Ликантроп [Гару-клиат | Галлиард] Финдли | “Мертвые герои лишаются второго шанса.”

Имена, прозвища и прочее: Финдли, Фин.

OOC Ник: Findl

Раса персонажа: Гару

Возраст: 21 год (21 лет на момент прибытия)

Внешний вид:
Худощавое, но мускулистое тело, ста восьмидесяти сантиметров роста. Часть тела покрыта татуировками синего цвета. Его длинные волосы имеют насыщенный рыжий цвет и всегда заплетены по настроению. Глаза ярко зелёные. Взгляд вечно живой, но сменяется печальными, стеклянным взглядом в моменты, когда того накрывают воспоминания.

Характер:
Веселый и оптимистичный на людях, даже в общении с родичами.
В одиночестве лишь жалеет и стыдится себя за совершенный поступок, боится раскрыть эту сторону перед кем либо, из-за этого старается не подпускать близко к сердцу ни людей, ни гару. Несмотря на это, внутри он остаётся тем самым Финдли, что когда-то пришёл с отцом в каэрн когда-то, который всё ещё цепляется за надежду, но боится её признать.
Но в нём сохранилось стремление защитить тех, кто ему дорог.
Таланты, сильные стороны:
> Идеальная память, подвешенный язык, умение вести переговоры.
> Верность и умение держать слово, что делает его надежным союзником для тех, кто сумел завоевать его доверие.
> Неплохой резчик по кости и дереву.
> В голове хранит множество историй и легенд, и мифов гару и всегда рад поделится этим.
> Обучен дарам породы, архетипа и племени своего ранга.

Слабости, проблемы, уязвимости:
> Пьет до потери сознания, желая утопить в алкоголе прошлое.
> Тяжелое чувство вины, которое мешает действовать в критические моменты, заставляя сомневаться и медлить.
> Склонность к изоляции и недоверию ко всем, кроме сородичей, что затрудняет его взаимодействие с людьми.
> Страх столкнуться с Танцорами Черной Спирали и увидеть повторение кошмара, что иногда приводит к нерешительности.
> Порой действует слишком импульсивно, особенно если ситуация напоминает ему о прошлых трагедиях - сделает всё, чтобы то не повторилось.

Спойлер: Остальное

Привычки:
> Часто во время отдыха садится так, чтобы спиной упираться в стену или дерево, и всегда держит взгляд на потенциальных путях отхода.
> Имеет привычку вглядываться в темноту или прислушиваться к ночным звукам дольше, чем это необходимо - будто ожидает и боится вновь услышать “симфонию бездны”.
> Изредка, в хорошем расположении духа, вырезает разные фигурки из кости и дерева и дарит те людям.

Мечты, желания, цели:
> Найти стаю. Защитить её.
> Отомстить существам Вирма.
> Справится с чувством вины.

Языки:
> Хобский (устный и письменный)
> Амани (устный и письменный)
> Высшая Речь (устная и письменная (глифы))

Племя: Фианна

Порода: Хомид

Архетип: Галлиард

Дух-покровитель: Изначальный

Спойлер: История

Глава 1​

Зимой, когда северные ветра уже пробрались вглубь Стиирканда, а деревни стояли в кольце замёрзших лесов, в маленьком поселении Брингар, на окраине, родился мальчик. Его мать, Мэйри, была дочерью лесоруба и всю жизнь прожила в этих краях. Высокая, с густыми рыжими волосами и глазами цвета зелёного янтаря, она слыла женщиной работящей и весёлой. Люди говорили, что её смех можно было услышать через всю деревню, даже в стуже.
О его отце местные знали мало. Звали его Кайран, рыжеволосый, сильный телом мужчина лет 30, но он появлялся редко. Мэйри говорила, что он торговец, странствующий по дорогам Хобсбурга. Для Финдли же отец был больше легендой, чем человеком: появлялся раз в несколько лет, приносил странные дары - резные костяные флейты, деревянные фигурки зверей, в особенности оленя, от которых пахло то елью, то дубом.
Финдли рос под покровом лесов Брингара. С младенчества он тянулся к звукам: едва научился сидеть, как стучал ложкой о деревянную миску, будто отбивая ритм. К пяти годам он мог намычать много ритмов и мотивов, а как научился складно говорить так полились истории, которые слышал от матери или деревенских старцев, добавляя туда свои выдумки. Это его веселило и… в конце концов деревенские его слушали - тому это нравилось.
Вечерами, когда в крепости гудели печи, а женщины чинили сети или штопали одежду, Финдли забирался ближе к очагу, слушал истории о героях прошлого и о духах леса. Его глаза загорались, когда речь шла о древних битвах, а сердце стучало быстрее, когда упоминались странствия по далёким землям. В моменты радости он вставал и начинал плясать под скрипку деревенского музыканта - так, что даже суровые охотники невольно улыбались.
Он был ребёнком живым и лёгким на подъём. Мог часами следить за работой плотника, задавая десятки вопросов, или исчезнуть в лесу с ребятнёй, чтобы искать птичьи гнёзда и слушать крики сов. Но с каждым годом он чувствовал всё большее желание идти дальше - в лес, будто там его что-то ждёт.
Своей матери он помогал без лишних слов - приносил дрова, носил воду, кормил кур.
К семи годам Финдли уже знал каждую тропинку близь Брингара. Он мог пройти через дубовую опушку, найти старый колодец и вернуться домой с полными руками ягод. Далеко его никто не пускал в таком возрасте, но позволяли ходить там, где уже он был со взрослыми. Но куда сильнее его тянуло к людям - к их песням, сказкам и шумным застольям.

В те годы, в Брингар стали чаще приезжать караваны. Торговцы с лентами, пряностями и добрым вином, ремесленники с острыми топорами и железными котлами. С самого детства в доме Мэйри звучала смесь языков. Старики и охотники между собой говорили на хобсбургском - певучем, что изобилует глухими и мягкими звуками. На нём рассказывали сказки, пели баллады и ругались, когда плотник бил себе по пальцу. Этот язык был для Финдли родным.
Но жизнь в Стиирканде, особенно в Брингаре, всегда была связана с дорогой. Через деревню шли караваны, и каждый приезжий говорил на своём - купцы, наёмники, странствующие ремесленники. Среди них чаще всего звучал амани - общий язык Хобсбурга и соседних земель. Он был куда более прямым и чётким, большое количество шипящих, а гласные не сильно выражаются на фоне чёткого произношения согласных. Сначала Финдли просто подслушивал, ловил знакомые слова и повторял их тихо себе под нос. К десяти лет он уже мог сносно объясниться на амани.
В один из таких дней в деревню пришёл и его отец. Кайран появился без предупреждения, как обычно, и задержался всего на пару вечеров. Он принес сыну кожаный мешочек с костяными игральными кубиками и пару фигурок оленя из дерева, на гранях игральных костей были вырезаны странные символы. Финдли спрашивал, что они значат, но отец только улыбался и сказал:
- Быть может, ты узнаешь, Финдли.
После его ухода мальчик ещё долго вертел кубики в руках, будто надеясь, что они подскажут ответы на вопросы, которые он пока не умел правильно сформулировать.
В деревне Финдли начал помогать старому музыканту Эйону, который играл на кривой скрипке и рассказывал истории под хмель. Эйон учил его не только мелодиям, но и тому, как складывать слова так, чтобы слушатель видел образы в своей голове.

Так он и жил, окруженный заботой Матери. Раз в несколько лет видев отца. Ближе к десяти годам, он, с другими мальчишками отправлялись в лес, в чащу, в тайне ото всех. Хоть по началу это было боязно, но Финдли, в отличии от деревенских довольно быстро проникся звуками и жизнью леса. Там он впервые ощутил странную лёгкость, когда ступал по мху и сухим веткам, почти не издавая звука. Иногда он замирал, прислушиваясь к шорохам, иногда же шёл уверенно, словно вернулся домой.
В одиннадцать лет с ним произошла история, которую в деревне потом пересказывали с улыбкой. Во время летней ярмарки Финдли тайком пробрался на подмостки, где танцевали девушки и парни из соседнего селения, и умудрился вплести в их хоровод свои движения. Никто не стал его гнать - он танцевал так, будто родился для этого, да и весело то было.
Но вместе с лёгкостью росла и его беспокойная натура. Иногда он исчезал на целый день в лесу, возвращался усталый, но довольный. Иногда, когда ссоры в деревне заходили слишком далеко, в его голосе появлялась хриплая сила, заставлявшая порой и взрослых шугатся. Это пугало Мэйри, хотя она и не показывала этого.

К двенадцати годам Финдли уже был мальчишкой, которого знала добрая половина деревни, если не все. Его любили за живость и язык, но иногда сторонились из-за этой странной, неуловимой тени в глазах. Сам он пока считал, что просто хочет «увидеть больше, чем Брингар может показать».
К тринадцати годам Финдли стал высоким, жилистым парнем с внимательными зелёными глазами. Его лёгкость в словах и движениях уже превратилась в уверенность, а слух и память сделали его любимцем на деревенских праздниках. Но вместе с этим в нём появилось что-то, что тревожило мать: порой он уходил в лес один и возвращался слишком уж поздно, будто не замечая времени.
Примерно в эти же года Финдли отдали в подмастерье охотнику, он стал сопровождать егерей, разделывать туши, готовить шкуры к продаже и, словом, практически всё.
К четырнадцати он стал ловким рассказчиком. На ярмарках он нередко вставал на бочку и начинал рассказывать истории - сначала о старых битвах, которые рассказывали старики, потом выдуманные им самим. Иногда слушатели смеялись, иногда - замирали и опускали глаза в печали.
В это же время, в моменты скуки, начинает вырезать из дерева разные игрушки, сначала получалось что-то несуразное, бесформенное, но в воображении ребёнка то были хорошие игрушки. Да и другим детям помладше они нравились.
В том же году он впервые всерьёз подрался. Причиной стала девчонка из соседней деревни, за которой пытался грубо приударить сын местного корчмаря. Финдли встал между ними, и схватка закончилась тем, что противник оказался на земле, а его нос был разбит. Те, кто видел драку, говорили, что Финдли уж очень хороший боец для обычного подростка.
В пятнадцать лет он начал осознавать, что время в Брингаре тянется иначе для него, чем для других. Друзья уже думали о ремесле, земле и семье, а он чувствовал, что всё это - слишком тесно. Его тянуло к дороге, к далёким местам, о которых он слышал в историях караванщиков. Иногда он ловил себя на том, что сдерживает желание сорваться и бежать - без причины, просто в сторону горизонта.
И всё же он оставался в деревне ради матери и ради песен, которые здесь всегда находили слушателей. Но в его снах уже появлялись тени, рёв и запах крови, которых он не мог объяснить.

Глава 2​

То был голодный год, зима пришла рано. Снег лёг на крыши Брингара ещё до конца осени, а холод пробрался в дома так, что даже утеплённые стены дома не могли спасти от мороза. Мэйри всё чаще жаловалась на усталость, но продолжала работать, как и всегда - кормила птицу, носила воду, штопала одежду. Финдли помогал ей, но большую часть дня проводил с егерями, учась выслеживать зверя и читать следы на снегу.
Вечером, когда уже стемнело, он вернулся с охоты и увидел, что дверь их дома приоткрыта. Сначала он подумал, что мать просто не закрыла её из-за ведра с водой, но шагнув внутрь - замер. В комнате всё было перевёрнуто, вещи валялись на полу, а запах... чужой, тяжёлый, с примесью железа, ударил в нос.
Внутри всё было перевёрнуто. Всё было перевернуто, сундучок в котором мать хранила несколько серебряных монет, стоял распахнутым и пустым. На полках, где когда-то были соленья и вяленое мясо, было пусто. На полу - следы сапог, вытоптанные в снегу, принесенным с улицы.
Он нашёл её у стены. Мэйри лежала без движения, с застывшим взглядом, который уже не мог узнать сына. Она была мертва.

Он опустился на колени, коснулся её руки - холодной, как камень. В груди что-то треснуло, и трещина заполнилась огнем. Он поднялся, обернулся, и взгляд зацепился за следы - они вели прочь из деревни, к лесу.
Что-то оборвалось в груди. Всё вокруг померкло. Мир сузился до звука собственного дыхания, которое становилось всё глубже и хриплее.
В следующий миг боль и ярость захлестнули его, как ледяная вода. Он рухнул на колени, но не упал - мышцы напряглись, кости будто начали ломаться изнутри, кожа горела. В ушах стоял глухой рёв, а зрение стало острым, как у хищника. Он уже почти не видел себя человеком - только зверем, готовым рвать и крушить.
Он вырвался на улицу, забыв о холоде. Каждый след в снегу казался ему таким же ярким, как кровь на белом полотне. Его дыхание стало резким, словно волче.
Шаг за шагом он ускорялся. Сначала просто бежал, потом - почти летел над снегом, слыша, как сердце бьётся в висках. Перед глазами стояли лица убийц, которых он даже не видел, но уже знал, что узнает, когда догонит.
И тут перед ним возник силуэт. Высокий, широкоплечий, с капюшоном, отбрасывающим тень на лицо. Финдли рванул вперёд, готовый разорвать его и сожрать, но рука мужчины вцепилась в его плечо с силой, от которой остановилось всё тело.
- Стой, - сказал он. Голос был низким, властным, и в нём звучало что-то, что задело зверя внутри Финдли так же, как и разум. - Это твоя первая Луна, мальчик. Не дай ярости убить того, кем ты должен стать.
Финдли зарычал, пытаясь вырваться вперёд, но отец схватил его. Сила в этом хвате была нечеловеческой.
- Литания, - продолжал Кайран, - ты ещё не знаешь её слов, но услышишь сейчас: Не вкушай плоти людей;. Эти - люди. Мерзавцы, да. Но если перебьешь их всех, ты лишь укрепишь Вирма.
- Они убили её! - выдохнул Финдли, и голос его сорвался на рык, тянувшись к когтями к отцу, чтобы разорвать ему лицо.
- Я знаю, - твёрдо ответил Кайран. - И они получат своё. Но не сегодня, и не от твоих клыков. Ты - пойдешь со мной. - Медленно и он менялся, он принимал форму кринос, понимая, что словами успокоить сердце Финдли сейчас не сможет. Их взгляды встретились - и в следующий миг он отпустил Финдли, попробуем по другому.
Когти вгрызались в мясо, зубы царапали кость под мышцами. Финдли, ослеплённый яростью, бросался вновь и вновь, не думая о защите, - только о том, чтобы прорвать, уничтожить. Но отец, опытный и холодный, уклонялся, встречал каждый удар с неумолимой силой. Удар лапой - и Финдли сбит с ног. Порыв - и челюсти сомкнулись на его плече, разрывая мышцы.
Он рвался вырваться, но тело уже не слушалось. Мгновение - и стальной захват вдавил его в землю. Отец рычал прямо в лицо, прижимая сына, а затем оттолкнул, словно отбрасывая щенка, и сделал шаг назад. Финдли лежал, хрипя, в своей крови - поверженный не только силой, но и горьким осознанием своей слабости, беспомощности и обидой на отца за украденную месть.
Отец развернул его лицом к деревне. Финдли сопротивлялся, но хватка была железной. Рёв в ушах постепенно стихал, дыхание становилось ровнее. И они пошли - в деревню.
Дом Мэйри был на окраине. Снег, выпавший ночью, укрыл следы той беды, что случилась, но не мог укрыть её последствий. Тело Мэйри лежало на том же месте. Финдли подошёл первым. Он присел рядом, осторожно откинул полотно и увидел её лицо - уже спокойное, словно она просто спала.
Отец встал позади него, молчал долго, а потом снял с плеча странный инструмент - что-то среднее между арфой и лютней, украшенное резьбой и старыми символами. Сев на лавку, он провёл пальцами по струнам. Песня была на хобском. Слова отзывались в груди Финдли. Это была песнь прощания, но в ней не было пустой скорби: в каждом куплете звучала память и обещание, что имя Мэйри останется в его сердце.После того как последняя нота затихла, Кайран встал и кивнул сыну:
- Пора. Здесь у тебя больше нет дома.
Они похоронили Мэйри за деревней, на склоне, где весной всегда цвели фиалки, а сейчас лишь был снег. Кайран насыпал холм камнями, чтобы звери не тронули землю, а затем, не оборачиваясь, пошёл прочь.
Финдли шёл за ним, чувствуя, как каждый шаг уводит его всё дальше от прошлого. Лес принял их тенью и ветром, а впереди была только дорога и отец, который вдруг начал говорить:
- Литания - это наш закон. Гару не убивают людей без нужды. Запомни. Мы - охотники на тех, кто рвёт мир, но не на сам мир. Даже если люди убили твою мать, это не даёт тебе права рвать их, как волк овец. Мы - стражи, а не палачи. А те люди получат своё… скоро.
Финдли молчал, но… так и не простит отцу этого. Что бы тот не говорил. Они пошли на север, к самым глухим чащам Стиирканда. Два дня пути Лес становился старше и темнее, воздух - гуще, и вскоре Финдли почувствовал странное давление, будто что-то невидимое следит за каждым шагом. Между вековыми дубами открылась поляна, где каменные глыбы образовывали полукруг, а в центре горел костер, дающий не только тепло, но и мягкое, чуть золотистое свечение.
- Это каэрн, - сказал Кайран. - Сердце нашей земли.
Вокруг костра сидели и стояли другие Гару, в основном в человеческом облике, но в каждом чувствовалась скрытая мощь. Кто-то тихо разговаривал, кто-то вытачивал фигурки из дерева, а у камня, прислонившись к нему, молодой мужчина тихо играл на флейте, наполняя воздух веселой мелодией.
Кайран шагнул вперёд:
- Это твой новый дом. Это - твои братья и сёстры. И теперь твой путь начинается здесь.
Первым их заметил высокий рыжебородый Гару в человеческом облике, с глазами цвета морской волны. Он вскочил с места, хлопнул Кайрана по плечу и громко крикнул:
- Глядите-ка! Кайран привёл щенка!
Слово «щенок» вызвало дружный смех у костра.
Финдли почувствовал, как в груди поднимается волна ярости, но Кайран лишь покосился на него и тихо сказал:
- Первое, чему ты здесь научишься - ярость не для братьев. Сохрани её для врагов.
У костра его встретили шумно. Кому-то захотелось пожать руку, кто-то - похлопать по спине так, что Финдли чуть не потерял равновесие. Женщина с косой до пояса, в кожаной жилетке, протянула ему кубок:
- Пей. Здесь у нас сначала пьют и слушают, потом спрашивают.
Вино было терпким, густым, с привкусом мёда и горечи дубовой коры. Оно обожгло горло, но согрело изнутри так, что в голове стало легко и опасно приятно.
Потом Кайран отвёл его в сторону, к камню с вырезанным символом Оленя. Линии рогов уходили в сплетение узоров, похожих на корни и ветви одновременно.
- Олень - наш Тотем, - сказал отец. - Он бежит навстречу своей гибели, потому что за ним гонится смерть, но он всё же бежит гордо. Так и мы: знаем, что Последний Бой придёт, и всё же пьём, любим и поём до хрипоты.
В ту ночь над лесом висела яркая луна, почти полная, с серебристым светом, пронизывающим тёмные ветви. Утром глава Каэрна, вместе с другими гару, оглядели Финдли и узнали у отца о том, под какой луной родился щенок.
Раздались одобрительные возгласы и смешки, но все понимали важность момента. В племени уделяли особое внимание тому, под какой луной появился щенок - ведь лунное рождение предопределяло склонности и силу каждого гару.
- Финдли, - продолжал Кайран, - ты не просто щенок. Ты - Галлиард. Тот, кто рассказывает истории, которые пробуждают сердца и разжигают огонь в битве. Ты будешь учиться, запоминать, рассказывать и петь. А он был и не против.
Так начался его путь.

Глава 3​

Первые дни в каэрне были погружением в старинные традиции. Бранвен - мудрая галлиард с глубоким голосом и глазами изумрудного цвета, - стала его наставницей. Она учила его основам Литании - живого свода правил и обетов, которые держали воедино их племя и весь мир гару.
- Литания - это не просто запреты… - говорила она, - Для сохранения старых путей, Гару создали Литанию, величественную старинную песню, что вобрала в себя традиции, установления и законы нашего народа.
Финдли изучал законы постепенно: да не возляжет родич с родичем, не вкушай плоти людей, Вуаль не должна быть нарушена, не навлекай на Каэрн беды…
Слушая рассказы старших галлиардов, Финдли проникался историей своего племени - легендами о героических битвах, о крови, пролитой ради дома, и о боли, которую несли потомки. Он учился различать не только слова, но и эмоции, стоящие за ними: гордость, скорбь, ненависть и надежду.
Жизнь в каэрне постепенно затягивала Финдли. Большую часть дней он проводил в слушании рассказов и изучении преданий, будто впитывая каждое слово.
Его наставница Бранвен часто повторяла:
- Любая история - это живая река. Как галлиард, ты должен уметь нырять в её глубины и не бояться бурь.

Вместе с тем Финдли не избежал и физических испытаний. Каждый день начинался с упражнений - бег по лесным тропам, лазанье по скалам, отработка ловкости и силы. Среди товарищей, с которыми он тренировался, особенно выделялись два - Риан, крепкий и рассудительный юноша, и Лианна, быстрая и остроумная девушка.
Риан быстро стал для Финдли старшим другом, помогая не только в тренировках, но и давая советы, как вести себя среди взрослых гару. Лианна же, напротив, была соревновательной и часто подзадоривала Финдли, подстёгивая его не останавливаться на месте.
- Ты слишком много думаешь, - говорила она, ухмыляясь после очередного проигрыша в бою.
Несмотря на новых друзей и тренировки, Финдли оставался в первую очередь учеником слов. Вечерами у костра собирались множество гару, чтобы слушать старые баллады, иногда уже забытые другими племенами. Именно в таких вечерах он впервые услышал ту легенду, которая откликнулась в сердце Финдли более других.
Финдли тянулся к сложным текстам: баллады Потомков Вальдра о холодных долинах, веселые песни Фианна, песни Белых Завывателей, полные горечи и печали. Вечер в каэрне был полон шёпота ветра и тихих звуков ночной жизни. Огонь в центральном круге плясал, отбрасывая на лица сидящих у него волков то тёплое золото, то резкие тени. Финдли сидел чуть в стороне, стараясь не привлекать внимания, но слух его ловил каждое слово.

Галлиард Бранвен рассказывала легенду - не как рассказчик у костра, а будто свидетель, говорящий о пережитом. Голос её был хриплым, но в нём звучала сталь и печаль. Это была история Белых Плакальщиков - гордого племени, что стояло на страже Гаи, пока отчаяние не завело их в глубины Черной Спирали.
Финдли слушал, и в груди его нарастало странное чувство - не просто сочувствие или уважение, а болезненная близость. Слова о гордыне, об утрате дома, о бегстве немногих верных резали острее ножа. Он слишком хорошо понимал, как болезненно потерять всё вмиг.
- Некоторые ушли, - говорила Бранвен, и глаза её блеснули в свете огня. - Те, кто сохранил верность Луне, рассеялись, скрывая имя племени, но не забыв свою суть. Они несли свой дар и свою боль через годы, не позволяя Вирму забрать больше, чем он уже взял.

Глава 4​

После нескольких месяцев тренировок и подготовок, прослушиваний легенд и песен у костра пришло время… В несколько дней ему и другим щенкам предстояли испытания. Испытания следовали одно за другим: короткие проверки силы, ловкости, памяти. Финдли прошёл их, не задерживаясь в мыслях - знал, что всё это лишь прелюдия. Главное испытание для галлиарда было иным. Ему предстояло произнести поэму, достойную Луны и племени. Не просто набор красивых слов, а живое дыхание истории, которое сохранит её. Он был готов, за несколько недель до испытания Финдли, задавал вопросы, заставляя уточнять каждую деталь легенд и событий, что он собирался воспеть. Он записывал услышанное, подчеркивал важные моменты. Иногда спорил, иногда молчал, вслушиваясь в чужие голоса, всё чаще и чаще он уходил подальше от каэрна, чтобы просто подумать, как лучше и точнее передать трагедию и всю тоску по когда-то великому племени гару. В ночь перед испытанием он сидел у одинокого костра, проговаривая строки вслух, пока они не начинали звучать, как родившиеся в нём самом, а не просто заученные. Он разбирал каждое слово, менял ритм, искал тот единственный оттенок голоса, что сможет и пронзить, и удержать.
Временами ему казалось, что он тонет в этих строках - но вместе с этим он чувствовал, как в нём рождается новая сила. Не когти и клыки, а сила, что способна будоражить сердца.
В назначенный день весь каэрн собрался вокруг большого огня - старейшина, аруны, теурги и галлиарды. Финдли вышел на середину круга, сердце его билось громко, но голос был твёрд и ясен.
Он начал с первых строк, передавая не только слова, но и всю боль, гордость и горечь падения Белых Плакальщиков. Его поэма взмывала и падала, словно волны - то тихая скорбь, то яростный упрёк.
Старейшины слушали молча, глаза их были наполнены тяжёлой мудростью. Когда Финдли закончил, наступила тишина - глубокая, словно лес, затаившийся перед бурей.
Один из старших галлиардов поднялся и тихо произнёс:
- Ты словно видел их боль, прочувствовал их падение. Их память теперь и твоя. Несёшь их в сердце, и это даёт тебе право называться одним из нас.
Галлиарды тихо кивнули. Испытание завершилось - Финдли принят. Но вместе с почётом пришла и новая ответственность - помнить, хранить и рассказывать их историю, не давая ей погибнуть вновь. Так он прошёл обряд перехода. Сразу после празднества, Финдли попросил знакомого гару набить тому тату по случаю прохождения им испытания.

С семнадцати до деветнацати лет Финдли продолжал своё обучение в каэрне. Целые два он посвятил освоению базовых даров и знаний, которые положены каждому галлиарду уровня клиата, а также обучался дарам своей породы и архетипа. В это же время он изучил и высшую речь. Старшие назначали ему разные испытания: тренировки с опытными клиатами, изучение эпосов и сочинение собственных песен.
Жизнь текла своим чередом, казалось что Финдли занял своё место в жизни Каэрна. Он быстро находил себе дела в каэрне:
Финдли рано понял, что его роль не ограничивается только боем или песнями. Умение слушать, понимать чужие взгляды и находить общий язык стало важной частью его пути. Он нередко сопровождал старших в переговоры с соседними племенами, слушался, учился и запомнил.. Он учился у мудрых галлиардов, наблюдая за тонкостями речей и жестов. На переговорах Финдли подмечал их манеры и особенности в ведении переговоров.
Однажды, во время сложного спора с воинами Теневых владык, его спокойствие и умение найти нужное слово помогли предотвратить лишние споры и конфликты. Многие были удивленны тому, что совсем недавний щенок, разрешил спор.
Однако и в бою он показал себя.
Стииркандские леса были полны опасностей - не только диких зверей, но и угроз со стороны вирма и врагов племени. Финдли регулярно отправлялся в разведку с другими гару, чтобы выявлять признаки движения чужаков или изменений в духах леса.
Однажды, во время дежурства на границе владений, Финдли учуял непривычный запах. Вместе с другим опытным клиатом он осторожно приближался, обнаружив небольшую группу странных извращенных существ, порождений вирма, готовившихся, видимо, к нападению на каэрн или просто проходя по землям гару. Они, так как были ещё клиатами, не напали на тех, а благоразумно быстро и скрытно ушли в каэрн - предупредить. Благодаря их своевременному сигналу и подготовке к нападению, атака была отбита с минимальными потерями.
Жизнь племени была наполнена не только битвами и испытаниями, но и праздниками - время от времени наступали дни, когда вся община собиралась для песен, плясок и священных обрядов. Финдли был одним из многих исполнителей на таких гуляниях. Его голос наполнял лес, вызывая у слушателей чувства радости, скорби и единства. Он участвовал в ритуалах, поднимая дух и объединяя сердца как и другие галлиарда. Особое значение имел праздник лунного равноденствия, когда вся племя собиралась вокруг лунного колодца. В эти ночи Финдли исполнял древние песни, воздавая честь тотему Оленя. Пляски сопровождали эти песни, и Финдли умел вести их так, что даже самые скрытные и замкнутые гару раскрывались, хотя таких в племени Фианна было меньшинство, отдаваясь музыке и танцам.
Эти моменты были необходимы для сохранения целостности и силы племени, а для Финдли - возможностью быть частью чего-то большего, чем он сам.

Глава 5​

То была самая обычная ночь. Всё началось стремительно, без предупреждения и без долгих приготовлений - словно сама тьма сорвалась с цепи. Из леса ворвались фигуры, покрытые шрамами и странными, искажёнными узорами на коже. Их глаза горели зелёным светом, а движения были такими рваными и дикими, что казались неестественными даже для гару. Не было кличей к войне - только жуткий, режущий слух вой, переходящий в хриплое завывание и вопли.
Эти вопли несли в себе что-то неправильное, отталкивающее. Словно кто-то разом попытался спеть и закричать, а потом утопил мелодию в хаосе боли и ненависти. Каждый звук бил в кости, вызывал холодный пот на коже. Финдли, как и остальные, сначала подумал, что это всего лишь устрашающий клич врагов - пока не заметил, что некоторые из молодых гару теряют концентрацию, хватаются за уши, начинают двигаться так, будто пытаются сбежать от самого звука.
Бой был беспорядочным. Никакой обороны, только хаотичные схватки, вспышки когтей и брызги крови. Финдли рванулся в гущу, пытаясь прикрыть тех, кто был слабее, но всё менялось каждую секунду. Он видел, как падают двое из его друзей, их тела искажает последний спазм, а крик рвётся из горла и тут же обрывается. Один из Танцоров, высокий, с выкрученными суставами, как у насекомого, перехватил его взгляд и шагнул вперёд, воя при этом - в том вое Финдли почти услышал собственную смерть.
Внутри всё сжалось. Он не думал - только рванулся прочь, сбивая кого-то плечом, ныряя между дерущимися, избегая удара когтей, и вырвался за пределы поля боя. Позади вой и крики переплетались, сливаясь в ту самую "Симфонию бездны", которая теперь навсегда застрянет в его памяти. Он бежал долго до тех пор, пока не начал задыхаться, пока сердце не грозило вырваться из груди гару.

Финдли после побега из каэрна оказался в состоянии, близком к полной внутренней пустоте. Сначала им двигал чистый инстинкт - как можно дальше уйти от жутких криков и искажённых голосов, что продолжали звенеть у него в голове, словно они впились в череп когтями. Каждый шаг прочь от места бойни казался предательством, но остановиться он не мог: ноги не слушались, сердце гнало его всё дальше.
Когда первый шок стал спадать, в сознании поселились два чувства - страх и стыд. Страх не был обычным животным ужасом перед врагом; он был искажённым, липким, словно пропитанным зловонием Вирма. Финдли не мог перестать представлять, что ждёт его за горизонтом, если он осмелится приблизиться к другому каэрну. Ему чудилось, что он вновь услышит ту самую «Симфонию бездны» - не издалека, а прямо за спиной, что каждый шаг в сторону других племён приведёт его к картине, где Танцоры уже празднуют победу, а тела павших лежат в грязи, как это было дома. Также он до ужаса боялся, что за ним все ещё охотятся, что они идут по его следам и придя в другой каэрн, он лишь навлечет на тот смерть.
Стыд был ещё тяжелее. Финдли убеждал себя, что он сделал всё, что мог, и его смерть не спасла бы каэрн. Но память о том, как он развернулся и бросил товарищей, как перестал сражаться, чтобы спасти собственную шкуру, жгла его без конца. Он чувствовал, что любое племя, к которому он придет, сразу прочитает в нём этот позор. И что ещё хуже - так это мысль, что он действительно виновен, но в другом: если бы он не сбежал, если бы продолжал биться до конца, возможно, хоть кто-то остался бы жив.
Уходя всё дальше и дальше от знакомых земель, в далекие края, он оправдывал это тем, что где-то вдалеке он найдёт способ искупить вину… но на самом деле бежал от возможности снова увидеть тот же кошмар - и от взглядов, в которых могло бы отразиться осуждение. Он решил покинуть земли Хобсбурга насовсем. Решив отправился к ближайшему порту, там нанялся на корабль моряком, отплыл к новому, неизведанному пока, материку, который назвали “Пределом”.

 

[AzalNekras]

Чухать пузико можно?

 

[Guild of Curse]

- Доброго времени суток, раздел ознакомился с вашим топиком и готов вынести вердикт.

Спойлер

Присутствуют мелкие нарекания, но в остальном всё хорошо.

​

 

[Aveltsov1D]

- Доброго времени суток, раздел ознакомился с вашим топиком и готов вынести вердикт.

Спойлер

Присутствуют мелкие нарекания, но в остальном всё хорошо.

​

Использовал арты из корника -} пельменю понравилось = одобра

 

[AzalNekras]

Использовал арты из корника -} пельменю понравилось = одобра

Использовал арты из корника => био нет => Всё ровно одобра, потому что арты из корника