"Ffyc, моя голова!" - Льюи "Бедняжка", шипя от пронзающей боли, убрал спадающие на глаза волосы. Кончики пальцев, хоть ещё и зудящие после убойного похмелья, наткнулись на грубый бугорок в районе виска. Пальцы покрылись бурой, запёкшейся кровью. "Они мне чуть мозги не вышибли! Пидорасы. Если б не третий, натянул бы им на жопу их ffycin шляпы! - Льюи "Всехпорву" поднялся, с трудом присел на зад, под коим небрежно был раскидан настил из сена. Костюм и светлая рубашка были в клочья разодраны, с виска до подбородка присохла тёмно-красная полоса. Вокруг было темно, хоть глаз выколи."Завали ебало" - послышался из соседней камеры сонливый говор на Мэр-Васском.
Первую ночь в темнице Мэр-Васса хобс не мог заснуть. Он лежал, прокручивал в голове воспоминания, думая над тем, как вообще сюда попал. Точно можно было сказать одно - в момент преступления он был в щи. Так стали тянуться дни, недели. Стражник, изредка захаживающий, дабы выдать каждому арестанту скудный паёк, больше подходящий для свиней. Он сказал Льюи, что тот устроил потасовку в кабаке, проиграв перед этим в кости все оставшиеся деньги. "Ты опрокинул стол. Я любил сидеть за этим столом с друзьями после работы, пить ром. А ты его кинул. Как будто это был сундучок с заевшим замком. Хороший был стол. Потом, говорят, ты хотел порезать кого-то разбитой бутылкой. Псих." - Так сказал ему тюремщик, видимо, имевший после такого рода потасовки личную неприязнь к приезжему дебоширу. Еды ему со временем стало доставаться всё меньше, а как пустые камеры закончились - к нему первому решили закинуть ещё одного заключенного. Тучный, с перекошенной от улыбки рожей и вторым подбородком. Мужики быстро нашли общий язык. Льюи поддерживал разговор на ломанном Мэр-Васском. Человек представился Хавьером. Хавьером что-то-там Сегаррой. Уже несколько недель, аль даже месяцев, Льюи не пил. Не курил, и даже не нюхал. Всё это стало причиной его наплывающих приступов. Синдром отмены в сырых каменных стенах. В Мэр-Вассе. Его постоянно рвало, лихорадило. Он, и без того худой, сбросил еще порядка двадцати фунтов в весе. Его сокамерник, Хавьер, на удивление старался тому помогать, чем мог. Иногда - даже отдавал половину своей порции баланды. Так длилось порядка пары недель, хотя для хобса это время шло, словно годы. "Завяжу с этой хренью" - дал Хавьеру слово Льюи "Кремень", приходя в норму, но ещё лихорадя. Вскоре симптомы спали. Они снова стали болтать, каждый о своём, но прекрасно понимали друг-друга. Это помогало не сойти с ума в одиночестве. Казалось, по ночам Льюи слышал, как Хавьер бредил что-то, постоянно повторял спросонья имя "Броди".
В и без того переполненную камеру вскоре подселили третьего. Он не снимал шляпу, вечно бормотал что-то на непонятном языке. Длинные, словно седые волосы закрывали по крайней мере половину его лица. Все попытки выйти с ним на контакт оказывались тщетны. Казалось, он не в своем уме. Одной ночью, пока вся троица ютилась по углам тесной и сырой темницы, подминая под себя горсть соломы, Льюи очаровало любопытство. Что такого он скрывает, этот человек? Или не человек?.. Аккуратно сдвинув с его головы шляпу, хобс заметил странные по форме уши заключенного. Они, казалось, были обрезаны, словно морфит не хотел выделяться среди людей. С каждым днём, казалось, морфит стал сходить с ума. Вскоре, он перестал есть баланду, и, казалось, гадил под себя. Льюи решил прибрать к рукам еду ушастого. Тогда, "Обосранец", так его прозвали, стал плакать, бормотать по ночам, не давая спать. Так продолжалось ещё ровно две ночи. Проснувшись на следующее утро, Льюи обнаружил морфита, лежащит у срального ведра, со сломанной шеей. Хавьер спал, как младенец, прикрыв глаза своей новой шляпой. По началу хобс и сам стал побаиваться своего "товарища", но со временем опять нашёл с тем общий язык. Каждый мечтал о том, что будет делать, когда, наконец, выберется из этих стен. Льюи, всё ещё чувствующий горечь фиаско после того, как проиграл в кабаке последние сбережения, мечтал вновь заработать богатства. Хавьер же, словно блаженный, только и твердил о своём "Броди". Как он хочет с ним "поквитаться". Хобс особо своего друга об этом не расспрашивал, да и своих проблем ему хватало. Труп морфита скоро вынесли, а срок подходил к концу. Наконец, утром следующего дня, друзья вышли на свободу. Так прошёл целый год в заточении. Под землей. Увидеть солнечный свет было огромной радостью для обоих, учитывая условия здешних темниц. Выпив на пару несколько кружек пива в местном кабаке, друзья разошлись. Хавьер хотел поквитаться со "старым другом", а Льюи - почувствовать женское тепло и ласку. Так судьба повела одного в долгий путь, а другого - прямиком в блядюшник.
Льюи опять стал скитаться по разным кабакам и тавернам, обманывать потерявших бдительность путников, вернувшись к стезе кутежа и мошенничества. Время стало пролетать быстрее, хотя теперь Ллевелин изо всех сил не желал вновь оказаться за решёткой. Найдя для себя место, кто по вечерам проводились азартные игры, молодой шулер решил подзаработать и там. Сыграв пару пробных партий в кости, он выявил самого азартного человека за столом - седой мужик, уже немолодой. Он вынудил пойти старика практически ва-банк, а затем ловко подменил свои кости в кружке на "утяжелённые" в правильных местах. Желая отыграться, мужик проиграл ещё несколько партий, одну за одной, оказавшись в долгах. Он обещал вернуть всё через неделю. У Льюи не было другого выбора, кроме как ждать. На удивление, он даже не предпринял попыток "сбежать" от долгов, сделал всё ещё проще - просто игнорировал паренька всякий раз, как тот подходил к нему с расспросом о долге. При нём было ещё пару человек, казалось, его свита. Он не воспринимал юного шулера всерьёз, грозясь чуть что - расправой. Подслушав один из разговоров его шайки, он заслышал знакомое имя "Броди". Поиски своего старого друга отняли у Льюи порядка месяца. Он рассказывал о своей маме. О том, как хотел бы с ней повидаться, и обещал захаживать к ней почаще. В городе говорил, что его мать в молодости была шлюхой, на что Льюи отреагировал смешанно. Вскоре встреча состоялась в неприметном кабаке на окраине портового городишка. Всё пришло к тому, что теперь друзей вновь сплотила общая цель - Броди "Седой Ffyc". Так его прозвал сам Хобсбуржец. Льюи вновь решил встретится с Броди за карточным столом. Он "простил" ему все долги, якобы из страха, а сам предложил тому ещё раз отыграться. Шулер нарочно стал поддаваться Броди, зная, что если он выиграет ещё раз - он тут же окажется мёртв. Так он нарочно задолжал мужику пять дарлингов, ожидая, что тот рано или поздно явится к нему в квартирку "с визитом". Шайка его была слишком малочисленна, а посему, было очевидно, что долги собирать придёт он сам лично. В полночь в дверь постучали.
Монотонный, агрессивный стук в дверь. Казалось, что если не открыть - дверь слетит с и без того хлипких петель. В комнате Льюи был не один, а с тем, кто давно точил зуб на Броди лично. Софелиец с шикарными усами подошёл к двери, а затем наотмашь пнул ту, из-за чего стоящий за дверью рухнул на землю. Послышался гулкий стук упавшего на пол предмета. Второй человек в обносках и капюшоне, стоящий рядом с упавшим телом, судорожно просунул руку под накидку. Кружка, только что стоявшая на столике, с глухим стуком влетела в лоб хлипкому парнише, тот рухнул на пол, а затем скрылся в коридоре на четвереньках, пятясь в сторону выхода, хлопнув в итоге входной дверью. На полу остался лежать сам Броди. С деревянной киянкой. Это зрелище почему-то рассмешило софелийца, который во всю сверкал золотым зубом. Льюи же, сначала молча, ведь уже имел дело с подобными "коллекторами", вскоре также разразился смехом. Затем оба резко замолкли - хоть на улице и бушевал ливень, остальные люди, похоже, спали. Тучный Хавьер закинул Броди на плечо, затем усадив на стуле в центре комнаты. Времени было мало. "Он твой. Я соберу вещи. Надо ffycin mynd allan отсюда, пока всех не перебудили." - В спешке сказал Льюи, в то время как Хавьер приступил к свершению вендетты. Хоть рот старика вскоре и был заткнут тряпкой, его то-ли вой, то-ли скулёж был гулко слышен за стенами задрипанной комнатушки. Ещё минута - на стульчике уже было холодное и безжизненное тело. Льюи бегло прошерстил карманы мужчины. Вынув из онемевшего рта жертвы тряпку, он увидел там блеск. Дракоценный металл. Спустя ещё минуту, нагрудный кармашек Льюи пополнился несколькими мятыми дарлингами и парой золотых зубов. Подхватив свой саквояж, на пару с софелийцем они спешно ретировались сначало из самого трактира, а затем - и из города, заплатив первому встретившемуся извозчику за дорогу. Добравшись до портового кабака, мужики бурно отметили. В ход шло всё - пиво, бормотуха, текила, даже ромом не брезговали лыбящаяся двоица. Стало темнеть.
Оба уже были в полнейшем "умате". А ведь целью, по которой они сюда приехали было - смотаться отсюда. Подойдя к первому попавшемуся матросу с известным вопросом, тот отправил обоих к капитану корабля, что сам опрокидывал в себя кружку за кружкой за соседним столом. "Я плыву... в За-ик-анье. Мои... Друзья говорят, там недавно была война. Под воду ушло-... Мно-о-о-го добра. Самого разного. Могу взять Вас с собой, если заплатите. И-и... Поможете достать со дна вся-я-якое!" - В ответ на слова пьяного капитана Льюи со стуком бросил три помятых дарлинга, а затем - высыпал горсть золотых зубов. Капитан, как и его собутыльники, на момент затихли. А затем, все как один, словно чайки, загоготали. Через день корабль отплыл в Заокеанье, под завязку набитый разного рода "искателями добра". В маленькой каюте же, бок о бок ютились три компаньона. Хавьер, Льюи, и ящик текилы...
