[ОЖИДАНИЕ] [Вампир | Игрок] - Зигфрид Сангус

Глава I. «Король сбит — мой ход последний»



«Вы любите шахматы?» — трудно даже вспомнить, сколько людей слышало этот вопрос, садясь играть. Молодой человек, которого долгое время видели лишь как часть грязной черни на улицах одного из герцогств империи Дартад, обзаведясь своей известностью, задавал этот вопрос каждому новому лицу, садившемуся с ним играть. Странный вопрос, повторяемый из раза в раз почти перед каждой партией, даже начинал вводить в сомнения некоторых особенно суеверных людей города, из-за чего в узких кругах появились целые правила насчёт того, как новому человеку нужно отвечать на вопрос мастеровитого игрока. Вместе с растущей популярностью непобедимого «Зига», как коротко обозвали его все местные игроки, росло и количество слухов вокруг его, как кажется, внезапно выплывшей на свет фигуры.

Слух, в основном, ходил один и тот же, но изменяемый на сотни ладов. Средняя его формула говорила разве что о том, что поместье бывшего дворянина было уничтожено, когда ему было десять лет. Что он был 140-го года рождения, был рождён в Остфиреле в семье графа, имевшего в здешних землях поместье. Что его семья, якобы, нанесла какую-то жестокую обиду вышестоящему герцогу, ответственному за этот город. И что, хоть герцог и простил их тогда, недолго спустя коварную семью всё-таки настиг рок в виде неизвестных убийц, скрытно пробравшихся через гарнизон и спаливших роскошный особняк дотла. Говорят, что в последний момент главный наследник был отправлен из поместья вместе с одним из солдат, но что тот лишь забрал себе данные ему деньги и оставил маленького мальчика на улице выживать в одиночку. Хоть всё это и было правдой, в свете гуляют в разы более экстраординарные слухи, верить в которые, вероятно, просто приятней, чем в правду. Впрочем, потому в неё и скучно верить, что она доказана: до сих пор по тавернам и харчевням можно найти того солдата, давно пропившего всё своё «состояние», которым он хвалился всем направо и налево. Сейчас же, окончательно спившись, он лишь травит истории о том, каким был наследник из сгоревшего поместья, надеясь на подаяния за счёт рассказов о детстве известного игрока: «Зигфрид с детства был очень смышлёным… — медленно начинал очередную историю почти засыпавший от алкоголя солдат. — Другие слуги рассказывали, что в свои восемь он уже знал алфавит и вечно читал. Что он много молчал, что движения его… Они… В общем, он был в-выверен! Он был р-резок, словно высечен из камня. Ещё раз: умён ч-чрезвычайно, чрезвычайно умён! Он стал бы великим графом, великим! Ах, как же жаль его, как жаль!.. Но я… Я рад, что сейчас он цел, что…» — и так старый пьяница переходил к просьбе милостыни, после которой его уже мало слушали.

Не менее слухов прибавляли и другие бедные: говорили, что он с детства испытал на себе все тяготы жизни: что он просил милостыню, искал любую доступную работу и никогда не гнушался труда, редко прося помощи, — мол, лишь потому он смог выжить на улице. Также говорят, что каждую ночь он стоял возле широкого окна главного заведения города и наблюдал, как там всё играют и играют в шахматы, про которые он успел узнать при жизни в поместье, но которым не успел научиться полностью, исключая простейших основ. Говорили даже о каком-то Ла́фбии О́ндрия: известном игроке, который, якобы, всегда выигрывал, ужасно любил играть, но потом, когда мальчику исполнилось четырнадцать, вдруг исчез — якобы именно этот Лафбий был кумиром молодого дворянина, и именно за его игрой (которая, по словам, всегда шла у окна) он так ревностно и точно наблюдал — в общем, придумывали всякого.

Замечать Зигфрида стали недолго после исчезновение его кумира, о котором тогда ещё не успели совсем позабыть. Сначала он иногда заходил и просто играл на спор, потом на деньги, а после вообще стал постоянным посетителем главного заведения в городе. Играл он, что примечательно, в том же заведении и на том же месте, что и его кумир.

Отражение в настоящем по-своему умножало авторитет разных слухов: молодой, стройный мужчина двадцати лет с угольными волосами и чрезвычайно редкими серыми глазами, томно переливавшимися на свету огня в заведении. Он не был особо ухожен или чист, но было видно, что он дворянских кровей: в нём чувствовалась невозмутимая грация, определённая точность, которая не позволяла его телу лишних, «ненужных» движений. О нём говорили, что он подобен часовому механизму с тщательно наложенными порядками и законами, которые не может нарушить ничто, кроме ржавчины или чрезвычайной поломки. Характера же Зигфрид был самого монолитного: вечно томный, серьёзный взгляд, постоянный вызов, читавшийся в его глазах, как бы немая фраза «сделаешь это?», которая вызывала азарт в садящихся с ним играть. Также многих дам поражала соседствующая с этой квинтэссенцией черт вежливость и загадочная молчаливость, учтивость, особенно во время игры, в течении которой он почти не двигался и не издавал ни единого звука, максимально сосредоточившись на нужном. Ему, казалось, может дастся любой труд, ибо в любом занятии его шаги были настолько тщательно выверены и спланированы, что высшее мастерство казалось определённым. Возможно, именно такое редкое сочетание всевозможных качеств сделало его лучшим игроком всего герцогства: с денег, которые он получал за победы над всё прибывающими и прибывающими зеваками, ему хватало даже на жильё. Дела шли всё лучше и лучше, и недолго было до настоящей известности, пока в один день в здание не зашёл герцог Лафрия.

Имя герцога никто не знал: все в городе знали его лишь по фамилии «Ла́фрия». «Сэр Лафрия», «господин Лафрия» — все привыкли. Этот герцог был всего 30-ти лет отроду. О нём много говорили: в частности, не верили в его право наследия, опираясь на то, как тихо, даже скрытно, передалось владение в его руки. И правда: не было никакой речи или объявления о новом господине, при этом, на следующий день после известия о смерти 60-тилетнего герцога, у власти уже был его наследник, о котором знали мало, так как своих детей старый герцог почти не выпускал из дома. Примечательно, что сэр Лафрия был очень нелюдим и почти никогда не выходил за пределы особняка, так что было вполне ясно то ужасающее удивление, поразившее всех в момент входа герцога внутрь. Вместе с ним была пара солдат для охраны. В этот момент Зигфрид как раз закончил играть одну очень интересную, но, впрочем, короткую партию, и сидел, угрюмо глядя в окно, где стоял пасмурный Октавэль. Герцог, заметив его, незамедлительно прошёл к столу, сел за доску и изъявил желание играть. Несмотря на гостя, Зигфрид был всё ещё неспешен, и искра вызова продолжала гореть в его глазах. Повернувшись, Зигфрид спросил своим низким голосом: «Любите шахматы?» — но, не услышав ответа и помолчав с минуту, сделал первый ход белыми.

Партия, как говорили, была самой долгой из всех когда-либо игравшихся в заведении. Хоть игроки и не сидели в раздумьях подолгу, партия продлилась почти два часа. С самого начала Зигфрид играл резко, как бы оскорбляя все статусные реквизиты герцога. Он вынуждал герцога отступать, язвительно прерывал любую его инициативу и, главное, будто совсем не обращал внимания на все поставленные герцогом ловушки. Ко второй половине игры герцог начал дёргать за ниточки: его фигуры, специально и заранее выставленные по плану, выполняли свои шаги с ролевой точностью, ставя Зигфрида в критическое положение. Так продолжалось несколько десятков ходов: Зигфрид стремительно терял фигуры и будто бы даже не замечал этого. Он делал ходы, которые имели смысл, но были далеки от необходимых ему. Но, когда казалось, что до поражения «Зигу» оставалось пару ходов, Герцог, сам того не замечая, совершил критическую ошибку: спеша поставить лёгкий мат, он убрал ладью с защитной позиции, благодаря чему ферзь Зигфрида, — единственная оставшаяся у него фигура, — в несколько шахов смог лишить герцога всей решающей силы, при этом и подорвав его идущую к краю доски пешку.

Зигфрид был как всегда спокоен и разрушал армию герцога без единой насмешки или радостной дрожи, но каждый в тот миг ощущал идущее из его глаз чувство превосходства, а всегдашний вызов, блестевший в них, впервые за долгое время превратился в яркий огонь абсолютного триумфа. Этот огонь был так ярок, что Зигфрид даже позволил себе самую настоящую наглость: «Король сбит — мой ход последний» — безынтересно произнёс он, сделав последний ход в партии. Столь же точно, — а возможно и более ярко, — этот триумфальный огонь заметил и сам герцог. В ярости он вскочил из-за доски и уже поднял руку, чтобы сбросить чёрно-белое полотно со стола, но вдруг выдохнул и с натянутой улыбкой (натянутость которой, видимо, заметил только сам Зигфрид), протянул победителю кисть для конечного рукопожатия. «В детстве я играл с отцом, и тот мне всегда при поражении позволял ещё один ход — он называл это "предсмертной волей короля". Это было бессмысленно, но иногда добавляло интереса: я любил в таком случае срубать вражеского ферзя, ведь он — самая важная фигура. Играя мы так, я бы воспользовался "волей" и срубил бы вашего ферзя, но ладно. В конце концов, могу воспользоваться и позже…» — произнеся эту небольшую речь, не сводя глаз с Зигфрида, он ушёл, а люди сразу же стали шептаться, что теперь Зигфрид выйдет на новый уровень, что их «справедливый и милостивый герцог, так бесстрашно признав своё поражение, проявил милость к Зигфриду, и обязательно проявит ещё». Как ни странно, Зигфрид был, наоборот, ошеломлён: он неподвижно сидел и смотрел в пол, что-то соображая, как вдруг вскочил и вышел из заведения.


К сожалению или к счастью, надежды жителей не оправдались: через несколько дней Зигфрид исчез, и никто его больше в герцогстве не видел. Через неделю после его пропажи заведение по неизвестным обстоятельствам закрылось, и в шахматы с тех пор почти не играли.


Глава II. «Победа достается тому, кто сделал ошибку предпоследним»



Восемь лет пролетело с момента последний игры Зигфрида в шахматы. Конечно, он продолжал играть выструганными вручную фигурами на самодельной доске, но лишь сам с собой от скуки. Тихая небольшая землянка, которую он построил во время своих скитаний, в глубинах западных лесов империи, укрывала его ото всех когда-то навалившихся на него опасностей. Новая его жизнь была нерасторопна и проста: собирать травы, грибы, растения, варить отравы и раз в неделю выходить из леса для их продажи в ближайших деревнях и сёлах. Он занимался этим скорее от безделья, чем от нужны, к тому же сложного в этом было немного: пары книг хватило на множество рецептов, а затрат не было почти никаких. Хотя Зигфрид любил иногда повспоминать и о своей старой жизни, в частности, о её развале.

«Это было так очевидно, — писал в своём дневнике Зигфрид, — во-первых, он опровергнул мою выходку о "последнем ходе", рассказав про свои с отцом правила, во-вторых, намекнул, что отомстит, своими словами о возможности "воспользоваться позже", а слова о ферзе? Очевидно, он хотел меня убить: слишком был честолюбивым и тщеславным, чтобы простить себе поражение при всех. Я бы и не смог ввести его в заблуждение и заставить расслабится во время игры, если бы он не был так самолюбив. Помнится, один приезжий умник перед партией высказал странную мысль: "Победа достаётся тому, кто сделал ошибку предпоследним" — вот тебе и доказательство: моей ошибке с этой наглой фразой предшествовала его ошибка в партии. И ведь раструбили же обо мне, раз даже сам герцог выбрался и решил сыграть».

К слову, герцог и правда тогда прибыл на игру, услышав о неком «мастере шахмат», промышляющим в нашем городе, который, к тому же, «явно жульничал», как жаловались ему некоторые слуги в свободные минуты. Но это было в прошлом. Сегодня же солнечный эндель грел воздух, и Зигфрид, с мешком за спиной, гулял по лесу в поисках нужных трав. За годы жизни в лесу он осмотрел уже много мест и обошёл почти весь лес, так что запасы начинали иссыхать, и уходить приходилось далеко вглубь лесного массива. Зря обычно расчётливый Зигфрид в этот раз понадеялся, что дневных запасов трав ему хватит: не доставало некоторых ингредиентов для основ нескольких важных снадобий. Завтра уже выезжать в город, так что пришлось выйти ночью. В ночи этот лес выглядел вполне устрашающе: широкие еловые ветви укрывали от лунного света всю земную поверхность, так что без лампы, которую Зигфрид взял, пройти было невозможно.

Тем не менее, несмотря на наличие света, прогулка затянулась. Сначала Зигфрид не мог найти места, в которых росли нужные травы, отчего слегка заплутал, а найдя их, совсем заблудился. Лампа тоже начинала тухнуть, и хоть Зигфрид не боялся (просто придётся поспать на сырой земле, всё равно животных здесь не бывает), перспектива нарушить расписание не радовала. От этих мыслей Зиг стал ускоряться и в какой-то момент, конечно же, оступился. Споткнувшись о какой-то из корней, Зиг повалился лицом вперёд и даже выронил лампу от неожиданности. Лампа немного прокатилась по земле и чудом не потухла. Встав, Зигфрид направился к горевшему недалеко огоньку. Когда он поднял лампу и слегка отряс её, оживившийся огонёк озарил собой удивительное зрелище: у самых ног Зигфрида, у дерева, лежал человек и очень тихо что-то бормотал.


— Вы ранены? — спросил Зигфрид, заметив кровь на одежде мужчины.

— Проклятый совет… — шептал в полголоса человек. — Его воля, его законы — грязь! — с силой крикнул умирающий, будто и не замечая Зигфрида. — «Сошёл с ума» — это они сумасшедшие! Они… — Тут человек закашлялся и, харкнув чем-то маслянисто-чёрным, посмотрел на Зигфрида. — Ты… Кланы так избирательны: не обращай кого попало, не… Хах-ха… Какая награда: последняя возможность испоганить честь этих законов… Возможность умереть злостно… — Тут человек замолчал и медленно свесил голову.

Зигфрид слушал всё это с немым выражением лица, уже успев продумать несколько версий того, как этот человек здесь оказался. Все они, как минимум, указывали на его явное сумасшествие. Когда человек, как показалось, испустил дух, Зигфрид отвернулся и пытался вглядеться в тьму, чтобы понять, куда всё-таки идти. Кажется, он уже хотел сделать шаг и начать искать выход, как вдруг что-то тяжёлое с шипением прыгнуло ему на спину и вонзилось в его тело своими зубами. Сразу же Зигфрид испытал ужасную боль, а после и совсем отключился.

Он проснулся уже днём. По ощущениям, он проспал несколько дней. Всё его тело покрывала туша и одежда человека, которого он тогда видел. Ничего толком не понимая, он сбросил с себя иссохший труп, как вдруг резкая боль пронзила всё его тело. В ужасе он бегом прислонился к дереву и понял, что в тени боль не так сильна. Через силу он подтянул к себе тушу человека, стянул с неё одежду и, закрытый от солнца, пошёл. В какую сторону — неизвестно.


Глава III. «Хорошему игроку всегда везет»



Ночь. Снежный форивэль за окном бросает на землю пушистые снежинки, посеревшие от чёрного дыма домов. Внутри возвышающегося над городом особняка, в тёмном углу покоев герцога Лафрия, бездвижно стоит и дожидается прихода хозяина Зигфрид Сангус. С появившимися способностями тень словно стала его новым домом, и мастерством в ней скрываться он владел в совершенстве. Он стоит в этом углу уже два десятка минут и всё крутит в голове разные мысли и сценарии, связанные с предстоящей расправой.


«Тогда, два года назад, это было довольно удачное совпадение, — думал он про себя в тот момент. — Тот старик явно был в бреду. Постоянно повторяя в памяти его последние слова, я смог понять не много: он был кем-то гоним или откуда-то изгнан, возможно, тем самым "советом". Он вампир, и обратил меня, видимо, из ненависти к законам, которые подразумевали больший отбор в выборе будущих обращённых. И он покончил с собой. Иначе трудно объяснить, почему, несмотря на исцелившиеся раны, он остался лежать на мне и иссох на солнце, закрывая меня своей одеждой. Могу лишь предположить, что нет смысла существовать, когда тебя разыскивает "совет". Что же… как говорится, хорошему игроку всегда везет».


За время странствий у Зигфрида образовалась настоящая привычка изучать своё прошлое под микроскопом и искать точности в каждом событии, когда-либо настигнувшим его, — вероятно, это было следствием шахматного мышления. Так же и в тьме покоев он прокручивал в голове эти размышления, словно пытаясь закрепить их в голове, как вдруг дверь в покои раскрылась.



Внутрь комнаты, освещаемой лишь лучом лунного света из окна, вошёл полусилуэт-получеловек стройной наружности с белокурыми волосами и не очень прямой осанкой. Вопреки другой знати, герцог не любил пользоваться слугами, поэтому раздевался и готовился ко сну он сам, если, конечно, не был болен. Когда герцог подошёл к кровати и уже готовился переодеться в ночную одежду, из темноты прозвучал низкий и зловещий голос.

— Не двигайтесь. Если закричите, умрёте. Я ясно выражаюсь?

Герцог на мгновение вздрогнул и застыл, будто не решаясь закричать. Но, поняв серьёзный тон своего убийцы, лишь молча кивнул и замер.

— Возьмите стол у окна и поставьте на него вашу доску. Также поставьте к столу стул — я буду играть стоя. — Голос звучал властно и монотонно строго.

Герцог без видимой дрожи выполнил распоряжения и, предполагая следующие указания, сел за небольшой, но плотный деревянный столик, всегда стоявший у окна.

Вдруг из темноты сделал шаг высокий, довольно молодой мужчина, но, судя по рубцам и шрамам на коже, явно повидавший жизнь. Он сделал шаг, другой, и оказался прямо у доски.

— Ты…

— Реванш? — с злостной ухмылкой перебил Зигфрид, показав рукой на белые фигуры герцога.

— Думаешь, сможешь просто убить меня? Не знаю, как ты сюда попал, но тебе…

— Тцц… Не задавайте вопросы, на которые я отвечу далее. А насчёт возможности вы заблуждаетесь. Единственный способ попасть сюда — окно. Человек бы не смог забраться так высоко — учитывая, что ваши покои на втором этаже, а у меня нет снаряжения, остаётся только один вывод.

— Ты… Кто ты?

— Ваш последний соперник, хоть оружия у меня и нет.

В ответ на это герцог, крайне напряжённый и напуганный новыми обстоятельствами, удерживая проступившую дрожь, сделал ход пешкой.

— Итак, — начал Зиг, сделав ход. — К вашему сведению, намерение отомстить появилось во мне два года назад, но это не важно. Мне пришлось долгое время собираться с силами, чтобы прибыть сюда. Я понимал, что убить вас не составит труда, поэтому план появился у меня довольно скоро. Но судьба готовила мне некоторые испытания: так вышло, что в первый месяц моего здесь прибывания вы отсутствовали во владениях по каким-то важным делам, как мне рассказали. Вы прибыли к половине второго месяца и все это время болели какой-то хворью, которую подхватили в поездке, так что от вас совсем не отходили слуги. Да и я никогда бы не убил и так нездорового.

На протяжении всей речи Зигфрид делал ходы и остановился, чтобы подумать над особенно важным из них. Игра ещё не вошла в главную часть, но уже была довольно громоздка: игроки создавали диспозицию.

— Так что, — продолжил Зигфрид, ответив слоном, — мне пришлось задержаться здесь. Прогуливаясь по городу, я наткнулся на то заведение, в котором мы с вами играли. Оно было закрыто, и привычные вечера, которые были освещены горящим в стёклах светом, вновь были лишь чёрно-серыми от тьмы. Вид этого здания выудил из моей памяти давно минувшие воспоминания и ностальгию. Я даже вспомнил имя моего «героя» — Лафбий Ондрия… — Он замолчал и вгляделся в слегка дрогнувшее лицо герцога. — Мне даже стало немного стыдно, что я забыл имя основателя моего умения и желания играть, поэтому я решил его записать. Случайно вышло, что в записной книжке я открыл страницу с вашим именем, которое я постоянно писал и в злости зачёркивал: успокаивало — я написал под вашим именем имя Лафбия, но не поспешил убрать книгу: мне в голову влезла мысль, что имя очень странное и при этом знакомое, что оно… ваше, — он лукаво улыбнулся, заметив на лбу герцога капельки пота. — Не правда ли смешно, Бийонд Лафрия? Так ведь вас зовут? Сначала я не верил, считал, что это слишком глупо: просто перестановка слогов. Но потом я вспомнил ваше самолюбие и тщеславие, да и тот факт, что вам тогда было около 20-ти, окончательно оправдал происхождение столь лестного псевдонима, — закончив речь, он со стуком срубил конём одну из фигур Бийонда, идущую в тыл.

— Молодцы: догадались. Теперь, возможно, убьёте меня? — спросил Бийонд, подняв бровь и срубив коня конём в ответ.

— Я бы не был так расточителен раньше времени, — в ответ Зигфрид срубил слоном коня Бийонда, — к тому же это не всё.

Когда главный размен партии закончился, объём игры стал меньше, но соотношение продолжало быть равным: с постоянной сменой ролей игроки чередовали тактики обороны и атаки.

— Раскрыв вашу тайну, я захотел ещё, и вспомнил интересную деталь: все в городе знали, что у старого герцога был не один ребёнок, но что их почти никто не видел. Отец держал их в особняке и не позволял покидать его территорию, а слуги, отчего-то, болтливы не были. Вашему отцу на момент смерти было около 60-ти лет, вам, на момент его смерти, было всего 30. За тридцать лет своей жизни герцог должен был заиметь хотя бы одного ребёнка, поэтому рискну предположить, что вы младший из наследников. — В ответ на это, решая, как сходить, Бийонд лишь хмыкнул и слегка ухмыльнулся: «Какой догадливый…» — подумал он про себя.

— У меня возник вопрос о том, почему на трон взошли вы, и где второй наследник. Учитывая, что вы явно больше любите играть, чем править, и что управляете вы плохо, предположу, что второй наследник либо мёртв, либо его никогда и не было, но последнее маловероятно. Вы перестали играть под псевдонимом за десять лет до смерти отца, значит, что наследник был умерщвлён ещё до этого, но почему так рано? — Он сделал ход, будто ожидая, что герцог сам ответит на вопрос. — Я стал думать и вспомнил о моих родителях. Их поместье, вместе с ними, было сожжено за десять лет до вашей пропажи, что выглядело сомнительно, но не отнимало интереса.

Тут Зигфрид сделал паузу, чтобы собраться с мыслями, а партия тем временем потихоньку переходила в свою завершающую стадию: положение оставалось относительно равным, но любая ошибка теперь стояла в разы дороже, и, казалось, шансов у герцога чуть меньше, чем у Зига.

— Из речей пьяного солдата, который до сих пор жив и настолько спился, что даже не признал меня, я узнал несколько вещей. Во-первых, мой отец, граф, и ваш отец были друзьями, ибо слуги не раз лицезрели его приезд. Во-вторых, мой отец был очень строг: он часто порол слуг, был вспыльчив и властен — не мудрено, что меня выкинули на улице тогда. И в-третьих, — это я узнал уже из слухов, — главное оскорбление было нанесено письмом от моего отца к вашему. Говорили даже, что герцог тогда отправил ответное письмо самого злостного характера, но графский гонец с ним не вернулся, да и в принципе исчез. Ну а через пару недель мою семью убили, — он слегка замялся, думая над ходом.

— Тут вы слегка промахнулись, — с блеском и злорадством в глазах произнёс герцог. — Об этом не сообщалось, но поджигателей и убийц тогда поймали — я сам был зрителем их казни. А также известно, что мой отец простил ваше оскорбление, и письмо ответное явно было извиняющего характера.

— Что ж, это верно, — с улыбкой произнёс Зиг, обрадовавшись, что ему наконец ответили. — Но тогда почему исчез гонец? А даже так, что стоило вашему отцу казнить нанятых же им людей для виду? Их словам всё равно никто не поверит. И письмо, к слову, никто не видел. Почти… — В ответ на это герцог хотел что-то воскликнуть о чести отца и о его благородстве, поэтому ждал свободной паузы, но, заинтригованный кончиной речи, удержался.

— Этот гонец тоже жив. Он уже довольно стар и какое-то время также пытался нажиться на рассказах обо мне, подобно тому солдату, но у него что-то не задалось, и он устроился тихо. Благо не все про него забыли: поспрашивав у людей, я смог отыскать его жилище на окраине города. И, представьте, он до сих пор хранил это письмо: вероятно, размахивал им в качестве доказательства своей истории. От него я узнал, что ответ был определённо гневный. Ваш отец пришёл в ярость от письма, и хоть гонец не читал его и не читал ответа, который должен был донести, он прекрасно понимал, что, приди он назад, его в очередной раз выпорет его взбалмошный хозяин. Он был и так полон желчи на своего хозяина, поэтому, расценив выгоды и возможности, сбежал. Но на самом деле мне повезло даже больше: герцог не только написал ответ, но и презрительно приказал отправить назад и само письмо вместе с ответом, так что у меня перед глазами встала вся картина.

Партия начинала подходить к концу. Количество времени, которое думал каждый из игроков, увеличивалось пропорционально времени игры, и любой ход мог привести к поражению. Тем не менее, игроки выглядели вполне спокойно и сосредоточенно.

— Я не буду зачитывать все эти строки, хоть записал их и чуть ли не выучил наизусть, — вам придётся поверить мне на слово, благо положение ваше к этому располагает. Итак, вот как всё было: супруга вашего отца умерла при родах вашего старшего брата, который родился инвалидом (информацию о смерти супруги вашего отца я слышал, но не придал ей значения). Вероятнее всего, женщина не выдержала беременности и плод оказался недоразвит. Ваш отец, вероятно, много горевал и, естественно, начал пить и гулять. Не знаю, гулял он по домам сам, или призывал падших женщин к себе, но факт в том, что вы, Бийонд, сын шлюхи.

При последних словах всё тело герцога дрогнуло, и он вскочил из-за доски.

— Да как ты смеешь! Гадкая чернь, ты хотя бы понимаешь, с кем говоришь, и что… — Но не успел Бийонд договорить, как бледная рука в миг сжала его шею, полностью отобрав возможность дышать.

— Я бы на вашем месте на время забыл ваши дворянские привилегии и больше позаботился бы о собственной жизни, — высказав это назидание, Зиг выпустил из руки шею герцога, и тот рухнул на стул, пытаясь отдышаться.

— Об этом говорит хотя бы ваша разность с отцом: и во внешности (его портрет с чёрными волосами я видел в одной из таверн), и в характере, и в желаниях. Тем не менее, вы вышли лучше, чем ваш сводный брат, так что, понимая некоторую безысходность своего потенциального положения, он оставил вас при себе, а девушку, я думаю, убил. Я даже уверен, что он с самого начала привлекал вас к обучению, и что сбегали из особняка вы самостоятельно. Тот же факт, что сейчас вы постоянно сидите в особняке, я бы назвал следствием отцовской строгости, и предположу, что вы поначалу ненавидели его запреты. — Зигфрид с интересом взглянул на герцога: тот сидел смирно, слегка подрагивал и, казалось, готов был войти в истерику, постигнутый в ужас своим положением, но всё равно при этом думал над ходом, крутя в руке срубленную пешку.

— Итак, это была диспозиция дела, теперь же к сути. Ваш отец ещё давно задумывался о том, чтобы покончить с сыном-инвалидом, которого, судя по письму, от непринятия даже подозревал в неродстве. Он написал письмо моему отцу, в котором сообщал о том, что всерьёз думает о намерении, упомянутом в их раннем разговоре. Мой отец, до глупости приверженный наивным понятиям чести и благородства, оскалился на такое намерение. Назвал вашего отца бесстыдником и бесчестным, трусливым подлецом. А также сообщил роковое обстоятельство: в случае, если намерение всё-таки исполнится, он добьётся наказания герцога и как свидетель представит все факты, в том числе и это самое письмо, которое ваш отец ему отправил. Всё это было ясно из письма моего отца, ибо письмо, которое отправил ему герцог до этого, сгорело вместе с поместьем. Благо мой отец знал толк в назидании и пересказывал всё довольно досконально. Ваш отец, естественно, был зол и, более того, несколько напуган. Поэтому нанял людей для умерщвления моей семьи. А через четыре года, когда подходил срок его смерти и когда Вы перестали играть в шахматы, он умертвил своего старшего сына, а про вас вспомнил. Предположу, что он не особо проявлял к вам внимания, но, засуетившись о своём наследии, всё-таки узнал про ваши гуляния и прервал их на корню. Итак, вот всё положение, — сказав это, он сильным ударом двинул к краю доски, вплотную к королю, ферзя, защитившись ладьёй. — Вам мат. Реванш не удался.

Герцог на мгновение застыл, а потом вдруг засмеялся, почти захихикал, и откинулся на спинку стула.

— Какой в этом смысл? — спросил он, почти не сдерживая смех, хоть и слёзы на его щеках текли не из-за него. — Будто я мог выиграть, будто вы не пришли меня убивать! — крикнул он дрогнувшим голосом.

— Считайте это моей солидарностью с вами в память о вашем вкладе в мою жизнь. К слову, сомнения у меня насчёт вас впервые появились ещё в начале нашей первой игры. Вы, наверное, помните, как вечно Лафбий, говорил, что «обожает шахматы»? Я всё надеялся, что он вернётся: спрашивал всех… Вы были единственным, кто не ответил. Предположу, что вы не охотник врать.

— Убей меня и всё! Гадкий подлец, истязатель! — стал в меру кричать герцог, чтобы не разбудить слуг.

— Мне незачем вас убивать. Вы не виноваты в делах своего отца, о которых не знали. Будь ваша воля, вы бы днями играли в шахматы. И хоть самолюбие в вас яро, я бы сказал, что это слишком жалкая причина, чтобы убивать. Тем не менее, оно отобрало мою известность и мои перспективы, отобрало возможность играть так же, как раньше. — Тут он стал доставать что-то из-за пазухи одежды. — Я не сообщил, — говорил Зиг, ища что-то под одеждой, — но мы играли по вашим правилам.

Он сначала вставил в рот герцога один кусок ткани, а потом завязал поверх неё другую ткань на голове смиренно сидящего узника, тем самым полностью лишив его голоса.

— У вашего короля есть предсмертная воля. Вы можете либо срубить моего ферзя, который стоит вплотную к вашему королю, невзирая на ладью. Либо можете слоном дать шах моему королю, что приведёт к его смерти. Выбирайте: вы можете убрать меня, ферзя, чтобы я в будущем лишил вас всех ваших имений по кусочку, но не убил бы вас ни сейчас, ни когда-либо, или можете сделать мне больно, срубив короля и подписав себе смертный приговор здесь и сейчас, лишив меня сладкого наслаждения наблюдать за вашим падением, — поверьте, для бессмертного существа такой удар будет равноценен вашему. Так какова же будет ваша предсмертная воля, милорд? — с иронией и насмешкой в голосе спросил Зигфрид.

Герцог без видимого интереса смотрел на доску. Он будто до сих пор не понимал, что у него есть выбор. Отчего-то он настолько смирился со своей судьбой, что даже поник. Возможно, он был бы даже рад избавиться от этой ответственности, но понимал, что его в таком случае убьёт кто-нибудь другой на улице в переулке. Или что он сам загнётся от голода в неподходящих ему условиях. Зигфрид же лишь предполагал, что он выберет, но не пытался строить точные догадки для интереса.

Поразмыслив ещё пару минут, герцог дрожащей рукой поднял кисть, взял за верхушку кончик фигуры и, немного её сдвинув, срубил королём ферзя.

— Вы сделали правильный выбор… — Зигфрид аккуратно поднял доску и для чего-то убрал её на кровать, а герцог, окончательно сделав выбор, расслабил руки и вытянул их на стол.

— ММХПМПМХМ!!!! — завопил герцог в кляп, когда меч, пронесясь перед его лицом, разрубил стол, отделив вспотевшие кисти от остального тела.

Сразу же напротив на корточки сел Зигфрид и стал быстро перевязывать обрубки рук герцога ещё какой-то тканью.

— Я подумал: имение, знатность… Думаю, я бы сделал только лучше вам, разве нет? Вы бы просто пошли играть по заведениям и, если бы и умерли, то вполне удовлетворённо, да? — Он туго завязывал уже красные от крови тряпки на трясущихся руках герцога, спеша до прихода проснувшихся от нескончаемого вопля слуг. — Но я даже не подумал о том, что, раз у вас есть шахматы в покоях, то вы, я уверен, до сих пор обожаете играть: доска ведь не была пыльной. Так что я решил, вместо имений, отобрать у вас возможность играть. Вы, конечно, можете при помощи других, координатами, но… — он затянул последний узел, — думаю, ваше самолюбие не позволит.

Он встал и подошёл к окну. За дверью были слышны бежавшие сюда слуги.

— Когда оклемаетесь, имейте честь и бросьтесь со скалы. Честное самоубийство петлёй вам уже недоступно. Кстати, про оружие я соврал: мой меч стоял в углу — удачи, сэр Бийонд, — произнеся эти слова, Зигфрид выпрыгнул в растворённое окно, как в тот же момент в комнату вошли слуги.


Заключение



Спустя полтора года жалкой жизни герцог действительно покончил с собой, сбросившись во время вечерней горной прогулки на скалы. В шахматы за это время он ни разу так и не сыграл. Всё-таки Зигфриду показалось мерзким то рвение, с которой безрукий инвалид хватался за жизнь, поэтому в тот роковой вечер им на пути попался какой-то бродяга. Он врезался в идущего пешком герцога, в злости что-то крикнул ему, словно приказал, указал на скалы пальцем, и герцог, лишь странника прогнала стража, будто исполнил его волю, прыгнув вниз. Теперь Зигфрид планировал отправиться в Заокеанье. На это решение его натолкнула последняя строчка отцовского письма: «…и я надеюсь, что Вы откажитесь от своего злого намерения до того, как я отлучусь в поездку в Заокеанье к моей родственнице, ибо…». Родственница? Это интересно.

Больше Зигфрида никто не видел.
1. Зигфрид Сангус, Зиг
2. Rudokop
3. Вампир дартадец
4. Около 140 в общем, на момент конца жизни - 28
5. Рослый и статный мужчина. Угольные волосы и серые глаза создают впечатление подстрекательства во взгляде. Одет не скромно, но и не как вельможа. Грубые черты лица. На вид - лет 25-30.
6. Строгий, сдержанный, довольно молчаливый. Обладает хорошей силой воли, аналитическими способностями и логическим мышлением. Отлично играет в шахматы.
Имеет три принципа: не убивать тех, кто не может ответить, придерживаться справедливости, следовать принципу "два ока за око"
7. Превосходный игрок, аналитический склад ума, крайне непривередлив, может приспособиться к любым условиям.
8. Резок в действиях при попытке сжульничать у соперника. Солнечный свет, серебро и т.д. В некоторых моментах тени вокруг него начинают жить своей жизнью.
9. Имеет привычку аргументировать посредством "во-первых", "во-вторых".
10. -
Дисциплины: Власть над тенью, доминирование.
Мораль: 6
Аспект: изначальный
Поколение: ?
 
Последнее редактирование:

m4skredes

Команда Разработки
Игровой Модератор
Раздел Ивентов
Сообщения
335
Реакции
152
Пошли вампирчики
 

Юная фурри кредитор

милая фурри кредитор
Сообщения
576
Реакции
1 263
Да я же только недавно его в квесте хозяина зоны убивал... Я не хочу опять 3 дня мучаться с тем чтоб его пройти, не надо......
 
Сообщения
91
Реакции
50
Сверху