Тремеров, кто считал, что стоит регулировать каждый шаг своего птенца — и этим же он и занимался. В первые дни после "смерти" Рене выходил на улицу лишь со своим Сиром и постоянно следил, чтобы неплохих размеров шляпа не слетела с головы. Другой же аспект его не-жизни — обучение, начиналось с основ, схожих для всех вампиров: общие положения, питание, связи с обществом и их отсутствие. После же, Рене стал переходить к более сложным вопросам — устройство клана, поднятие по его пирамиде и освоение дисциплины. И для выполнения последней задачи, новообращённому пришлось уделить большую часть первых месяцев своей не-жизни пытаясь придавать своей же крови разные формы. Даже больше — вампир оттачивал свои навыки управления Витэ не просто месяцами, а на протяжении нескольких лет, то и дело испытывая различные неудачи, а как их результат — фрустрацию, недовольство и выгорание. Он манипулировал кровью и так, и сяк, превращая её то в тонкую струю, которая словно змея вилась по кольцу, то в небольшой кортик или даже фальшион. Всему этому способствовала литература, написанная, в основном, послушниками кругами повыше, или Регентами низших кругов. По ним же, долгие годы Рене учился ритуалам. Здесь начиналось и взаимодействие птенца с другими вампирами — он начал вариться в кругах Тремеров, взаимодействовать с ними и работать на них. За получение литературы и обучение ритуалам и способностям Лууканен-Кильде выполнял разные мелкие задачи, которые помогали другим послушникам подняться на круги повыше, чего сам аристократ ещё не понимал. Попутно, в попытках раздобыть книги и труды, Рене практиковался дополнительной дисциплине — Очарованию. Когда Сир объяснил ему общие принципы способностей, птенец взялся за запугивание и, наоборот, притягивание других существ. В основном, силы использовались на простых людей, но в условиях постоянных междоусобиц, конфликтов и хитросплетений на низших кругах Послушников, новообращённый не чурался "хлопать глазами" перед другими вампирами.
Вопреки тому, что большая часть сил Рене уходила именно на обучение, развивался он также и умственно. Хитрость и смекалка — те черты характера, которые нужны всякого Тремеру, желающему подняться в Пирамиде. Шарль, сир Рене, плавно вбивал в голову птенца нужные мысли. Уметь использовать оппонентов и даже союзников ради собственной цели — не только не запрещено, а и похвально, но только в том случае, если твоя цель не противоречит задачам высших кругов Пирамиды. Это он уже усвоил на собственном примере, когда его, неопытного птенца, то и дело использовали как мальчика на побегушках. И он решил не отставать. Рене не шёл по головам, не вырывал глотки своих оппонентов — но постепенно близился к следующим кругам Тремер. Также, как и при учёбе в университете, выполнял данные ему задачи, а с другими вампирами обращался с осторожностью: выставлял себя как открытую к манипуляциям со стороны других личность и пытался выглядеть словно “открытая книжка”, тогда как на самом деле одурманивал своих жертв и сам использовал тех для выполнения дарованных ему целей. Само собой, и самого Рене порой обводили вокруг пальца, но спустя некоторое время, когда вампир осознавал, что кто-то другой управляет им — он начинал сокрыто не повиноваться, специально нарушая планы своих “сородичей”, пока глаза тех были закрыты. Сир Рене, который не отводил глаз от своего дитя, наслаждался подобными междоусобицами.
Работу Рене, как бывшему аристократу, выдали соответствующую — расширение политического влияния местной Капеллы на город и дворянство. Так-как “юноша” являлся философом из относительно-богатого рода, значит, был и отличным оратором. В купе с дисциплиной, доставшейся Рене от Сира, тот активно занимался выступлениями перед знатью и заключением договоров. Дворянин не забывал и о своём обучении, из-за чего посещал университет, влияя и на мнение местных преподавателей и декана. Не отрезая связи со своими оккультными сообщниками до конца, он вновь вернулся на пост лидера, внушая им в голову нужные, и, заодно, удобные для себя мысли. Нередко, Рене использовал их и для выполнения различных мелких задач, к которым можно было допускать смертных. Но оккультная жизнь, или, скорее, не-жизнь, ограничивалась не только манипуляциями. Аристократ в своих новых трудах продолжал развивать тему возвышения и, тем самым, пытался найти объяснение настигшим его метаморфозам. Рене подбирал всевозможные слова — "дитя Флоренда; новый Флоренд; обрёвший знание". На деле же, пуская пыль себе в глаза, гностик со временем начал приходить к выводу — на данный момент, он более чем один из множества, возможно, сотен или тысяч таких же "возвысившихся". А значит, от идеала он крайне, крайне далёк, и на данный момент является не более чем посредственным зверем. Но, возвышение продолжается даже после смерти, а значит, если он посмотрит в глаза правде и продолжит своё развитие — он станет ещё ближе к своей цели. Большая часть этих размышлений так и осталась запрятана в помещении, доступном лишь Рене, или вовсе была сожжена. Проблема заключалась в том, что он не мог долго находиться на глазах и выдвигать свои теории. Спустя года, люди бы заметили, что двадцатилетний мальчик всё не меняется в лице, а это — огромный риск нарушения Молчания Крови. Поэтому, в тот же день когда умер дедушка Рене, для всех умер и сам Рене. Пока юноша носился туда-сюда, выловив удачный момент, сородичи, неожиданно для его самого, похитили новообращённого и отнесли в Капеллу, попутно оставив в доме Лууканен-Кильде письмо, написанное схожим почерком, которое гласило, что последние недели Рене ощущал себя ужасно, о чём говорил его внешний вид. "Он" заявил, что дабы избежать ещё одной смерти в доме, будет вынужден отправиться в отшельничество, где, скорее всего, закончит свою жизнь умерев от хвори посреди пути, вдали от родового гнезда, тем самым — не будет ещё сильнее печалить отца видом своего мёртвого тела. Вдали же от дома, в Рене кипели эмоции: от гнева до понимания, от печали до принятия. Ему быстро дали понять, что он не может вечно жить среди близких, и что они для него — не более, чем риски нарушить Молчание Крови. Аристократу пришлось быстро сменить причёску и общий внешний вид, дабы продолжить действовать в политических кругах — но уже с другой историей и внешностью.
Стоит внимания и борьба за репутацию среди Тремеров в Капелле, где находился Рене. Ложь, неправильные наводки и подмены — довольно обыденная вещь в клане, особенно среди Послушников, которые либо стремительно поднимаются ввысь по Кругам Таинств, либо также стремительно падают вниз. И именно в этой бурлящей солянке очутился, и, был вынужден свыкаться, Лууканен-Кильде. Ещё с самого обращения он выступал как мальчик на побегушках — выполнял задания для Послушников постарше и Регента, не задавая лишних вопросов. Но совсем вскоре стало ясно, что такими темпами Рене никогда не сдвинется с места — а как было сказано выше, он всё стремился к продолжению своего возвышения. Поэтому, пользуясь аристократической смекалкой, вампир начал подстраиваться под новые реалии. Он привык быть тем, кто помыкал слугами, а не выступать в роли этого самого слуги, но в нынешних условиях он довольно быстро пришёл к выводу, что другого выхода у него нет. По этой причине, желая как вернуться к прошлому положению, так и добиться своего "возвышения", Рене начал не только выполнять указания "старших", а и сам стремился к подобному званию. На ряду с выполнением задач, аристократ пакостил потенциальным конкурентам — мешал им, отвлекал, иногда и вовсе устрашал или очаровывал. Когда он поднялся на один круг выше, начал и сам посылать Послушников помладше для выполнения нужных ему дел — само собой, следя за тем, чтобы они не повторили его путь, обыграв своего "работодателя". С новым кругом ставки повышались. Предметы, люди и знания, нужные соперникам Рене то исчезали, то оказывались уже в руках у него самого. Все действия Вампир совершал с должной осторожностью — в том числе, дабы не нарушить присягу и, тем более, не поставить под угрозу Молчание Крови. Так, разной длины шагами на протяжении пяти десятков лет, Тремер защищал своё звание, дойдя до которого уже состоялся как заслуживающий доверия и способный Послушник, которому можно доверить далеко не самые тривиальные задания.
Подобным образом прошли почти шесть десятков лет Рене. Постоянная борьба за карьеру, конфликты и предательства вырастили из некогда юноши куда более самостоятельную и проницательную личность, однако чем действительно кровосос мог гордиться, так это тем, что он остался “на плаву”, борясь со своим глубинным зверем. Хоть он и не стал важным чином в устройстве Пирамиды, он являлся довольно выдающимся послушником — ведь умел подстраиваться под прихоти, и не только выполнять то, что ему указывали напрямую, а и выполнять задания без чётких напутствий. Его не терзали моральные пороки, он сумел сдержать порыв своей сущности, оставаясь неизменным все эти года. Шарль же довольствовался этим, понимая, что его Дитя не глупо и знает толк свой, да удел. Даже любовь к отцу, которая была присуща Рене, со временем стала улетучиваться. Люди стали для него не более, чем инструментом — даже те, кого он считал близкими. Спустя пять лет после пропажи внука, старика Эмиля, страдающего деменцией, схватил инфаркт — точно также, как в своё время его сестру. По этому поводу был объявлен траур и весьма крупные похороны — на которые Рене мог без особых проблем заявится инкогнито. Но он не стал. Видя во взаимодействии с прошлой жизнью и привязанности к родственникам лишь угрозу выпустить наружу Внутреннего Зверя, он окончательно оборвал связи с семьёй.
К почти-что шестидесяти годам не-жизни уже не очень-то нового члена клана Тремер, сир Рене уже убедился в не только проклятых, но и в умственных способностях своего Дитя. Лууканен-Кильде проводил немало времени за написанием оккультных трудов, в которых выражал как личные доводы, так и инструменты, с помощью которых мог бы манипулировать оккультным подпольем Флоревенделя. В конце концов, он достиг того, к чему стремился едва ли не всю жизнь — возвысился и обрёл знания, возможно, ценнее, чем божественные. Однако изначально была тяжела предначертанная судьба юноши, ведь совсем не за так ему было даровано великое таинство. Шарль нуждался в ком-то, способном во многом, кто стал бы благоразумным помощником в нескромных делах. Рене доказал свою способность за эти года. Может он и не был блистательным гением, Дитя обладало иными способностями, что не чужды каждому — хитрость, проницательность и смекалка. Эти качества, как считал Шарль, важнее всего в их нежизни. Так Рене стал явным мальчишкой на побегушках, выполняя уже куда более серьезные поручения от своего сира. Иногда они чередовались приказами Регента, которые Шарль должен был выполнить лично, но перекладывал эту нужду на детище. Впрочем, не назвать эти года юноши особенно запоминающимися.
Годы шли, Рене становился все более доверенным лицом в Капелле. Высокопоставленные сородичи знали, что на него можно положиться, другие же не понимали, что ими он пользуется. Но перемены преследуют людей как в жизни, так и вне её, поэтому в один из дней Регент пригласил Рене к себе в залу. Сир стоял рядом, обречённый легким гневом, тем не менее послышались томные слова. Дитя Шарля должно отправится в земли Предела, с весьма “незаурядной” задачей — выявить тамошнее состояние дел, да развить влияние Тремер. Вампиру предстояло пустить малые, слабые корни в текущее сообщество на неизведанных землях. Если его операция не окажется провальной — сажанец прорастёт, и на Заокеанье отправят кого-то более способного и влиятельного. Без иного выбора, Рене, почти не имея ничего при себе, отправился на чуждые берега. В случае успеха, к нему отправят ещё несколько вампиров, а во главе с ними — Регента, который образует капеллу. В случае провала — Рене оставалось ожидать последнюю смерть. Несмотря на тонкость задачи, Рене не нужно было скрывать свой клан — а вовсе наоборот. Тремеры не стыдятся предлагать свои услуги другим кланам, чем стоило пользоваться засланному вампиру. А В его планы не входят козни членам местного домена — а наоборот, скорее, благоволение ему и направление того в нужное, “подходящее” для Тремера русло.
[1] Гностицизм — учение о пути, посредством которого достигается непосредственное познание («гнозис») Бога или личное общение верующего с ним.
[2] Натурфилософия — естественная история, то есть философию природы, понимаемая как целостная система самых общих законов естествознания.
[3] Теургия — магическая практика, направленная на практическое воздействие на богов с целью получения от них помощи, знаний или материальных благ.
Последнее редактирование:
. 
